Бинки встал и пожал старику руку так энергично, что у того, кажется, хрустнули косточки.
Когда мы вышли, брат воскликнул:
— По-моему, все прошло неплохо! Как насчет того, чтобы где-нибудь пообедать? Может, в «Кларидже»?
— В «Кларидже»? — я едва не подпрыгнула. — О, я бы охотно, но, увы, сегодня встречаюсь с дедушкой. Помнишь, он ведь когда-то служил в полиции. Надеюсь, посоветует нам что-нибудь дельное, а может, у него сохранились старые связи в Скотланд-Ярде.
— Первоклассно! Великолепная идея.
— Кроме того, я слыхала, что сейчас в «Кларидже» стали очень скверно кормить, — добавила я на всякий случай, чтобы Бинки не решил пообедать в отеле без меня.
— Что ты говоришь? Мне-то всегда казалось, что «Кларидж» лучший из лучших, — отозвался брат. — Что ж, пообедаю в клубе — сэкономлю деньги. Где мне тебя искать, Джорджи? И, как по-твоему, сколько мне еще торчать в Лондоне? Житье в клубе обходится очень дорого, между прочим. Весь этот виски с содовой…
— Спроси в полиции, когда можно будет уехать домой, — посоветовала я. — А насчет меня… думаю, я переберусь обратно в дом. Утром я туда наведалась, полиции уже нет. Трупа тоже.
— Чертовски храбро с твоей стороны, старушенция. Я бы не смог. К тому же у нас в клубе так уютно и такая заботливая прислуга…
На этом мы и расстались: Бинки сел в такси и укатил, а я спустилась в метро на станцию «Холборн». Проехала одну остановку, сделала пересадку на Тоттенхэм-Корт-роуд. Наверное, можно было бы прогуляться по Стрэнду до «Клариджа» пешком, но пошел дождь, а мне не хотелось появиться в гостинице мокрой как мышь.
В своей жизни я так редко ездила в метро, что едва не заблудилась — все эти коридоры, эскалаторы и переходы с линии на линию повергли меня в замешательство. На Тоттенхэм-Корт-роуд было столпотворение, пассажиры сновали туда-сюда. Казалось, все ужасно торопятся. Я спустилась на эскалаторе и перешла на Северную линию — справа все время проталкивались пассажиры, то и дело пихая меня. Наконец я нашла нужную платформу и встала там в ожидании поезда. Публика все прибывала, сзади на меня напирала толпа. Наконец издалека донесся глухой грохот приближавшегося поезда. Из тоннеля вылетел порыв ветра. Едва показался сам поезд, как меня вдруг что-то резко толкнуло в спину, я потеряла равновесие и чуть не упала на рельсы, которые были, между прочим, под электрическим током. Все случилось так быстро, что я и вскрикнуть не успела. Крепкие ручищи ухватили меня и оттащили подальше от края платформы. Поезд с грохотом промчался мимо.
— Уф, и напугали же, мисс, — сказал рослый рабочий, отпуская меня. — Я уж думал — все, конец вам.
Он даже позеленел от испуга.
— И я так подумала! — сказала я. — Меня кто-то толкнул.
Я огляделась. Толпа вливалась в двери поезда, будто нас и не было.
— Да, тут всегда торопятся, диво еще, что несчастных случаев так мало, — сказал мой новый друг. — Народу в Лондоне много стало, вот в чем беда. У кого автомобили есть — тем накладно стало бензин покупать, они тоже в метро и ездят.
— Вы спасли мне жизнь. Очень вам признательна, — сказала я.
— Не за что, мисс. Только зря вы на самом краешке-то стояли, опасно это, — заметил мой спаситель. — Если кто-нибудь за спиной спотыкнется или мимо протолкнется, и поминай как звали, прямиком под поезд угодите.
— Вы правы, — ответила я. — Впредь буду осторожнее.
Я благополучно добралась до отеля, в кои-то веки радуясь, что Белинда не стала свидетельницей происшествия. Уж она отчитала бы меня за неуклюжесть. Только вот на этот раз моя неуклюжесть была ни при чем. Я просто очутилась не в том месте не в то время.
Когда я переодевалась в дамской уборной станции «Чаринг-кросс», руки у меня все еще тряслись. Но подойдя уже в обличье горничной к «Клариджу», я успела успокоиться. Униформу скрывал плащ, потому что, на мое счастье, пошел дождь. У входа в отель маячила знакомая фигура. Это был дедушка.
— Привет, мышка. Как ты, молодцом?
— Все хорошо, — ответила я, — не считая того, что в метро меня едва не столкнули под поезд.
На лицо его легла тень тревоги.
— Когда?
— По дороге сюда из «Линкольнз-Инн». Я стояла на краю платформы, сзади напирала толпа, и, должно быть, когда показался поезд, все двинулись вперед. Меня едва не столкнули прямо на рельсы.
— Надо быть осторожнее, сердечко мое. Лондон — место опасное, — сказал дедушка.
— Впредь буду.
Мгновение-другое он рассматривал меня, склонив голову, потом сказал:
— Пожалуй, пора приступать к делу, раз задумали.
— Тебе уже удалось с кем-нибудь переговорить?
Дедушка заговорщицки подмигнул мне.
— Твой старый дедуля еще не растерял прежней хватки. Если решил — докопаюсь. И подмаслить умею, коли нужда есть. Сначала сходил я в ваш шикарный квартал, и вот что тебе скажу: никаких мойщиков окон там в тот день не было.
