Оскар, однако, усомнился, что даже этой тяжести будет достаточно, чтобы вышибить дверь, но не стал говорить об этом. Дверь имела около четырех сантиметров в толщину, не считая гидроизоляции, – на случай, если вода прорвется под купол. Сейчас они находились на глубине около двухсот метров, а это означало, что дверь должна выдерживать давление в двадцать тонн на квадратный метр. Едва ли удастся справиться с такой броней с помощью какого-то там дивана.
Гумбольдт вскинул руку, досчитал до трех и опустил ее резко, словно меч.
– Вперед!
Мужчины с размаху ударили тяжелой рамой в дверь. По комнатам пленников разнесся оглушительный грохот. Затем моряки отступили, а Гумбольдт осмотрел дверь, на которой появилась небольшая вмятина.
– Еще! – прорычал исследователь. – Нужно бить немного выше, туда, где снаружи расположен засов. Вперед!
Матросы взяли разгон и с разбегу врезались в препятствие. Удар был такой силы, что им не удалось удержать железную раму, и она с грохотом обрушилась на пол.
Тяжело дыша и обливаясь потом, они ждали дальнейших распоряжений Гумбольдта.
– Ну? Есть у нас надежда? – спросила Элиза.
Лицо ученого не предвещало ничего хорошего.
– Ни малейшего повреждения. Так дело не пойдет.
– Проклятье! – Оскар провел ладонью по гладкому металлу. – А не найдется здесь чего-нибудь потяжелее?
Матросы только переглянулись и отрицательно покачали головами.
Гумбольдт в ярости стукнул кулаком по двери.
– Паровой молот, вот что нам было бы нужно.
– И что же теперь делать?
– Может, попробовать как-нибудь отодвинуть засов? – предложила Шарлотта. – Что если просунуть между створками лезвие ножа?
– Каким образом? Здесь даже лист бумаги не пройдет. Окна отпадают, а вентиляционные шахты слишком узкие. Дверь – единственный способ выбраться отсюда.
Он уселся на диван и обхватил голову руками. Впервые в жизни Оскар видел своего хозяина таким беспомощным.
В этот момент послышался странный звук. Какое-то потрескивание и хрипение. Звук доносился из комнаты, где они сложили свои пожитки. Оскар вопросительно взглянул на друзей.
– Похоже на лингафон, – мгновенно определила Шарлотта.
– Ты забыла его выключить?
– Выключить… выключить, – донеслось из соседней комнаты.
Оскар и за ним вся компания бросились туда. Источник звука был мгновенно обнаружен. Им оказалась Вилма.
Птица сидела возле обогревателя, виновато поглядывая на столпившихся вокруг людей своими глазками-бусинками.
– Меня кто-нибудь слышит?
– Да, Вилма, мы тебя слышим. Что ты хочешь?
Птица наклонила голову, но промолчала.
– Странно, – сказал Гумбольдт. – Может, прибор не в порядке.
– Он в порядке, – послышалось из громкоговорителя.
Гумбольдт нахмурился.
– Кажется, возникла какая-то неполадка.
Он постучал по ящичку на спине птицы.
– Должно быть, аккумуляторные батареи повреждены соленой водой. Посмотрим, можно ли их привести в порядок. – Он уже взялся за крышку аккумуляторного отсека, когда снова зазвучал искаженный голос.
– Прекратите возню и выслушайте меня!
– Вилма! – Ученый отпрянул, будто лингафон готов был взорваться у него в руках.
– Кто это говорит?
Вместо потрескивания послышалось шипение. Потом снова зазвучал голос.
– Это я – Ливанос.
Гумбольдт неописуемо удивился.
– Александр Ливанос?
– А вам известны другие люди с таким именем? Разумеется, это я. Мне пришлось избрать этот канал, чтобы получить возможность поговорить с вами без посторонних ушей.
– Ах, ну да… это, конечно, очень приятно. – Гумбольдт явно был сбит с толку.
– Слушайте меня внимательно, времени очень мало, – перебил его Ливанос. – Вы ведь готовили побег, верно?
– Откуда вы это знаете?
– Взгляните на потолок. Видите полукруглую выпуклость? Это оптическое передающее устройство. Я в любое время могу видеть, чем вы занимаетесь. Сейчас я нахожусь в командном центре «Спрута», единственном месте, где Дарон не может следить за мной.
На лбу Гумбольдта обозначилась глубокая складка.
– И что же вы хотите?
– Прежде всего, немедленно прекратите всякие попытки открыть дверь. Этим вы только привлечете внимание Дарон и Калиостро. Если вы действительно хотите бежать, существует другой способ.
– Другой способ?
– Ваша птичка. Как вы думаете, смогли бы вы передать ей несколько приказаний с помощью прибора у нее на спине?
– Думаю, да.
– Отлично. Тогда сделайте все в точности так, как я скажу.
Гумбольдт скептически хмыкнул.
– То есть вы намерены нам помочь?
– Ну конечно же! Зачем бы мне тогда эти сложности?
– Но почему? Я не понимаю вас!
Ливанос глубоко вздохнул.
– Хорошо, попробую объяснить. Я давно ищу возможность любым путем покончить с Дарон. Отключить ее или полностью уничтожить ее. Что угодно, лишь бы положить конец всему этому кошмару. Эта машина представляет угрозу для всего человечества. И если до сих пор у меня не было ни малейшей возможности выключить ее, ваше появление здесь все изменило.
