– Геенне, – поправил он. – Гиена – животное, питающееся падалью, совсем как ты.
Каннибал отшатнулся, подавшись назад, не удержался, плюхнулся, широко разбросав ноги в стороны, продемонстрировав наготу, и тоненько, противно заскулил. К сожалению, в себя он пришел быстро, встал на колени и потянулся к топору, который успел выронить.
– И не тряси у меня перед носом причиндалами, я точно не по этой части, – зло выплюнул Тим.
Рука, уже было потянувшаяся к рукоятке, замерла на половине пути, каннибал обернулся на него и широко заулыбался:
– А если я проверю?..
Он снова приблизился, но в этот раз Тим уже был готов. Подобравшись, он подтянул колени к груди, а потом разогнул так резко, как сумел. В ступни ударило грузное и обрюзгшее. Его протащило по полу, плечи уперлись в стену, а в затылке снова заныло, однако каннибал вновь рухнул на задницу и завизжал-заорал: Тим попал по самому чувствительному месту.
Тряпки все же разорвались, ноги обрели свободу, и встать вполне получилось, но на том все и закончилось. Каннибал, превозмогая боль и по-прежнему не подбирая слюни, текущие по подбородку, поднялся на ноги и схватил топор.
– Это тебе не нож: фиг выбьешь. Впрочем, молодец, – услышал Тим. Вначале он думал, что знакомый голос опять прозвучал у него в голове, однако каннибал вдруг заозирался и даже опустил свое оружие. На лице сменилось с десяток выражений, и не все они поддавались определению: удивление, ненависть, страх, какая-то детская обида и, наконец, радость узнавания.
– Хозяин… – пробормотал умалишенный с надеждой. – Ты явился?..
– Тамбовский волк тебе хозяин, – пришел ответ.
В следующий миг голова каннибала неестественно дернулась, а сам он отлетел в сторону, врезался в стену и осел возле нее грудой нелепого темного тряпья. Тим застыл на месте, не понимая, откуда произвели выстрел и почему он не услышал ничего.
– Привет, – одетый в черную кожу мужчина ловко спрыгнул на пол. – Там лаз, – пояснил он, указывая наверх. – Узкий, но для меня – в самый раз, даже винтовку расчехлять не потребовалось, хотя из пистолета я, конечно, стреляю гораздо хуже, – и он продемонстрировал очень небольшой ствол, легко помещающийся в карман куртки.
Тим кивнул. Он понимал, что нужно отвечать, но ничего не мог поделать с напавшим на него онемением. Слишком быстро все произошло, слишком внезапно. Адреналин все еще зашкаливал, сердце заполошно колотилось в груди, а мышцы покалывало. Он видел труп, но пока не осознавал, что все закончилось. Тело требовало движения, пальцы сжимались в кулаки сами собой, а запястья ныли.
– Аутентичненькая такая декорация… к быту пещерного человека, – фыркнул спаситель, разглядывая «пещеру», прошел к расставленным трофеям, присел на корточки и принялся рассматривать, склонив голову набок, но ни до чего не дотрагиваясь. – Арсенал маньяка, – наконец, заключил он, поднимаясь. – Чего-нибудь подобного, признаться, и ожидал.
Тим смотрел на него во все глаза. Кай! Перед парнем стоял именно он – мягкий красивый баритон, звучащий в мыслях и странных снах, просто не позволил бы ошибиться. Тот самый человек, из-за которого он разругался с Колодезовым и пошел в Москву. Кай! Порой начинало казаться, будто Тим выдумал его, а Немчинов просто услышал непривычное имя, произнесенное в бреду, и решил использовать. Однако не говорить же об этом сейчас? Спаситель примет его за сумасшедшего и уйдет, а оставаться здесь в одиночестве отчаянно не хотелось.
Помнится, во сне Тим так и не сумел разглядеть этого человека. Да и теперь скудное освещение не позволяло рассмотреть подробностей, составить однозначное представление о том, кто находится рядом. Вроде бы сложился в голове образ, но вот Кай поворачивает голову, отблески костра падают иначе, а тени выявляют слегка иные черты.
Не молодой и не старый: наверное, ему между тридцатью пятью и сорока годами. Ярко выраженных морщин нет, только когда хмурится, возникают две параллельные вертикальные между бровей. Темные с проседью волосы едва касаются плеч. Хищное, но в то же время привлекательное узкое лицо с острым подбородком. Прямой нос. Внимательные светло-карие, практически желтые, крупные глаза – такие еще принято называть глубокими. Взгляд пронизывающий, будто тотчас забрался под кожу и, добравшись до души, принялся выворачивать ее наизнанку. Замершая на губах ироничная улыбка. Черная плотная куртка, под ней черная же футболка. Молния расстегнута до половины, на голой шее поблескивает витая цепочка из серебристого металла.
Тим опустил взгляд, вспомнив самое важное – знак, наверняка отличающий его Кая, выдуманного или действительно существующего, ходящего по снам, словно у себя дома, от Кая этого, спасшего от каннибала. Не окажись татуировки, Тим разочаровался бы, но одновременно с этим сумел бы отмахнуться от преследующей его мистики – того, во что раньше не верил, а теперь уже и не знал, как следует воспринимать.