— Значит, если кто-то видел мойщика…
— То это был не мойщик, а тот, кто затеял недоброе.
— Именно так я и подумала. Интересно, тот, кто видел фальшивого мойщика, смог бы его описать? Или их было несколько?
— Работников никто не замечает, мышка.
— Как и служанок, — ответила я. — Я надела униформу служанки, но мне надо вызнать, в каком он жил номере, а я не представляю, как.
— Номер триста семнадцать. Больше тебе скажу — там еще не прибрано. Похоже, мусье заплатил за неделю вперед, и прислуга не решается трогать его добро без особых указаний.
— Как тебе удалось это выведать?
Дедушка ухмыльнулся.
— Меня тут все швейцары помнят.
— Дедуля, ты гений.
— Вот видишь, от старика до сих пор кой-какая польза, — он просиял.
— А что ты еще узнал?
— Твой де Мовиль каждый божий вечер уходил в карты дуться. В «Крокфордс» и в менее почтенные заведения. Разок к нему наведался посетитель. Темноволосый молодой человек, с виду щеголь.
— А еще что?
— Пока больше ничего. Думаю, потолкую с коридорными, а ты расспроси-ка других горничных на этаже.
— Хорошо, — кивнула я, хотя внутри все сжалось от ужаса. Мало того, что взломать чужой номер и обыскать его — серьезный проступок, так из-за него я еще выставлю себя виновной в глазах инспектора Carra. — Но как же незаметно подняться в номер? Меня ведь узнают.
— По пожарной лестнице. В гостиницах всегда есть безопасный выход.
— Что ж, пойду. Ты, наверное, тут мне не составишь компанию?
— Я для тебя на многое готов, радость моя, но не на это. Я отставной полицейский безо всякого положения и имени. Если нас поймают — обращение будет совсем не то, что с тобой. Не хочу провести остаток дней в Уормвуд Скрабсе.
— Дай мне этого не хотелось бы, — сказала я и засмеялась.
— Уормвуд — мужская тюрьма. Но если нас изловят, тебя все равно отпустят — ты у нас известно кто, к тому же полиция поймет, что ты всего лишь помогала брату.
Я кивнула.
— От души надеюсь на это. Ну, пожелай мне удачи. Встречаемся здесь же через час, — сказала я.
Я благополучно поднялась по пожарной лестнице, спрятала плащ в укромном уголке, надела чепец горничной и вошла на третий этаж. Тут, конечно, я и сообразила, что в номер не попасть. Заранее я об этом не подумала. Я бродила по коридору, дергая дверные ручки, пока голос за спиной не заставил меня подпрыгнуть.
— Эй, что это ты вытворяешь?
Я обернулась и увидела румяную ирландскую девушку в униформе горничной — совсем не такой, как у меня. Пришлось мгновенно придумывать новое оправдание.
— Моя хозяйка ночевала вчера в вашем отеле. Она забыла снять бриллиантовую сережку, и та выпала. Обычно она снимает серьги на ночь, но вчера вернулась очень поздно. А теперь послала меня поискать. Дверь никто не открывает. Наверное, новый постоялец уже тоже ушел.
— Какой номер?
— Триста семнадцатый.
Ирландка посмотрела на меня с сомнением.
— В триста семнадцатом жил французский месье, которого убили, — сказала она.
— Убили? Тут?
— Ты что, газет не читаешь? Не тут. Утопили в ванне у какого-то герцога. Словом, приходила полиция и перерыла весь номер.
— Нашли что-нибудь?
— Мне откуда знать? Станут они мне отчитываться!
— И тебе пришлось укладывать все его вещи?
— Пока нет. Насколько я знаю, они все в номере, а полиция велела никого в номер не пускать.
— Какой ужас — убили! Хороший человек был?
— Ровно наоборот. Грубиян неблагодарный — мне от него досталось. Наорал, что бумаги у него на столе передвинула, руками на меня махал.
— Какие бумаги?
— Да чепуха, какие-то журналы. Так вопил — можно подумать, я шпионила. — Она оправила фартук. — Ладно, некогда мне тут языком чесать. Надо работать.
— А мне надо найти сережку, не то хозяйка мне голову оторвет. Вот ведь память дырявая… может, номер двести семнадцать, а не триста семнадцать. Ты не знаешь, где останавливались вчера лорд и леди… — я сделала крошечную паузу, надеясь, что девушка проглотит наживку. Так оно и вышло.
— Леди Фернесс? Ночевала в триста тринадцатом.
— Вот спасибо-то. Если вернусь домой без сережки — ведь попадет. Ты не могла бы меня впустить в номер?
— Впустить-то могу, только мне поспешать надо…
— Послушай, леди Фернесс обедает с подругой внизу, в ресторане. Хочешь, схожу туда и попрошу ее сказать тебе, что меня можно впустить в номер?
Девушка пробуравила меня взглядом, потом произнесла:
— Ну, думаю, худого ничего не случится, если я тебя впущу. Только постель уже перестелили. Если сережку раньше не заметили, теперь точно не найдешь.
— Она малюсенькая, бриллиантовая — может, завалилась к спинке кровати, ее и проглядели, — возразила я. — Как бы там ни было, а хозяйка велела сережку найти, и лучше уж я ее найду, не то не сносить мне головы. Ты бы видела, какова леди Фернесс в гневе!
Горничная улыбнулась.
— Ладно, иди, только дверь потом за собой прикрой как следует. Не хочу, чтобы мне влетело за то, что я ее не заперла.
— Само собой. Конечно, закрою, — заверила я. — И пока ищу, тоже закрою.