Затем толпа расступилась и Монахиня покинула нас.
— Она уединилась для молитвы, — раздался голос рядом, — и вновь выйдет к народу только вечером.
Я вышла со всеми, опустилась на каменные плиты двора, как и другие паломники, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть, и подумала, что никогда не доводилось мне спать на более жестком ложе. Но такие суровые условия соответствовали всему облику обители, в которой, помимо роскошного золоченого алтаря в святилище, все вещи и помещения отличались строгостью и простотой. Некоторые монастыри выставляли напоказ свое богатство, обитель же Святой Агнессы к таким не относилась.
Меня разбудил перезвон колоколов. Вокруг люди пробуждались ото сна и поднимались с каменных плит. Мы вошли в часовню, в которой в отличие от шумной залы с алтарем, где Кентская Монахиня появилась перед нами в первый раз, царила благоговейная тишина. В углу открылась дверца, и она вошла, одетая в то же платье, в сопровождении нескольких женщин в длинных белых одеждах, какие носят те, кто готовятся принять святые обеты. Я пробежала взглядом по их лицам. Одно из них показалось мне знакомым. Приглядевшись, я поняла — это была Кэт!
Я вздрогнула. Неужели она? Никакой ошибки. Это была моя невестка Кэт, одетая в белое и казавшаяся гораздо здоровее и крепче, чем когда я видела ее в последний раз. Я чуть было не позвала ее по имени, но не посмела. Вместо этого я замерла со всеми остальными и наблюдала, как Кентская Монахиня вышла вперед и начала говорить. Голос ее был нежен, а улыбка сияла. Мы все как один замолкли, едва до нас долетели первые слова, и я почувствовала — или мне так показалось, — как вздрогнул воздух, как по толпе прошел трепет, как все мы застыли в благоговении, ощутив незримое присутствие Божьего духа.
Глава 11
— Дьявол среди нас! — Голос Кентской Монахини, звучавший нежным колокольчиком, вдруг возвысился и заполнил собой все пространство часовни. Поразительно, какие могучие звуки теперь исторгались из узкой груди этой маленькой женщины. — Он воспользовался любострастием нашего короля, чтобы ввергнуть Англию в пучину бед!
По толпе прошел ропот согласия, люди кивали и при упоминании дьявола осеняли себя крестным знамением.
— Есть женщина, которая несет на себя дьяволову отметину. — Кентская Монахиня простерла вперед свою маленькую ручку, чтобы мы могли ее видеть. — Смотрите, у меня пять пальцев, как и у всех вас. А у этой женщины, у этого исчадия ада пальцев шесть! Недаром враг рода человеческого добавил ей еще один лишний палец. Так он желает показать, что она принадлежит ему.
Женщина, сидевшая рядом со мной, содрогнулась, и я почувствовала, как сгущается вокруг меня облако страха. «А ведь Монахиня толкует об Анне, — подумала я, — но Анна вовсе не дочь дьявола. Она — обычная женщина с уродливым раздвоенным пальцем».
— Ныне разразилась великая битва, и мы — ее свидетели, — продолжала меж тем Кентская Монахиня. — Эта битва идет между силами света и легионами тьмы. И от ее исхода зависит судьба нашей страны. В Библии все это уже предсказано — об этом писал Иоанн в своих Откровениях. Он прозревал то, что свершится, и знал, кто одержит победу.
— Так скажи нам, — пронеслось по толпе.
Я оглянулась вокруг себя и увидела испуганные глаза и бледные от тревоги лица. Эти люди жаждали знать ответ, чтобы покончить с неопределенностью и неустойчивостью, окружавшей их. Я разделяла страх этих людей, но мне чуждо было их отчаяние.
— Исход этой битвы зависит от нас с вами! От каждого из нас! Все мы — солдаты Божии. Если будем сражаться мужественно — мы победим. Господь Бог одержит победу, а дьявол будет отправлен обратно в преисподнюю.
Она замолчала, а потом продолжила, и голос ее вновь в полную силу зазвучал под сводами часовни:
— Пресвятая Дева сказала мне, что грядет еще одна великая война, и будет она последней и самой важной. Вся земная твердь низвергнется в пучину морскую, и армии тьмы будут окончательно рассеяны. И еще Богоматерь показала мне будущее — светлое будущее! — На лице говорившей появилась улыбка. — Давайте же возрадуемся этому! Но перед тем, как оно настанет, нам предстоит эпоха великих испытаний, великих унижений. Никого не минет чаша сия.
Она замолчала и принялась покачиваться, как будто пытаясь выйти из провидческого транса. Потом она заговорила совсем о другом, и речи ее стали совсем странными:
— Я видела корабль. Он принес к нам того, кого сам Господь послал на помощь королеве Екатерине. Ныне человек этот сошел на берег Англии. Он оторвет головы злым гадинам, поселившимся при дворе, ибо что есть королевский двор сегодня, как не гнездо змеиное…
То, что я только что услышала, совсем не походило на предшествующий рассказ Кентской Монахини о ее видениях. Теперь она вела речь о вполне определенном человеке и явно имела в виду Эсташа Шапуи[50], императорского посланника, недавно прибывшего ко двору. Шапуи должен был представлять интересы Карла и оказать помощь Екатерине. Я не только знала о том, кто такой Шапуи, но и неоднократно видела его, ведь он часто посещал нашу королеву, а она иногда просила меня задержаться и присутствовать при их беседах.
