— Каталина, — обратилась я к бывшей своей повелительнице, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку, — я приехала, чтобы получить ваше благословение. Король сделал мне предложение, он хочет взять меня в жены.
Старая женщина едва заметно кивнула.
— Да, Джейн, я буду молиться за тебя. — Она замолчала, переводя дух. Каждое слово давалось ей с усилием. — Я буду молиться, чтобы ты родила королю сына, которого не смогла подарить ему я.
Она подозвала Марию де Салинас и прерывающимся голосом произнесла несколько слов по-испански. Мария подошла к аналою и сняла с него тяжелую вышитую подушку, а затем передала ее мне.
— Королева хочет, чтобы вы приняли от нее этот подарок. И помолились за ее бессмертную душу.
Я кивнула сквозь слезы и обернулась к кровати. Но вдовствующая принцесса уже заснула, и я так и не смогла с ней попрощаться.
Глава 22
— Джейн, дорогая, — говорил мне Генрих, когда мы стояли на палубе королевской барки под порывами холодного ветра и начавшимся дождем, спускаясь вниз по Темзе, — теперь, когда мы с тобой обо всем договорились, я хочу, чтобы ты пожила здесь.
Он указал на элегантное каменное здание, возвышавшееся слева от нас. Окружавшие его лужайки и сады спускались к самой реке.
— Этот дом построила моя мать, — продолжал Генрих, — но и дня в нем не прожила. Сюда селили гостей двора, особенно тех, кто прибывал из-за границы. Здесь обитал кардинал Кампеджио, когда приехал в Англию, чтобы председательствовать на суде об аннулировании моего брака. А сейчас, Джейн, я хочу показать тебе твое новое обиталище.
Барка причалила, и мы сошли с нее. Дом был ярко освещен, а навстречу нам вышли слуги, чтобы торжественно нас приветствовать. Они преклонили перед нами колени. Я знала, что должна теперь привыкать к таким знакам внимания, но все равно чувствовала себя странно. Получалось, что королевская избранница — весьма важная персона.
Дом был просторен, удобен и обставлен в моем вкусе. Генриху явно хотелось мне угодить.
— Пусть тебе тут живется хорошо и покойно, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты находилась здесь, подальше от двора, до тех пор, пока мы не поженимся.
Я не вернулась ко двору Анны после Рождества, когда приняла предложение короля, и оставалась в Вулфхолле. Но Генрих хотел, чтобы я была ближе к нему и он мог бы навещать меня тогда, когда пожелает. Дом на реке подходил для этого идеально: я могла наслаждаться покоем и уединением, а он — приезжать из Уайтхолла и возвращаться во дворец, ни привлекая излишнего внимания.
Вдовствующая принцесса мирно почила всего несколько дней назад, в самом начале нового года. Я попросила у короля позволения нанять некоторых ее бывших слуг, и он согласился. И начала я с того, что назначила Гриффита Ричардса своим церемониймейстером. За ним последовали садовники и прачки, кастелянши и музыканты, грумы и кондитеры.
Сделать предстояло немало, и дни мои были заполнены хлопотами. Конечно, я представляла себе, как устроен двор знатной дамы, но никогда раньше у меня не было своего дома с полным штатом придворных и слуг, для которых я была бы полновластной госпожой. В конце концов я доверила Гриффиту Ричардсу подобрать людей и наладить наш быт, и ни разу не раскаялась в своем решении.
Почти сразу же после смерти Екатерины на меня обрушился ворох писем от просителей всех мастей, ко мне зачастили соискатели моих милостей. Во все времена люди умели держать нос по ветру, а сейчас стало ясно, что после смерти вдовствующей принцессы король скоро избавится от Анны и возьмет в жены меня. Это был лишь вопрос времени. Таким образом, многие начали связывать со мной свои надежды и амбиции. Меня это не удивляло, но обременяло. И всеобщее внимание претило мне еще по одной причине — я не хотела быть на виду, ибо искренне горевала по Екатерине, которую любила всем сердцем. Выпавшая мне новая роль чем-то пугала меня.
И еще я страшилась того, что должно было наступить с неотвратимостью: падения и бесчестия Анны. Я не знала, как далеко собирался король зайти в этом деле, и не желала знать. Хлопоты по обустройству дома помогали мне отвлечься и не возвращаться мысленно по сто раз на дню к тем сплетням о положении дел при дворе, которые доходили до меня. Я пыталась отгородиться от мира и не слушать пересуды своих собственных слуг. Но каждый раз, когда по реке спускалась барка, которая доставляла нам запасы провизии, письмо или подарок от короля, она привозила ворох последних новостей. Я пыталась уходить в сад, чтобы не слышать их, но садовники громкими голосами переговаривались с лодочниками и с теми, кто добывал себе пропитание, роясь во время отлива в речной грязи в поисках ценностей, и разговоры эти неизменно сворачивали на обсуждение последних придворных новостей. Река во все времена была воистину потоком слухов и сплетен.
Так я узнала, что король, пребывая в Гринвиче, пустил своего коня во весь опор на арене для турниров, упал и ударился так сильно, что потерял сознание на несколько часов. Его советники опасались, что он может умереть, и пришли к соглашению, в случае смерти Генриха, поддержать Генри Фицроя, а не того ребенка, который может родиться у Анны.
