Она ушла, а я все гадала, кто же это надеется меня увидеть. Наверно, любители сенсаций, которые жаждут выпытать кровавые подробности убийства, сердито подумала я. Но приглашение прокатиться на яхте по Темзе и отправиться на пикник в парке звучало заманчиво. Давненько я не развлекалась по-настоящему.
К вечеру я уже успела решить, что предпринять: обращусь к единственному, кто сумеет мне помочь — к дедушке. К нему я и поехала днем — прекрасным, солнечным майским днем. Кругом цвели плодовые деревья, оглушительно чирикали птицы, стаями кружили голуби. В такой день радуешься просто потому, что живешь на свете. Я доехала поездом до Апминстер-бридж, откуда дошла до дедушкиного дома пешком. Увидев меня на пороге, он и обрадовался, и удивился.
— Провалиться мне на этом самом месте, — сказал дедушка. — Кого я вижу, малютка. Ужасно о тебе волновался. Прочел утренние газеты. Уже думал дошлепать до телефонной будки и позвонить тебе.
— Вышло бы только хуже. Я сейчас живу у подруги. В Раннох-хаусе только полиция и репортеры.
— Немудрено, — сказал дедушка. — Ну, не стой, заходи, заходи. Ужасная история. Что же у вас случилось? Он спьяну потонул?
— Нет, боюсь, его убили, — ответила я. — Но ни Бинки, ни я понятия не имеем, кто мог это сделать. Потому-то я и примчалась к тебе. Ты ведь служил в полиции.
— Служить-то я служил, мышка, но всего-навсего уличным патрульным. Ходил ночью по улицам да колотил в колотушку.
— Но ты ведь имел отношение к расследованию преступлений. Тебе известно, как это делается.
Дедушка пожал плечами.
— Не знаю, чем тебе помочь, сердечко мое. Чашку чаю от печалей? — истый кокни, дедушка любил рифмованные прибаутки.
— Да, пожалуйста. — Я уселась за кухонный стол. — Дедуля, я волнуюсь за Бинки. Он у полиции первый на подозрении, а раз он, когда обнаружил труп, сбежал в Шотландию, его подозревают еще сильнее.
— Твой брат был близко знаком с убитым?
— К сожалению, да, — и я рассказала дедушке о письме.
— Господи ты боже мой. Плохо дело, — сказал дедушка. — Ты уверена, что братец тебе не врет?
— Абсолютно. Я хорошо знаю Бинки. Когда он врет, у него уши краснеют.
Дедушка снял с огня засвистевший чайник и налил кипяток в заварочник.
— Сдается мне, вам надо найти кого-нибудь еще, кто знал, что этот ваш мусье приедет в Лондон. Кого-то, с кем он тоже собирался встретиться.
— Как же мы это выясним?
— Где он остановился?
— В «Кларидже».
— В отеле такое разузнать легче, чем в частном доме. Хорошая прислуга о постояльцах знает все — и кто к ним приходил, и куда они ездили на такси. Можем наведаться в отель и расспросить портье. И на номер мусье поглядим.
— Но зачем? Неужели полиция его еще не перерыла?
— Кабы ты знала, какие вещи полиция упускает, принимая их за пустяки, ты сильно бы удивилась, мышка.
— Но убийство произошло целых два дня назад. В отеле наверняка уже убрали в номере и уничтожили все улики.
— Может, и так, но по опыту скажу обычно с такой уборкой не торопятся, особенно в выходные. Полицейские перероют номер еще не раз. А когда полиция вернет его вещички, их будут хранить до тех пор, пока не получат приказ переслать ближайшей родне покойника.
Я затрясла головой. Мне показалось, будто я должна сдать какой-то страшный экзамен.
— Даже если вещи все еще в номере, кто нас туда впустит? Если я попрошусь осмотреть номер, они заподозрят неладное.
Дедушка склонил голову набок и лукаво подмигнул.
— А кто сказал, что мы будем спрашивать разрешения?
— Ты что, дедушка! Взломать замок?
— Или проникнуть в номер как-нибудь еще.
— Я могу нарядиться горничной, — осторожно начала я. — Прислугу никто никогда не замечает, верно?
— Ай да умница. В самую точку.
— Дедуля, но это ведь взлом и проникновение в чужой номер.
— Все лучше, чем болтаться в петле, сердечко мое. Как отставному полицейскому мне не к лицу поощрять такое, но сдается мне, вы с братцем крупно влипли, и тут требуются крайние меры. Я поеду с тобой в «Кларидж» и перемолвлюсь словечком с швейцаром и коридорными. Может, кто из них еще помнит меня с той поры, когда я патрулировал улицы.
— Было бы замечательно, — обрадовалась я. — И вот еще что. Мне нужно выяснить, в самом ли деле у нас на Белгрейв-сквер в пятницу работали мойщики окон, и если да, то кто их прислал. Я бы и сама спросила, но там кругом репортеры…
— О чем речь, мышка. Уж это я для тебя сделаю. Я бы тебя и обедать оставил, да обещался соседке, вдове, что у нее пообедаю. Она все меня зазывала — зазывала, я отказывался, а потом думаю: дай схожу. Что худого пообедать вдвоем?
— В самом деле, — согласилась я и погладила дедушку по руке. — Она, наверное, хорошо готовит?
— Не так, как твоя бабушка, но недурно. И сама на вид недурна.
— Тогда приятного тебе обеда, дедушка.
Дедушка смутился.
