Временами я плакала, горюя по своим нерожденным детям, по растоптанным надеждам. И в этом я обвиняла только одного человека — Анну Болейн. Я радовалась ее несчастьям, выгадывая время, когда смогу нанести ей ответный удар.
Все больше и больше жертв королевского правосудия — или «неправосудия», как говорили многие, — расстались с жизнью, и их мертвые головы скалились на нас с ограды Лондонского моста. Все больше королевских шпионов наблюдали за нами, подглядывая за каждым шагом, подслушивая каждое слово, чтобы донести о них Кромвелю и его подручным. Людей забирали прямо из их домов, бросали в королевскую тюрьму, и оттуда они уже не возвращались. Никто не знал, что несет ему завтрашний день, ибо, как любила повторять Анна, глаза и уши есть везде.
Слова «измена» и «предатель» могли коснуться любого. Невозможно было вообразить, сколько сделано было наветов и ложных доносов, невозможно было предсказать, кто станет следующей жертвой. Никому не было пощады: ни почтенным деятелям церкви, вроде епископа Фишера[75], ни уважаемым служителям закона, таким как Томас Мор[76], ни монахам и монахиням, свято блюдущим заповеди благочестия и целомудрия. Всех, кто попадал в поле зрение соглядатаев короля, ждала ужасная участь.
Страх в обществе сопровождался упадком нравов при дворе: король открыто пренебрегал своей женой и проводил время с новой фавориткой — Мэдж Шелтон. Он танцевал с ней, как когда-то танцевал с Анной, ласкал ее прилюдно и даже спрашивал своих советников, как ему избавиться от Анны и жениться на женщине вроде Мэдж, которая принесет ему здорового сына. Прямой наследник мужского пола был, как никогда, необходим трону: маленькая Елизавета, выжившая вопреки ожиданиям, была еще совсем крохой, и в случае очередного развода короля могла быть признана незаконнорожденной. Хрупкая светловолосая Мария — дочь Екатерины — лишилась титула принцессы, и вдобавок ко всему постоянно болела. Генри Фицрой был молод, слаб здоровьем и не обладал отвагой и твердостью, необходимой королям. Такие обычно долго не живут, а если и живут, то не становятся сильными правителями.
Неопределенность порождала заговоры и тайные союзы, и мы все об этом знали, даже Анна. Измена витала в воздухе. Я содрогалась всякий раз, когда король призывал меня к себе и просил рассказать, кто плохо отзывается о нем или о королеве. Как-то утром Генрих прислал за мной, а когда я явилась и он убедился, что нас никто не подслушивает, он сказал:
— Джейн, я должен спросить тебя кое о чем. Мне обязательно нужно знать правду, а верить я могу только тебе.
— Я к вашим услугам, Ваше Величество.
— Что на самом деле произошло в охотничьем домике в Лорнфорде?
Вопрос короля застал меня врасплох. Я помедлила с ответом. Никогда ни я, ни еще трое, кто знал правду о родах Анны, не рассказывали об этом. Мы были слишком потрясены и напуганы и, конечно, опасались, что нас могут обвинить в том, что произошло. Кроме того, мне казалось, что если я расскажу правду, то окажусь запятнанной, нечистой, ибо по каким-то необъяснимым причинам была уверена — существо, которое родила Анна, заколдовано и проклято.
С другой стороны, своим молчанием я подрывала доверие ко мне короля, и это меня огорчало. Искренние люди при дворе — редкость, и я старалась не подвести своего повелителя, но только если дело не касалось Анны и ее мертворожденного чудовища.
— Почему вы спрашиваете, Ваше Величество? — наконец осмелилась я задать вопрос, нервно облизывая губы. — Ребенок не выжил.
Король, беспокойно меривший шагами комнату, остановился и пытливо взглянул на меня:
— Анна отказывается говорить со мной об этом. По словам Норфолка, Бесс Холланд призналась ему, что ребенка вообще не было, что Анна все выдумала. Я знаю, такое иногда случается. Если женщине отчаянно нужен отпрыск, у нее может вырасти живот, она чувствует себя беременной, испытывает муки деторождения, да только на свет никто не появляется. Так было и с Анной? Скажи мне правду.
Я покачала головой:
— Я не вправе обманывать вас, Ваше Величество, но от всей души скорблю, что вы задали мне этот вопрос. Лучше бы правда осталась навсегда похороненной там, в Лорнфорде.
Король подошел ко мне вплотную, нагнулся и дотронулся до моего лица своими большими грубыми руками. Он посмотрел мне прямо в глаза и раздельно проговорил:
— Джейн, вопрос, который я тебе задал, очень важен! Иначе я бы не стал тебе его задавать. Он касается наследования трона Англии!
Мы стояли близко друг к другу, и я почувствовала, как по моему телу разливается давно забытая теплота. Я страшилась этого человека, опасалась его ничем не ограниченной власти, и в то же время меня вдруг неудержимо повлекло к нему как к мужчине и как к правителю. Столько лет я его знала, но впервые испытала такое чувство. Я была как мягкий податливый воск в его сильных руках. Наконец я высвободилась и, откашлявшись, попросила подать мне вина.