Еще я узнала, что через несколько дней после чудесного исцеления короля у Анны начались преждевременные роды гораздо раньше срока и она потеряла ребенка. После этого при дворе уже в полный голос заговорили о том, что проклятье Кентской Монахини по-прежнему действует и Анна от него никогда не избавится.
Через несколько дней после того, как у Анны случился выкидыш, король приехал навестить меня. Он привез мне в подарок драгоценные каменья и золотые монеты, и чуть ли не целую барку шелка, бархата, кружев, золотого и серебряного шитья.
— Благодаренье Богу, вы оправились после падения, Ваше Величество, — сказала я королю после того, как он, не переставая радостно улыбаться, обнял и поцеловал меня. — Ваше выздоровление — высшая награда для ваших подданных.
Он только махнул рукой, отметая мои волнения по поводу происшедшего с ним несчастного случая:
— Я — старый стреляный воробей, Джейн, меня так просто не свести в могилу. Понадобится что-то посущественней, чем падение с лошади.
— Так ли это, Ваше Величество? — поддразнила я его. — Совсем недавно вы рассказывали мне свой сон…
Я заметила, что сегодня король не против таких рискованных шуток. Но еще я обратила внимание на то, что, когда мы шли через лужайку к дому, он опять заметно припадал на больную ногу и немного пошатывался. Ему даже пришлось ухватиться за мою руку.
— Давай поговорим о более приятных вещах, — говорил меж тем король. — Например, о нашей свадьбе, о той жизни, которой мы заживем вместе. Тебе пора заказать свадебное платье, наряды подружек невесты и прочей свиты. Что ты предпочитаешь — торжественную службу в церкви или тихую церемонию в Уайтхолле в личных покоях королевы, то есть в твоих личных покоях?
— Как пожелаете, Ваше Величество!
— Ах ты, умница моя!
Король радостно потер руки, что всегда свидетельствовало о его прекрасном настроении, и велел разгружать с барки драгоценные ткани и кружева. Он получал огромное удовольствие, лично извлекая из корзин и сундуков и держа на свет струящиеся и сверкающие шелка, блестевшее в лучах солнца шитье.
— Ты будешь самой прекрасной невестой на свете, Джейн! Моей невестой! — радостно воскликнул он. — Я буду счастлив стоять рядом с тобой перед алтарем.
— Генрих… — начала я, но он быстро закрыл мне рот своей огромной ладонью и не дал мне продолжить.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, милая моя Джейн. Тебя ведь волнует, что будет с Анной? Ей вскоре придется ответить на очень серьезные обвинения и… да свершится правосудие! Естественно, мы подождем со свадьбой до того дня, когда она сполна заплатит за свое предательство.
Я чуть не проговорила, что тогда наш брак будет заключен на крови, но вовремя сдержалась.
Посмотрев в глаза Генриха, я увидела в них то, что и ожидала: быстрый и глубокий ум, лукавство, теплоту по отношению ко мне, самодовольство и беспощадность. Мы слишком хорошо знали друг друга, и наши мысли были открытой книгой.
— А другого пути нет? — решилась наконец спросить я.
Он опустил голову и принялся внимательно разглядывать отрез шелка, который держал в руках.
— Нет, Джейн. Она должна пойти навстречу своей судьбе. Но тебе нет нужды быть тому свидетельницей и тем более участницей. Моя Джейн должна быть безупречна! Тебя не коснется даже тень вины. Ничто не может запятнать наш брак.
— Полностью согласна с вами, Ваше Величество.
Он взял обе мои руки в свои жестом, каким делал это, только когда мы оставались наедине.
— Думай обо мне, Джейн, а не о своей бывшей госпоже и всех грехах ее. Возрадуйся со мною, ибо я чувствую, что освободился от оков колдовства и чародейства. С тобой я восстал из ада и вознесен на небо. Ах, моя дорогая, ты — мой добрый ангел!
Однажды утром ко мне явился мистер Скут, чтобы снять мерки для моего свадебного наряда. По реке в тот день в сторону столицы поднималась нескончаемая вереница лодок, а дороги были забиты народом.
— Говорят, сегодня утром ее казнят, — заявил мистер Скут. — Я имею в виду — нашу бывшую королеву. Честно говоря, я лично никогда о ней плохо не думал: ведь ей так нравились платья, которые я придумывал и шил для нее. Осмелюсь даже сказать, что я был у нее в фаворе.
Мне захотелось сейчас же оглохнуть и ослепнуть, а не выслушивать рассуждения мистера Скута, поэтому я не поддержала разговор. Но звуки голосов, отдающих команды, топот скачущих лошадей, барабанный бой, а затем крики толпы, полные ужаса и радости, точно рассказали нам о том, что происходило выше по течению в Тауэре[83]. Каждый раз, когда я пыталась заговорить о чем-либо другом, мистер Скут вновь и вновь сворачивал разговор на эту больную для меня тему.
— Я слышал, что очень многих подозревают в недозволенных сношениях с королевой, — сплетничал он. — И ее казначея Джорджа Тейлора, и ее мажордома Генри Уэбба, и Томаса Уайатта, и Ричарда Пейджа