– Как наше появление может быть связано с этой проблемой?
– Вы единственный человек, у кого все может получиться. У вас достаточно мужества, мотивации и интеллекта. Кроме того, у вас есть средства радиосвязи. Вам, кстати, известно, какое значение вскоре приобретет это выдающееся изобретение?
– Я догадывался, но какое ко всему этому имеем отношение мы? Дарон – ваша машина, вы ее создали и должны знать, как ее отключить.
– Я не могу этого сделать. Уже давно.
– Почему?
– Вы считаете, что я смог бы создать машину с такими интеллектуальными возможностями? Даже через сто лет такое будет только сниться самым выдающимся умам. О, нет, Дарон создала себя сама. Она единственная в своем роде. И она невероятно осторожна и подозрительна.
– Если вам требуется наша помощь, почему же вы обращаетесь с нами как с пленными? К чему это заключение, постоянное запугивание?
– Это было необходимо для вашей же безопасности. Я должен был убедить Дарон, что вы не представляете ни малейшей угрозы. Если бы вы знали, чего только мне стоило одно только посещение вместе с вами ее резиденции во Дворце Посейдона! Дарон следит за мной днем и ночью, потому что давно догадалась, что я вынашиваю планы ее уничтожения. Что касается Калиостро, то с ним вам необходимо постоянно быть настороже. Он самый верный из союзников Дарон. Помните, что он сказал вам сегодня, уходя?
Гумбольдт нахмурился, припоминая.
– Что-то про ассимиляцию. Да-да, он употребил именно это слово.
– Вы знаете, что оно означает?
– Это понятие из области социологии, описывающее взаимное приспособление различных социальных групп.
– Принудительное приспособление, если уж быть точными. Вы догадываетесь, что это значит? Дарон хочет, чтобы вы изменились.
– Изменились?
– Да-да. Превратились в гибридные существа, подобные Калиостро, – наполовину людей, наполовину машины. В механизмы, лишенные свободы воли. Вы хотите этого?
Глаза Гумбольдта расширились.
– Конечно же, нет!
– В прошлом Калиостро был моим ближайшим помощником. Он родом из Неаполя. Жизнелюбец, обожавший женское общество, смех и красное вино, человек, на которого можно было положиться во всем. А теперь взгляните на него – это монстр, у которого есть лишь одна цель: угождать своей госпоже.
Гумбольдт был поражен.
– А есть ли здесь, внизу, обычные люди? Как насчет тех, кого мы видели на полях?
– Все они – люди-роботы, как и Калиостро. Я единственный, кого Дарон пощадила.
– Почему?
– Я тоже не раз задумывался об этом. Вероятно, это как-то связано с тем, что я конструктор, создатель самого раннего варианта Дарон. Возможно, у нее в отношении меня существует что-то наподобие религиозных чувств. Не так-то просто уничтожить того, кто тебя сотворил. Вместо этого она держит меня в заточении, беспрестанно следит за мной и с нетерпением ждет моей естественной смерти. – Ливанос помедлил. – Все, что вы видели в Медитеррании – творение Дарон. Город, механизмы, храм, дворец. Слившись с древним кристаллом, она стала самым могущественным интеллектом на Земле. Существом, способным мыслить, чувствовать и совершать самостоятельные поступки. Дарон хочет жить и размножаться. Она, как пчелиная матка, собирает вокруг себя придворную элиту и стремится расширить свои владения. Мы, люди, – единственные, кто может ей в этом воспрепятствовать.
– Я поклялся положить этому конец и твердо намерен исполнить свою клятву, – заявил Гумбольдт. – Говорите, что нужно сделать.
– Хорошо. – В голосе Ливаноса послышались удовлетворенные нотки. – То, что у вас есть два лингафона, дает нам громадное преимущество. Дарон способна прослушивать только те каналы, которые ей известны. Я не знаю, как долго мы сможем поддерживать связь между собой, но в любом случае надо полностью использовать эту возможность.
– Вы правы, – ответил Гумбольдт. – Но что именно вы имели в виду, говоря о возможности побега отсюда?
52
…Вилма почувствовала, как ее высоко поднимают, куда-то направляя. Затем перед ней открылась длинная темная шахта. Она была достаточно просторной, чтобы птица ее размеров могла свободно пройти в нее, лишь слегка склонив голову. Коготки на лапках киви заскользили по оцинкованному металлу.
– Очень темно, очень длинный! – испуганно пискнула птица.
– Я знаю, – ответил голос хозяина из ранца на ее спине. – И все же ты должна попытаться. Ты наш единственный шанс. Хорошо?
Вилма заглянула в темноту. Наконец, собравшись с духом, двинулась вперед.
– Хорошо. Вилма попробует.
Ранец переводил ее слова на язык людей. С тех пор, как Шарлотта сделала эту вещь, Вилма впервые почувствовала, что люди ее действительно понимают. Словно она стала одной из них.
Осторожно переставляя лапки, птица семенила вниз по полого спускающейся трубе вентиляционного канала. Навстречу ей двигался поток воздуха, несущий с собой не очень приятный запах обитателей моря. Рыбы, – так назвал их хозяин. Они блестящие и похожи на птиц, умеющих летать под водой.