Генрих кликнул слугу, и тот тотчас появился с подносом, уставленным кубками. Я воспользовалась этой короткой отсрочкой для того, чтобы собраться с мыслями.
— Я расскажу вам всю правду, Ваше Величество, — начала я, пригубив вина. — Мы до сих пор не знаем, что это было: деяние дьявола или просто ошибка природы… Только мы четверо были тому свидетелями. Больше об этом никто не знает: повитуха, которую нашли в Чиме, испугалась, увидев руку Анны с лишним пальцем, и убежала до того, как это существо увидело свет.
— Существо? — Теперь Генрих сидел рядом и жадно ловил каждое мое слово. Лицо его было тревожно.
— Ваше Величество, Анна ужасно страдала, от боли она лишилась чувств. Она никогда не увидела своего сына… если это вообще был сын…
Теперь король смотрел на меня с недоверием. Я продолжала:
— Как я уже говорила, нас было четверо: я, Бриджит, Бесс Холланд и младшая кухарка, девушка сильная и храбрая. Мы поклялись держать в тайне то, что видели.
— Но на что походило это… это чудовище? — вопросил король с дрожью в голосе. — Это был демон, исчадие ада?
— Это был просто уродливый кусок плоти, — пробормотала я.
— Но он, по крайней мере, походил на человеческое дитя?
— Не могу вам сказать, Ваше Величество…
— Я видел, как у кобыл иногда рождаются жеребята без ног, или у сук в пометах бывают щенки с уродствами. Такие не выживают…
— То, что родилось у Анны, не походило ни на одно известное мне живое существо, — твердо сказала я.
— Так оно было живым, а не мертвым?
Я отхлебнула еще вина и закрыла глаза, тщетно пытаясь изгнать из памяти ужасную картину.
— Его тело извивалось, его уродливая голова дергалась, перекошенный рот открылся и закрылся, а потом оно замерло навсегда.
Меня затошнило, да так сильно, что я испугалась — сейчас меня вырвет. Пришлось встать и отойти к окну за глотком свежего воздуха.
— Все в порядке, Джейн, — тихо сказал мне король. — Можешь не продолжать. Скажи лишь, тебе показалось, что оно скорее мужского, а не женского пола?
Я кивнула.
— Его успели окрестить?
— Нет, Ваше Величество. Такое… нельзя крестить.
Повисло тяжелое молчание. Слез у меня не было, ибо я не испытывала жалости к чудовищу, рожденному Анной, но, как оказалось, ужас того дня сидел во мне гораздо глубже, чем я думала. Как будто бы я прикоснулась к великой тайне — но не к светлой тайне духовного возвышения, а к чему-то темному, поднявшемуся из самых глубин непознанного.
Король ободряюще обнял меня и произнес:
— Теперь отдыхай, Джейн, и пусть никто тебя не тревожит. Ты испытала слишком сильное потрясение.
— Я никому не рассказывала об этом, Ваше Величество.
— Верю тебе, Джейн.
Король стоял совсем близко, я чувствовала тепло его рук, видела его задумчивое и печальное лицо. Потом он сказал:
— Ты ведь понимаешь, что это значит, Джейн?
— Что последнее пророчество Кентской Монахини исполнилось и сын Анны погиб.
— Мои подданные сказали бы то же самое, если бы узнали правду. Но я вижу гораздо более отдаленные и тяжкие последствия. Я женат на женщине, которая никогда не родит мне наследника. Если у нее родится еще один ребенок… если их родится хоть дюжина… каждый из них будет уродом. Я проклят, Джейн! Господь проклял меня за то, что я женился на этой чертовке. И я должен избавиться от нее, пока проклятье не пало на мой дом и на мое королевство!
С того самого дня моя судьба определилась. Король доверился мне, а я ему. Мы с ним заключили молчаливый договор и объединили усилия в достижении общих целей. Мы должны были действовать сообща, чтобы обеспечить преемственность власти Тюдоров, но это требовало времени.
Сперва король отправил меня в замок Кимболтон[77], где находилась Екатерина.
— Говорят, что она очень больна и может скоро умереть, — сказал мне король. — Я знаю, ты любишь ее, посему разрешаю тебе ее навестить. Посмотри, как она выглядит, каково ее настроение. Если она знает, что ей недолго осталось, возможно, она захочет простить меня, сделать для меня последнее одолжение.
— Какое, Ваше Величество?
— Уйти в монастырь! Скажи ей, что церемония пройдет очень быстро, если я дам соответствующие распоряжения. Потребуется только присутствие монахини любого ордена и священника. Как только она примет постриг, она перестанет быть для меня препятствием.
— Но ваш брак с ней был аннулирован много лет назад.
— Да, но когда я расторгну союз с Анной, — а я намерен поступить именно так, — не должно быть никаких препятствий для моей новой свадьбы. Я посоветовался с Кромвелем и другими своими советниками, и они это подтвердили.
Я не посмела углубляться в эту тему. Получалось так, что Великое Дело Короля — вопрос, без сомнения, туманный и сложный, столь долго волновавший двор и все королевство, внесший разлад в христианский мир, — вновь встает во главу угла. Негоже мне судить о таких