, глядишь, и пробуждаются воспоминания о старых добрых денечках… Как, говорите, их звали?
– Инга, Дандина – не знаю фамилий.
– Не имеет значения. Вот они. – Он переписал номера на клочок бумаги, подошел к другому гроссбуху, сверил цифры. – Обе проданы здесь, на Мерчисоне. Инга ушла на фабрику Куалага. Знаете, где это? Третья на левом берегу реки. Дандина – на фабрику Юнипера, как раз напротив Куалага, через реку. Надеюсь, эти женщины не приходятся вам подругами или родственницами?
Мой бизнес, как и все в этом мире, имеет свои отрицательные стороны. На фабрике женщины ведут правильный образ жизни, но их вряд ли слишком балуют. Да кого эта жизнь балует? – И, нахмурив брови, он грустно взмахнул рукой.
Джерсен вежливо кивнул, поблагодарил Гаскойна и удалился.
Фабрика Куалага занимала шесть четырехэтажных зданий. В вестибюле главного офиса, украшенном образцами гобеленов, бледный клерк с обесцвеченными волосами поинтересовался причиной визита.
– Гаскойн сказал мне, – объяснил Джерсен, – что тридцать лет назад фабрика Куалага приобрела особь женского пола по имени Инга под номером 10V623. Можете ли вы сказать мне, работает ли еще у вас эта женщина?
Клерк отошел, чтобы просмотреть картотеку, затем произнес несколько слов в интерком. Джерсен ждал. Вошла высокая женщина с приятным лицом и мощными конечностями.
Клерк раздраженно произнес:
– Джентльмен разыскивает Ингу, B2-AG95. Здесь на нее желтая карточка с двумя белыми наклейками, но я не могу найти запись.
– Вы ищете в бараке F, а все В2 находятся в бараке А. – Женщина извлекла другую карточку. – Инга. B2-AG95. Умерла. Я хорошо ее помню.
Женщина с Земли, всегда что-то из себя строила, всегда жаловалась на то, на се. Когда я была советником по отдыху, она начала работать с красителями. Очень хорошо ее помню. Инга работала с голубой и зеленой гаммой, и это сломило ее – бросилась в чан с красно-оранжевой краской. Так давно это было… Боже, как летит время.
Покинув фабрику Куалага, Джерсен по мосту пересек реку и отправился на фабрику Юнипера, которая была чуть больше. На сей раз ему не повезло.
Клерк отказался просматривать записи.
– Нам не разрешают давать такую информацию, – сказал он опасливо.
– Позвольте мне обсудить этот вопрос с управляющим, – попросил Джерсен.
– Мистер Плюсе – владелец фабрики. Подождите. Я справлюсь, примет ли он вас.
Джерсен не успел как следует рассмотреть гобелен, который изображал цветущее поле и сотни разноцветных птиц, как клерк вернулся.
– Мистер Плюсе примет вас, сэр.
Мистер Плюсе, угрюмый человечек с серым хохолком и черными тусклыми глазами, явно не имел намерения угождать Джерсену или кому бы то ни было.
– Простите, сэр. Мы должны заниматься продукцией. А с этими женщинами просто беда: мы делаем для них все, что можем, снабжаем хорошей пищей, создаем возможности для отдыха; они даже ходят мыться раз в неделю. И все недовольны.
– Могу ли я узнать, работает ли еще у вас эта женщина?
– Работает или нет, я не позволю беспокоить ее.
– Я буду рад возместить вам любые неудобства.
– Гм… Одну минуту… – Мистер Плюсе заговорил в интерком:
– Меня интересует текущий индекс Дандины из прядильного цеха. Гм… Понимаю. – Когда он вновь обернулся к Джерсену, его глаза подозрительно блеснули. – Очень ценный работник. Я не могу допустить, чтобы ее расстроили. Если хотите поговорить, купите ее. Цена – три тысячи севов.
Без лишних слов Джерсен выложил деньги. Мистер Плюсе облизнул розовые губы и вновь заговорил в интерком:
– Быстро доставьте Дандину в контору.
Прошло десять минут. Мистер Плюсе с отсутствующим видом делал записи в блокноте. Наконец дверь открылась, и клерк ввел полную женщину в белом халате с крупными, расплывчатыми чертами лица, коротко остриженными волосами мышиного цвета. Она вопросительно поглядывала то на мистера Плюсса, то на Джерсена.
– Вы покидаете нас, – объявил мистер Плюсе. – Этот джентльмен покупает вас.
Дандина посмотрела на Джерсена со страхом:
– О, что вы со мной собираетесь сделать, сэр? Я приношу тут пользу, и мне хорошо. Я делаю свою работу, я не хочу работать на фермах и слишком стара для грузовых работ.
– Не бойся, Дандина. Я заплатил мистеру Плюссу, и ты теперь свободная женщина. Если хочешь, можешь вернуться домой.
Слезы набежали на ее глаза.
– Не верю!
– Это правда.
– Но почему? – Ее лицо выражало смесь надежды, страха и сомнения.
– Я хочу задать тебе кое-какие вопросы.
Дандина отвернулась и закрыла лицо руками. Спустя мгновение Джерсен спросил:
– Ты хочешь что-нибудь забрать с собой?
– Нет. Ничего. Если бы я была богатой, то взяла бы этот гобелен на стене, где маленькая девочка танцует. Я ткала для него основу, и он мне очень нравился.
– Сколько это стоит? – поинтересовался Джерсен у мистера Плюсса.
– Номер девятнадцать? Семьсот пятьдесят севов.
Джерсен заплатил и забрал гобелен.
– Пойдем, Дандина, – сказал он коротко. – Нам лучше поспешить.
– Но попрощаться… Мои дорогие подруги!
