– Зато разрядил обстановку. Видел бы ты себя… – вздохнул ганзеец.
– И никак от этого ощущения не избавиться?
– Противостоять всему можно, Тимур. От страха тоннеля гарантированно спасает хорошая компания. Видно, потому ты и дошел до Москвы, не трясясь постоянно от ужаса. Хотя что-то ты явно чувствовал, даже не осознавая, – просто так подобные сны не снятся. Опять же, психику следует тренировать. Я видел людей, которые из тоннелей седыми выходили и отказывались впредь покидать станцию даже в составе многочисленной группы. Поспрашивай народ у костров – только честный, не живущий разбоем, – они тебе такое поведают о призраках, в тоннеле обитающих, пришельцах из космоса, даже о невидимых наблюдателях.
– А вы как считаете?
– Человеческий мозг, – Немчинов постучал себя по лбу, – та еще терра инкогнита. Слышал же выражение: горе от ума? Наверное, и с Грибоедовым знаком?
– Читать приходилось, – не стал отрицать Тим. А смысл теперь врать и скрытничать? Немчинов не столько выяснил, сколько давно догадался обо всем. Единственное, чего он еще не добился, – указания местонахождения поселка. И то лишь потому, что Тим по-прежнему не помнил, откуда пришел.
– Ну так вот. В отсутствие информации – а в пустом тоннеле, кроме тишины, пустоты и мрака, нет ничего – человеческому мозгу становится скучно. И принимается он самостоятельно развлекаться, причем иной раз накручивает себя до галлюцинаций и неврозов. И здесь уже все от человека зависит. Те, у кого психика железная, способны и в одиночестве по тоннелям гулять, даже утверждают, будто мгла – живая и испытывает к ним дружеское расположение. Другие музыку тоннелей слушают. Третьи напевают, чаще про себя, но самые умные вслух: мозг-то, прокручивая мелодию, необъективен. Знаешь ты, например, что песня длится пять минут, а промотать мысленно можешь за три или растянуть до семи. Губы и голос не ошибаются. Опять же, знаешь точно, сколько времени прошло – тоже, скажу, в тоннеле вещь немаловажная. Ты встать когда планируешь?
– А мне разве есть куда идти? – вопросом на вопрос ответил Тим.
Немчинов хитро прищурился и заявил:
– Ты встань, а там видно будет.
Глава 10
Более всего подземный ганзейский транспорт, отданный на нужды службы безопасности в личное пользование Немчинова, напоминал старинную карету или не менее древний автомобиль, некогда звавшийся самоходной телегой. Колеса располагались под недлинной – всего в три шага – платформой. По ее периметру вздымались оцинкованные борта, покрытые темно-серой краской. Направленный на них луч фонаря растекался по корпусу, почти не давая отблесков. Спереди располагалась мощная фара диаметром сантиметров двадцать, над стойками – толстыми, гнутыми, железными столбами, образующими своеобразную крышу и пересекающимися крест-накрест, – крепился прожектор выдающихся размеров. Еще одна фара находилась сзади и в случае необходимости слепила преследователей.
На «экскурсию», как называл Немчинов предстоящее путешествие, они отправились не в одиночестве. Кроме Тима, ганзеец взял с собой двух огромных бойцов, выглядевших настолько необычно, что нет-нет, да приходила в голову мысль об уровне галлюциногена в грибах, плававших в сегодняшнем супе.
Один – рыжий, коротко стриженный, кареглазый, с бородой и усами ярко-чернильного оттенка. Второй – с серыми глазами и практически абсолютно лысый. Лишь на макушке имелись каштанового цвета волосы, отросшие до самых плеч. Их боец заплел в тонкую косу и закрепил голубой ленточкой в алую крапинку.
Тим размышлял, специально ли Немчинов выискал среди похожих друг на друга, словно братья-близнецы, рядовых ганзейцев настолько выделяющихся парней с яркой, вызывающей внешностью. Мысленно он решил звать одного Тараканом – уж слишком хитрая физиономия, да и оттенок волос намекает: что на голове, что на бороде. Второго – Индейцем.
Водитель или машинист, исполняющий скорее всего и обязанности техника, сидел на скамье впереди, возле приборной панели с несколькими кнопками и рычагами. Более всего Тима удивило наличие внушительного, оплетенного светлым жгутом руля, ведь дрезина – не автомобиль, ею рулить без надобности, все равно по рельсам едет.
– А там, где рельс нету, своим ходом перемещается, – ловко прочитав его мысли, ответил машинист. В кожаной кепке и куртке, топорщившихся на коленях штанах он смотрелся странно и, пожалуй, забавно.
– По поверхности? – удивился Тим еще больше.
– Скажешь тоже, – хмыкнул Таракан. – В городе наверху при желании кое-что посущественнее отыщется. Но мало ли злыдни какие-нибудь железнодорожное полотно повредят или вовсе растащат на хибары или по иным нуждам. А мы все равно проедем.
– И возмездие учиним, – добавил Индеец, покрутив на пальце свою косичку.
Немчинов усмехнулся, и бойцы немедленно замолчали.
Зато тирадой разразился машинист, подобострастно заглядывая в глаза начальству:
– Вы уж простите, Олег Николаевич, но я уже задолбался с этой развалюхой колупаться. Из нее железок ржавых торчит – джинсо́в не напасешься. Я под ней чаще оказываюсь, чем под Нюркой своей.