Разочаровываться не пришлось. Запястье левой руки – худое, но сильное – обвивала татуировка в виде змеи, кусающей собственный хвост. Уроборос – древний символ, о значении которого можно лишь догадываться, пришедший из столь давних времен, что голова шла кругом от одной лишь попытки осознать его.
– Знак бесконечности и вечности, олицетворение движения без начала и конца – бессмертия, – проследив за его взглядом, сказал Кай и усмехнулся. – Видел уже такой?
Тим вздрогнул. Ему очень захотелось рассказать обо всем, с ним приключившемся. Лишь неимоверным усилием воли удалось сомкнуть челюсти, не позволяя себе поддаться искушению.
– Повернись. Освобождать тебя буду, – велел Кай, не дождавшись ответа.
Тим немедленно повиновался. Спаситель присвистнул и принялся осторожно и быстро распутывать проволоку.
– Держи, – стоило Тиму обрести свободу, Кай тотчас отстранился, похлопал себя по карманам и выудил из левого небольшой флакончик темного стекла и упаковку одноразовых марлевых тампонов. – Обработай руки. И запомни, – добавил он, видя неуверенность и недоумение парня, – нет ничего глупее, чем заболеть из-за лени или идиотских фанаберий, не позволивших вовремя обработать какую-то там мелкую царапину.
Тим кивнул, признавая его правоту. При одной лишь мысли о том, что он мог подхватить в этом гадючнике, пока валялся без сознания, его прошиб холодный пот.
– Вот и умница, я пока осмотрюсь.
Дезинфицирующее средство невыносимо щипало, но Тим стискивал зубы и получал мрачное удовлетворение от процесса самоистязания. Кай прошелся, раскидывая кости. У книжных переплетов он остановился надолго.
– Знаешь, что это?.. – спросил он, быстро пролистывая один том и переходя к другому, и, не дожидаясь ответа, сказал: – Черненая человеческая кожа. Если ублюдок следовал традициям, то и книги писал кровью, костяным пером.
– Это был какой-то сумасшедший… – наконец, выдавил из себя Тим. – Вряд ли он вообще умел писать.
– Ошибаешься, – Кай кинул том на пол и наступил каблуком, придавив знак перевернутой пятилучевой звезды, словно тот был ядовитой гадиной, которой ни в коем случае нельзя дать уползти. – Впрочем, в каком-то смысле все мы здесь немного не в своем уме, – и, коротко рассмеявшись, добавил: – И ты… и я.
– Алиса в Стране чудес…
– Дополнительный плюс к тому, что я спас тебя, – усмехнулся Кай.
– С чего бы вдруг?
– Оказывать услуги образованным людям в разы приятнее, чем Иванам, родства не знающим и наук не ведающим.
Наверняка последние слова тоже принадлежали кому-то из классиков прошедших эпох, но Тим не смог вспомнить, кому именно. Кай повел плечом и нахмурился, видимо, наткнувшись в тексте на описание чего-то интересного.
– Хотя в последнее время я не гнушаюсь и этим, – задумчиво сказал он. – Взглянешь?
– Нет!
– Правильное решение. – Он кивнул и кинул тома, которые держал в руках, в костер, а тот, который валялся на полу, пнул.
Тим выдохнул сквозь зубы. В нем сейчас боролись два противоположных чувства. С одной стороны, он привык относиться к книгам как к средоточию мудрости, богатству, достойному очень бережного обращения. Однако с другой – прекрасно осознавал: ничего хорошего в этих конкретных томиках содержаться не могло априори. Все, конечно, зависит от таланта автора и восприятия читателя. Кай вряд ли лишится рассудка, взглянув на написанное, но лишний раз лучше не рисковать: безумие умеет заражать не хуже идей.
Костер весело затрещал, запылал ярче, дохнул почти нестерпимым жаром, и парень вынужденно отступил к холодной стене. Кай же остался на месте. Происходящее нисколько не тронуло его; спокойно взирая на то, как языки пламени из красных стали зеленоватыми и даже синими, он улыбался одной стороной рта. Понятно, что цвет изменился из-за повысившейся температуры горения, но выглядело все равно зловеще.
Минута… другая. Постепенно стало легче дышать, но Тим не спешил отлипать от спасительной стены. Запах паленой кожи и гари вытеснил смрад гниения, пожалуй, его даже можно было назвать приятным.
Кай отмер, подошел к трупу, подхватил топор и отодрал от стены неправильный крест, с остервенением вгоняя лезвие в потемневшее дерево.
– Падаль…
– А… – на этом слова закончились.
– Я не мусорщик и, упаси вышние силы, не экзорцист или инквизитор, но подобной дряни в метро не место! – воскликнул Кай, и дремавшее до этой поры эхо подхватило и унесло слова. Лишь когда останки перевернутого креста нашли упокоение в костре, он заговорил вновь: – Ты видел то, что сталось с Борисом Петровичем Забугорским-Дунайским, профессором филологии и философии, несколько лет назад покинувшим Полис.
– Полис?..
Кай кивнул.
– Легенда-то в общем малоинтересная: брахман, нашедший не то знание и свихнувшийся на этом поприще.
– Кто?..
Кай фыркнул, но все же пояснил:
– В Полисе наличествует интересная кастовая система. Имеются военные и брахманы, или брамины, это уж как угодно, – ученые-теоретики или практики. Они считаются хранителями знаний – единственными в своем роде.