– Невозможно, – процедил мистер Плюсе. – Вы хотите расстроить остальных женщин?
Дандина задумалась и почесала нос:
– Я не выбрала своей премии. Три полупериода отдыха. Я бы хотела передать их Альмерине.
– Ты же знаешь, что этого нельзя делать. Мы никогда не позволяем передавать или выменивать премиальные. Если хочешь, можешь использовать их теперь, до отъезда.
Дандина неуверенно поглядела на Джерсена:
– А у нас есть время? Жалко… Впрочем, теперь это не имеет значения…
Они медленно шли вдоль реки к центру города. Дандина бросала осторожные взгляды на Джерсена.
– Я не могу сообразить, что вам от меня нужно, – начала она обеспокоенно. – Я никогда не знала вас.
– Мне интересно то, что ты можешь рассказать о Виоле Фалюше.
– Виоль Фалюш? Но я не знаю такого человека. Я ничего не могу рассказать о нем. – Дандина внезапно остановилась, колени ее тряслись. – Теперь вы отправите меня обратно на фабрику?
– Нет, – устало сказал Джерсен. – Не отправлю. – Он поглядел на нее в глубоком разочаровании. – Но ведь ты та Дандина, которую похитили вместе с Ингой?
– О да. Я – Дандина. Бедная Инга!.. Я не слышала о ней с тех пор, как она попала к Куалагу. Говорят, там еще хуже.
Джерсен судорожно искал выход.
– Вас похитили и привезли на Саркой?
– Да, да. Что это было за время! Мы ездили по степям в этих тряских стареньких повозках.
– Но человек, который похитил вас и привез на Саркой, – его звали Виоль. Так мне, по крайней мере, сказали.
– Этот! – Рот Дандины скривился, словно она хлебнула чего-то горького.
– Его звали не Виоль Фалюш.
И Джерсен с замиранием сердца вспомнил, что Какарсис Азм говорил то же самое. Человек, продавший Ингу и Дандину, не называл себя Виолем Фалюшем в то время.
– Нет, нет! – произнесла Дандина смягчившимся голосом, оглядываясь на прошлую жизнь. – Это был не Виоль Фалюш. Это был отвратительный Фогель Фильшнер.
Весь обратный путь в Ойкумену по обрывкам и фрагментам, кусочек оттуда, фраза отсюда, Джерсен восстанавливал историю, которую рассказала ему Дандина.
Возбужденная свалившейся на нее свободой, Дандина говорила охотно. О да, она знала Фогеля Фильшнера. И очень хорошо. Так он сменил свое имя на Виоля фалюша? Неудивительно, ведь он покрыл позором свою мать. Хотя мадам Фильшнер никогда не пеклась о своей репутации и вряд ли даже знала, кто был отцом Фогеля. Он ходил в ту же школу, что и Дандина, на два класса старше.
– Где это было? – спросил Джерсен.
– Да в Амбуле! – воскликнула Дандина, удивленная тем, что собеседник еще не знает историю ее жизни так же хорошо, как она сама. Хоть Джерсен бывал в Роттердаме, Гамбурге и Париже, он никогда не посещал Амбуле, район Ролингшейвена, что на западе Европы.
По мнению Дандины, Фогель Фильшнер всегда был странноватым малым.
– Необычайно чувствителен, – утверждала она. – То впадал в ярость, то постоянно хныкал. Никогда не знаешь, что выкинет этот Фогель. – И бывшая рабыня смолкла, покачивая головой, – дивилась поведению Фогеля Фильшнера.
– Когда ему было шестнадцать, а мне около четырнадцати, в школу пришла новенькая. Очень хорошенькая – Игрель Тинси ее звали. И конечно, Фогель Фильшнер тут же влюбился в нее.
Но Фогель Фильшнер был неуклюжим и нескладным, и Игрель Тинси, девушка с запросами, нашла его отталкивающим.
– И кто мог осудить ее за это? – вопрошала Дандина. – Фогель не отличался красотой в то время. Я хорошо его помню: слишком высокий для своего возраста и тощий, но с круглым животиком и тяжелым задом. Ходил, наклонив голову к плечу, и жег всех темными горящими глазами. О, эти глаза все видели, ничего не упускали! Должна сказать, что Игрель Тинси обращалась с ним весьма бессердечно, смеялась и все такое. По моему мнению, она довела бедного Фогеля до отчаяния. И этот тип, к которому Фогель ее ревновал, – не могу вспомнить его имени. Он писал стихи, очень странные и красивые. И все над ним смеялись, хоть у него были покровители в старших классах!
Тут Дандина погрузилась в ностальгические воспоминания:
– Я даже теперь чувствую этот морской воздух. Амбуле, наш старый район, Гааз, лучшая часть города. И самая богатая. Какие там росли цветы! Подумать только, я не видела цветов тридцать лет, кроме тех, которые сама ткала. – И Дандина вновь начинала рассматривать гобелен, свешивавшийся со стены каюты.
Наконец она вновь вернулась к предмету беседы:
– Эта ранимость юности просто ужасна. Игрель проявляла благосклонность к поэту, а Фогель тогда выкинул ужасную вещь. У нас был хоровой кружок.
Двадцать девять девочек. Мы собирались и пели каждую пятницу. Фогель научился управлять космическим кораблем – это входило в курс обучения мальчиков – и украл один из маленьких разведчиков. Как-то мы вышли из хорового класса и сели в автобус, а на месте водителя сидел Фогель. Он увез нас. В тот вечер Игрель не пела в хоре. Фогель не подозревал об этом, пока не посадил в корабль последнюю девочку, а когда узнал, застыл, как каменная статуя. Слишком поздно, однако. У него не было выбора. Он улетел.