— Это было три месяца назад. Ответа мы так и не получили. Я подумал, что письмо затерялось или вообще все это был просто обман. Но вчера Сиси получила ответ от убийцы. Он пишет, что находится сейчас в столице и именно он разжег волнение в толпе, собравшейся у часовни. И это только начало. Потом… потом… — Тимон заговорил так тихо, что Мири пришлось придвинуться к нему, чтобы хоть что-то услышать: — Он пообещал, что принцесса будет мертва сегодня же к полуночи. Если с ней не расправится толпа, он все сделает собственноручно.
— Он убьет Бритту? Нет! Зачем ты так поступил? Останови убийцу! Не позволь свершиться злодейству!
Она не сразу осознала, что вцепилась ему в рубашку. Ей понадобилось немалое усилие, чтобы заставить себя отпустить его.
Тимон обеими руками потер лицо, пригладил шевелюру:
— Я не знаю, кто он. Не знаю, как он выглядит и где нашел себе ночлег. Я вообще ничего не знаю, Мири. Он написал, что свяжется с нами для получения окончательного расчета, после того как выполнит работу. Его цель — принцесса-мошенница, но он пообещал позаботиться и об остальных королевских особах, если позволят обстоятельства. Я не знаю, как это остановить. И думаю, что никто не знает.
Петер подошел к Тимону и грубо толкнул его в грудь. Тимон отлетел назад.
— Ты хотел, чтобы убили Бритту? — грубо произнес Петер. — Значит, это из-за тебя стреляли в Мири. Она могла погибнуть!
И снова его толкнул. Хотя Тимон и был высоким юношей, Петер родился в горах, он каждый день таскал и резал камни. Мири испугалась, как бы он не покалечил Тимона. Правда, где-то в глубине ее души возникло крошечное желание, чтобы Петер довел дело до конца. Но она все же протянула руку и встала между ними. Петер привстал на цыпочки, готовый нанести удар кулаком.
— Все равно бы так случилось — со мной или без меня, — с жаром сказал Тимон и принялся отряхивать одежду, сердито поглядывая на Петера. — По всему континенту народ восстал против королевских семей. Потом возьмутся за господ, а дальше — свобода. Но революция не происходит повсеместно. Сначала где-то вспыхнет искра.
— Выходит, вы все пораскинули своими учеными умишками и решили, что смерть Бритты явится той искрой, что разожжет костер.
— Я знаю, она была твоей подругой, — сказал Тимон. — Я просто хотел предостеречь тебя. Прошу, держись от нее подальше, иначе можешь пострадать.
«Я знаю, она была твоей подругой», — так он сказал. От страха у Мири потемнело в глазах, и все потеряло значение, кроме одной цели — скорее добраться до Бритты. Мири схватила Петера за руку и потянула за собой.
На бегу она прокручивала в уме, что сказать охране, но гвардейцы у ворот не спросили пароля, а сразу ее пропустили. Возможно, королевский приказ о ее изгнании еще не достиг этих пределов. Мири не была уверена, что ей так же повезет при входе в сам дворец.
Они пробежали через огороженный сад к южному крылу дворца.
— Если меня не пустят, — сказала Мири, — то ты, наверное, все-таки пройдешь. Отправляйся сразу в покои Бритты и…
Мири остановилась. На входе вообще не было никакой охраны.
— Вот так просто и пройдем? — поинтересовался Петер.
— Определенно нет, — ответила Мири.
Но когда они потихоньку открыли дверь, холл оказался пустым. У Мири по спине пробежал холодок.
По дороге в покои Бритты им попались навстречу два королевских гвардейца в серебряных нагрудных латах и высоких шапках.
— У входа никого нет, — сказала им Мири. — С королевской семьей все в порядке?
— Разумеется, — ответил один из них. — Они под охраной гвардии. Прошу извинить, у нас срочное дело.
Мири нахмурилась, но продолжила путь.
Во дворце стояла такая же тишина, как ранним утром на улице, по коридорам передвигались только слуги. Все они куда-то торопились с несчастным видом. Мири подумала, не попались ли им на глаза последние выпуски листовок.
Перед дверью в покои Бритты она сделала глубокий вдох и решила, что не скажет подруге об убийце. Иначе Бритта очень испугается. Нужно вывести ее из дворца каким-то другим способом.
— Посторожи здесь, — прошептала Мири Петеру, постучалась и вошла.
Бритта все в том же белом кружевном платье сидела на полу, поджав ноги. Локоны обвисли и растрепались, щеки блестели от слез, освещенные утренним солнцем.
— Мири! Мне так жаль. Я сказала королю, что ты не имеешь никакого отношения к тому, что случилось у часовни. Те люди ведь стреляли в тебя! Но он не захотел даже выслушать. Иногда мне кажется, что, когда я говорю, вообще никакого звука нет…
Слезы по ее лицу полились в три ручья.
— Бритта, не плачь из-за меня. Пожалуйста.
— Не могу остановиться. Всю ночь проплакала, как ребенок, но не только из-за тебя. Я люблю себя гораздо больше, чем ты думаешь, Мири. Просто такое впечатление, будто все разваливается.
— Где Стеффан?
— В том-то все и дело. — Бритта печально улыбнулась. — Его держат в королевском крыле. Нас разлучили. Я ждала всю ночь, что за мной придут, но никто не пришел. Даже слуга с ужином. Несколько раз я стучала в дверь к девушкам. Похоже, они не спали там вчера ночью.