— Не ради денег же она мной интересуется, — с сипловатым смехом сказал он. — Значит, я ей глянулся. Тогда до завтра? Выясню, что смогу, про мойщиков окон, а потом вместе пойдем в «Кларидж».
— Решено, — ответила я и внутри у меня все сжалось. Прикинуться горничной, чтобы проникнуть в чужой гостиничный номер — серьезный проступок. Если меня поймают, я не только не помогу Бинки, а наврежу и ему, и себе.
ГЛАВА 19Дом Белинды, затем Раннох-хаусВоскресенье, 1 мая 1932 года
Белинда проснулась около пяти вечера и спустилась в гостиную. Она была ослепительно хороша в алых брюках и черной куртке для верховой езды. При виде ее я вспомнила, что мне-то надеть нечего, даже если съездить за моими вещами в Раннох-хаус, куда меня, впрочем, вряд ли пустят. Я посетовала на это Белинде, а та в ответ распахнула свой платяной шкаф и снабдила меня сногсшибательным нарядом для водной прогулки — белой юбкой и голубым блейзером с белой каймой. Прилагалась даже пикантная матросская шапочка. Я посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна.
— Ты уверена, что сама это не наденешь? — спросила я у подруги.
— Господи, нет. Этот комплект не такой уж модный. То есть, конечно, тебе в нем пойти можно, но если в нем покажусь я, прощай моя репутация.
Я подумала, что с репутацией Белинда и так уже давно распрощалась, но вслух ничего не сказала.
— Вперед, — сказала подруга и взяла меня под руку.
— Белинда, ты столько для меня делаешь, я тебе так благодарна.
— Душечка, это такие пустяки. Если бы не ты, меня бы исключили из пансиона. А тебе сейчас как никогда нужна помощь подруги.
Я была с ней совершенно согласна.
До Вестминстерского причала мы доехали на такси, хотя я подозревала, что лишних денег у нас не было. Но Белинда заявила, что появляться надлежит как положено, вот мы и взяли такси.
Судно (корабль, яхта или как оно там называется) уже стояло у пристани. Оно оказалось больше всех яхт, какие я видела, и походило скорее на маленький трансатлантический лайнер. Над задней палубой был натянут тент (или это называется корма? в морской терминологии я не сильна). Там играл граммофон, и несколько парочек танцевали что-то вроде свинга. Я так загляделась на палубу, что едва не споткнулась о канат и непременно растянулась бы на трапе, не подхвати меня Белинда.
— Осторожно, — предупредила она. — Ты же не хочешь явиться на вечеринку головой вперед. Встань к ступенькам лицом и хорошенько смотри под ноги. Я вовсе не хочу выуживать тебя из Темзы.
— Постараюсь изо всех сил, — ответила я. — Как думаешь, я когда-нибудь излечусь от неуклюжести?
— Возможно, никогда, — усмехнулась Белинда. — Если уж уроки хороших манер и занятия спортом в пансионе, а также карабканье по скалам в Шотландии тебя не излечили, значит, быть тебе неуклюжей до конца дней своих.
Я осторожно поставила ногу на первую ступеньку. Не успела я добраться до верха, как чьи-то руки подхватили меня и поставили на палубу.
— Смотрите, кто пришел, — сказал знакомый голос, и передо мной возник Дарси — ослепительный в белой рубашке с открытым воротом и закатанных матросских брюках. — Рад, что Белинда вас уговорила.
— И я рада, — пролепетала я, потому что руки он с моей талии так и не убрал. И, к собственной досаде, даже покраснела.
— А мне вы руку не подадите, Дарси? — спросила с трапа Белинда.
Дарси отпустил меня.
— Если пожелаете, хотя мне кажется, вы и сами прекрасно справляетесь с чем угодно.
Они переглянулись, но в выражении их глаз мелькнуло что-то непонятное. Мне подумалось, не с Дарси ли Белинда делила постель вчера ночью. К своему удивлению, я ощутила жгучую ревность. Хотя, если Белинда увлеклась Дарси, зачем бы она так настойчиво звала меня с собой?
— Пойдем, познакомлю с нашим хозяином, — Белинда повлекла меня за собой. — Эдуардо, это моя приятельница Джорджиана Раннох. Джорджи, познакомься, Эдуардо Каррера из Аргентины.
Передо мной стоял молодой красавец лет тридцати, брюнет с гладкой прической и тонкими усиками, безупречно элегантный, в блейзере и фланелевых брюках.
— Сеньор Каррера, — я протянула ему руку, он поднес ее к губам.
— Счастлив приветствовать вас на борту своей скромной скорлупки, леди Джорджиана, — сказал он на безупречном английском без малейшего акцента.
— Скромная скорлупка! — я рассмеялась. — Вы приплыли на ней прямиком из Аргентины через океан?
— Нет, к сожалению, всего лишь с острова Уайт. Хотя моя яхта и предназначена для трансатлантических переходов, но я не бывал в Аргентине с тех пор, как родители отправили меня в Итон. Конечно, рано или поздно придется вернуться, чтобы возглавить семейное дело, но до тех пор стараюсь перепробовать все удовольствия жизни в Европе. — И он скользнул многозначительным взглядом сначала по мне, потом по Белинде. — Позвольте принести вам шампанского.
Едва Эдуардо отошел, Белинда ткнула меня в бок.
— Поняла, что я имела в виду насчет обаятельных иностранцев? Англичанин при знакомстве сказал бы «Привет, старушка» и затарахтел дальше про крикет или в лучшем случае про охоту.