Один из конвоиров – Тим не стал оборачиваться, а потому не определил, кто именно, – сдавленно хрюкнул.
«Почетный эскорт» – так назвал их, наверняка в шутку, Немчинов. Ничего почетного Тим в своей охране не видел точно и до последнего не понимал, зачем его вообще куда-то везут. На все задаваемые вопросы Немчинов отшучивался, при этом не повторялся ни разу, выдавая версии одна другой фантастичнее.
Зато парень не смог отказать себе в удовольствии вволю поглазеть на быт ганзейцев. Когда его тащили сюда, было не до изучения обстановки. А потом его приютил у себя в кабинете Немчинов, еду и питье приносили и уносили немногословные подчиненные, удобства и даже душевая скрывались за узкой дверью, покрытой белой матовой краской, со вставленным в верхней части зеленым полупрозрачным стеклом.
Тим не мог не только выяснить, где находится, но и узнать, сколько ганзейцев располагается здесь. Их могло оказаться как всего с десяток, так и целый гарнизон. Одно он понял точно: они обретаются не на станции, а то ли в каком-то ответвлении тоннеля, то ли вовсе в отдельном бункере, имеющем выход в жилую часть остального метрополитена. И скорее всего, рядом с Кольцевой линией.
Сразу за дверью кабинета Немчинова и по совместительству – палаты Тима начинался узкий низкий коридор, выкрашенный бежевого оттенка эмалью и потому не создающий гнетущего впечатления. Двух тусклых лампочек в его начале и в конце вполне хватало для полноценного освещения. По обе его стороны были двери из светлого дерева с металлической инкрустацией и круглыми ручками.
«Из «Леруа Мерлен» специально для меня принесли, – непонятно похвастался Немчинов, затем, сообразив, что Тиму эти слова ничего не объясняют, закатил глаза, тяжело вздохнул и, указав на железную панель в конце коридора, сказал: – Вечно забываю о твоей необыкновенности».
Само собой, врал: о том, что Тим прибыл из неизвестного далека, Немчинов не забывал ни на секунду, а сейчас наверняка проверял еще раз.
Одна из дверей оказалась приоткрытой. Взгляд выхватил заставленные коробками стеллажи и держатели с дулами ружей и автоматов, расположенных в ряд. В углу притаилось железное громоздкое чудище, кажется, принесенное в оружейную смеха ради, – ручной пулемет начала двадцатого века.
«Из музея наверху, – со странной гордостью в голосе заявил Немчинов, проследив за его взглядом. – Между прочим, в отличном состоянии: надо будет – всех врагов в капусту покрошит».
Тим предпочел промолчать.
Из двери напротив вышла симпатичная светловолосая и сероглазая девушка в строгой блузке терракотового цвета и темно-зеленой прямой юбке длиной до колен. Маленький черный галстучек приподнимался, лежа на выдающейся груди. Она вежливо поздоровалась с Немчиновым, окинула слегка высокомерным взглядом конвоиров и удивительно благосклонным – Тима, тепло улыбнулась ему и пошла куда-то по своим делам.
Послышались торопливые шаги, но неизвестный не догнал их, а юркнул куда-то влево. Оттуда донесся приглушенный смех, шепот и стук кружек. Похоже, в бункере (Тим решил именно так называть это место) не просто несли службу, а жили, не чуждаясь обычных человеческих радостей. И Немчинов не имел ничего против, как ни хотелось бы верить в обратное. По мнению Тима, тот держался даже излишне панибратски со своими подчиненными. Колодезов, например, в общественных гулянках участия не принимал.
– У Димки Чарых сын родился, Олег Николаевич, – вполголоса проинформировал Таракан.
– Хорошо, – кивнул Немчинов. – Как Людмила? Здорова? А малыш?
– Вроде норма. Празднуют.
– Тоже неплохо, – усмехнулся Немчинов. – Когда в нерабочее время, не имею ничего против.
Из следующей двери пахнуло паром и запахом еды – никак иначе Тим не сумел бы охарактеризовать ворвавшиеся в коридор ароматы. Он смирился со вкусом здешней стряпни, находил ее сытной и неплохой (на пленнике не экономили; во всяком случае, Немчинов питался тем же), но не научился определять ингредиенты. В поселке не содержали свиней – слишком хлопотно, зато кур разводили. Несушки вполне обеспечивали нужды в белке. В метрополитене, наоборот, употребляли в основном мясо. Свинина казалась слишком жирной и тяжелой для желудка, приправы и грибы также отличались от тех, к которым привык Тим.
– Раис! – Немчинов слегка повысил голос, и из-за двери немедленно вынырнула дородная светловолосая раскрасневшаяся женщина в белом колпаке и халате.
– Чарых и его орлам принеси чего пожевать, а то знаю я этих героев: в ратной битве с зеленым змием всегда побеждает последний. Завтра все десятеро головой страдать станут и смотреть жалостливо.
– Ух, я им!.. – начала было женщина.
– Не стоит: повод больно хорош. Однако если празднование затянется, примешь меры, – прервал ее Немчинов и, не дожидаясь заверений в том, что все непременно будет сделано в лучшем виде, пошел дальше.