Мири не думала, что наемный убийца захочет расправиться с девушками из горной деревушки. Но на душе у нее стало тяжелее.
— Наверное, все обо мне позабыли, — сказала Бритта. — Или приняли решение, что мы со Стеффаном не будем жениться.
Мири налила подруге стакан воды из кувшина.
— А может, это к лучшему? — спросила Мири. — Могло быть и хуже.
— Куда уж хуже!
Мири вспомнила о потрескавшемся стекле в окошке кареты, о топорах, опускавшихся на плаху в Риламарке. Она протянула Бритте воду и, пока подруга пила, сжимала и разжимала пальцы от нетерпения.
— В столице становится опасно. Мы должны уехать отсюда на какое-то время.
Бритта покачала головой:
— Без Стеффана с места не тронусь. Да и куда мне ехать?
Мири посмотрела на дверь:
— Как насчет дома в Лонуэе?
Бритта вздрогнула. Она больше не плакала, но веки у нее были красные и распухшие.
— Я туда никогда не вернусь. В тот день, когда отец посадил меня на повозку и отправил на гору Эскель, я долго смотрела на наш дом, который становился все меньше и меньше, и я поклялась, что таким он и останется в моей памяти — крошечным и безобидным, величиной с мышиную норку.
Мири вспомнила собственный отъезд из дома, когда гора заслонила деревню и она пообещала себе непременно вернуться туда.
— Неужели дома было так ужасно? — спросила она, собирая кое-какие вещички Бритты в узел.
— Наверное, нет. Должно быть, я просто склонна все драматизировать. — Бритта попыталась улыбнуться, но это была жалкая попытка. — Я гораздо младше моих братьев и сестер. Все они успели обзавестись собственными семьями еще до того, как мне исполнилось пять лет. И родители предпочитали почти все время проводить при дворе, посещая спектакли и концерты. Они говорили, что дом в столице слишком маленький, чтобы взять меня туда. В нем было всего десять спален, но не нашлось места для маленькой девочки…
Солнце ни разу не взошло без того, чтобы Мири не обхватила себя руками и не вспомнила о матери, которая перед смертью целую неделю не спускала с рук свою новорожденную малышку. Эта печаль пронизывала все, как тихие ноты рожка в песне, исполняемой оркестром. Но благодаря этому Мири стала сильнее. У нее была своя тайна — безмерная любовь матери, которой она ни с кем не поделилась.
Насколько же хуже иметь мать, которая живет где-то и просто не думает о дочери. Мири прижала к груди узел с одеждой.
— Когда родители жили в Асленде, — продолжала Бритта, — я оставалась с прислугой в Лонуэе. Отец запретил мне играть с простолюдинами, поэтому я играла одна. Запрет снимался, когда Стеффан приезжал в Летний замок. Я не понимала, почему отец поощрял эту единственную дружбу. Тогда я знала только, что у меня появился друг! Мы придумывали игры и целый день проводили на воздухе, с утра до самого вечера, пока не запоют сверчки. Стеффан — первый человек, который, завидев меня издали, радостно выкрикивал мое имя. Он первый, кто заставил меня почувствовать, что я девушка, а не какой-то предмет мебели. — Она раскраснелась. — До тебя, Мири, он был моим единственным другом. Не представляю жизни без него. Не представляю.
— Мне жаль, — сказала Мири.
И с этими словами она осознала всю тяжесть того, что сделала. Ошибки обрушились на нее лавиной, и острая боль сожаления вызвала бурные слезы.
— Мири! В чем дело?
— Прости, прости, Бритта, мне так жаль… — Она почувствовала, как Бритта гладит ее по спине, и покачала головой: — Я не заслуживаю, чтобы ты меня утешала. Мне так хотелось стать частью перемен — не только для Эскеля, но и для себя тоже… хотя я знала, что это может тебе навредить… Я очень боялась, что королевские подати раздавят нашу деревню, снова начнется трудная жизнь… еще труднее, чем прежде… но я хотела помочь наладить жизнь повсюду… и… и я не собиралась поначалу лгать, но так ничего тебе и не рассказала… когда обнаружила… что слова все-таки мои. «Жалоба горянки». Это я ее написала. Во всяком случае, основную часть.
Рука Бритты на ее спине замерла.
— Это неправда, — прошептала Бритта.
— Нам дали задание по риторике, и Тимон предложил мне написать про академию принцесс. Последний абзац, разумеется, сочинила не я! Тимон добавил собственные слова и отдал в печать. Когда ты спрашивала меня про листовку, я еще ничего не знала. Но я должна была сразу тебе рассказать, как только все выяснилось. Я должна была сочинить другую листовку с объяснением, должна была сделать хоть что-то… но Сисела сказала, что все должно идти своим чередом, и я ей поверила… она ведь такая умная… поэтому я ничего не предприняла, прости…
Бритта поднялась и подошла к окну. Было видно, как она напряжена. Мири перестала дышать, непролитые слезы стояли комом в горле. Она ждала, что Бритта прогонит ее, как это сделал король.
— А я все гадала, где ты пропадаешь столько вечеров. Гаммонт рассказал нам о том, что произошло в Риламарке, и добавил, что в столичных салонах ведутся опасные разговоры. Но я никогда не представляла, что ты… — Она прерывисто вздохнула. — Я не могу сейчас об этом думать, Мири.