Королева охотно принимала у себя посла Священной Римской империи и часто спрашивала у него совета о том, как ей вести себя в деле об аннулировании брака, но при этом относилась к эмиссару Карла с некоторой опаской. Шапуи не был ни богобоязненным, ни благочестивым, а наша королева безбожников не жаловала. Этот некрасивый, почти уродливый савояр[51] своим острым и беспощадным умом напоминал моего брата или кардинала Вулси. Королева высоко ценила его мнение, потому что он как никто умел мгновенно оценить положение вещей и дать дельный совет, но она не доверяла ему, ибо всегда относилась с предвзятостью ко всем итальянцам. Признаюсь, я разделяла ее отношение. Мне казалось, что к тем словам, которые так ловко слетают с языка императорского посла, нужно относиться с большой осторожностью.
А теперь Кентская Монахиня толкует своим последователям о том, что посол Шапуи — посланец Божий. Невероятно!
Я попыталась вспомнить, когда впервые услышала о кентской прорицательнице, и поняла, что это произошло сразу же после отбытия кардинала Кампеджио в Рим, когда суд папского легата был распущен и не смог принять решение, которого так жаждал наш король, о том, что его брак с королевой не был священным союзом, благословленным церковью. Примерно в это же время посол Шапуи прибыл в Англию. Значит, видения Кентской Монахини начались тогда, когда королеве особенно остро понадобилась помощь? Когда ей нужно было во что бы то ни стало попытаться устранить свою соперницу Анну Болейн?
В тот же день я задала эти свои вопросы Кэт. Это случилось после того, как Кентская Монахиня закончила свою речь и паломники покинули часовню. Девять женщин в белом, окружавшие Монахиню — и среди них Кэт, — двинулись в соседнюю комнату, а я последовала за ними. Никто меня не остановил.
Я подошла к Кэт, поцеловала ее и сказала, как я рада ее видеть. Она обняла и поцеловала меня в ответ, а затем схватила за руку и быстро отвела в сторону.
— Все изменилось, Джейн, — заговорила она тихим голосом, косясь на нескольких священников, наблюдавших за происходящим. — Как ты видишь, меня уже не держат взаперти. Кентская Монахиня меня защищает. Я полезна ей и делу королевы. Я знаю кое-что о нашей семье — твоей семье, которая когда-то была и моей семьей, — что интересует посла Шапуи. Пока я помогаю ему, меня никто не упрячет обратно в келью, никто не пошлет за решетку.
Она говорила с воодушевлением, но стоило ей упомянуть о зарешеченной келье, как лицо ее помрачнело. Как же велики были ее страдания, — подумала я, — оказаться отрезанной от всего мира, от всех своих родных и друзей, знать, что остаток жизни она проведет среди мрачных и холодных каменных стен. И вот сейчас я буду вынуждена поведать ей ужасные вещи.
— Кэт, — начала я, страстно желая оказаться за тысячу миль отсюда, — у меня для тебя дурные вести…
Лицо моей невестки затуманилось, и она печально кивнула:
— Ты хочешь рассказать мне о моем маленьком Джоне? Да, я знаю, что он на небесах с ангелами Божьими. Мне Монахиня сказала.
— Но почти никто об этом не знает. Откуда же ей стало известно?
— Она — настоящая пророчица, Джейн. Она сразу же почувствовала, когда он умер. Она была вынуждена сказать мне правду, но при этом всячески пыталась утешить меня.
— Послушай, Кэт, я старалась сделать все, что было в моих силах, для него и Генри. Уилл сразу увез обоих мальчиков, когда в Кройдон пришла потница.
— Я знаю. И я тебе очень благодарна, Джейн. Тебе и Уиллу. Вы их не бросили. Без вас они бы оба умерли.
— Хвала Всевышнему, с Генри все хорошо, — быстро сказала я. — Он растет не по дням, а по часам. Он уже научился натягивать лук, предназначенный для ребят вдвое его старше. Уилл считает, что Генри станет хорошим солдатом.
Я принялась рассказывать Кэт о ее выжившем сыне и той семье, в которой он сейчас живет, о том, какой он крепкий, умный и смелый мальчик. Кэт улыбнулась:
— Я ему обязательно напишу. Сможешь сделать так, чтобы мое письмо дошло до него?
Я кивнула.
Пока мы вели этот наш разговор, и потом, когда я стала задавать вопросы об удивительном совпадении откровений Кентской Монахини и прибытия ко двору посла Шапуи, я заметила, что Кэт все чаще бросает беспокойные взгляды на одетых в черное священников, стоявших рядом с Кентской Монахиней. Их было с полдюжины — отнюдь не почтенных седобородых святых отцов, а довольно молодых людей, полных сил. Они переговаривались друг с другом взволнованными голосами, и я невольно услышала их разговор. Велико же было мое удивление, когда я поняла, что говорят они по-испански. Через некоторое время один из них — красивый, темноволосый, представительный мужчина приблизился к нам.
— Джейн, это отец Бартоломе. Он прибыл вместе с послом Шапуи, но остановился здесь, в нашей обители.