— Мы уже это проделали. Отпечатки на ней только де Мовиля, а подделка это или нет — не вполне ясно. Есть некоторые существенные отличия в написании отдельных букв, но ваш брат мог нарочно изменить почерк, чтобы навести на мысль о подделке.
— Мой брат уже сказал вам, что никогда и никому не написал бы не на собственной гербовой бумаге, разве только если бы писал из клуба, но в таком случае бумага была бы с гербом клуба.
— Опять-таки ваш брат мог намеренно писать на обыкновенной бумаге, а не на гербовой, чтобы потом выдвинуть такой аргумент. — Бернелл неверно поставил ударение в «гербовой» и сразу упал в моих глазах. Значит, все-таки образование у него хромает.
— Должна сказать, инспектор, что мой брат никогда не отличался сообразительностью и блестящим умом. Он ни за что бы не додумался до таких сложностей. Кроме того, какой у него мотив убивать едва знакомого человека? Нет мотива — нет у вас и дела.
Инспектор Бернелл посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. Глаза у него были голубые, холодные, пронзительные, и под их взглядом я поежилась.
— Видите ли, миледи, мы склонны полагать, что у него был более чем сильный мотив. Ему нужно было отстоять свой замок.
Должно быть, Бернелл заметил, как я сникла.
— По-моему, вам этот мотив прекрасно известен. Или вы тоже замешаны в это дело. Мы бы вникли как следует, но, судя по всему, у вас на весь тот день убедительное алиби, если вашей подруге можно верить.
— Могу я узнать, откуда вы почерпнули такие сведения? — спросила я.
— Чистейшая случайность, повезло. Снесли бумаги графологу, а сличала почерки та же леди, которая раньше заверяла почерк вашего отца. Разумеется, она с превеликим удовольствием показала нам свой экземпляр документа де Мовиля. Ваш брат, наверное, решил, что, раз у него имеется королевская родня, так ему закон не писан. Но уверяю вас, закон един, что для герцога, что для нищего. У нас есть основания считать, что он убил Гастона де Мовиля, и, если так, герцог или не герцог, он будет за это повешен.
— Полагаю, вы все еще проверяете другие версии, или уже решили, что мой брат самая легкая мишень? — я изо всех сил старалась говорить спокойно и сдерживаться, но во рту у меня так пересохло, что слова еле шли с языка.
— Если найдем другие правдоподобные версии, займемся и ими, — невозмутимо ответил инспектор.
— Я кое-кого расспросила и выяснила, что де Мовиль пользовался дурной славой — он был игрок и к тому же шантажист. Вам не приходило в голову, что одна из жертв его шантажа решила свести с ним счеты?
Бернелл кивнул.
— Приходило. Мы нашли в кармане его костюма пачку пятифунтовых банкнот. Нам также пришло в голову, что, возможно, он шантажировал и вашего брата.
Тут уж я рассмеялась.
— Простите, старший инспектор, но если кого и невозможно шантажировать, так это брата. Хэмиш всегда вел настолько безупречную жизнь, что и рассказывать скучно. Ни измен, ни долгов, ни единой дурной привычки. Так что поищите кого-нибудь, кто ведет жизнь поинтереснее, и поймаете убийцу.
— Восхищаюсь вашей преданностью брату, леди Джорджиана. Заверяю вас, мы рассмотрим все версии, и суд над вашим братом будет честным и справедливым.
— А потом вы его вздернете, — язвительно сказала я, поднялась и выбежала вон.
Скотланд-Ярд я покинула в самом мрачном расположении духа. Что делать, как спасти Бинки? Что я могу предпринять? В Лондоне я никого и ничего не знаю. Придется нам положиться на дряхлого Прендергаста, которому бы давным-давно поживать на покое где-нибудь у моря, в Уортинге или Борнмуте.
Проходя мимо почты, я спохватилась, что совсем позабыла о своей деловой затее. Правда, сейчас мне было совсем не до уборки чужих домов, но, если я буду разъезжать по Лондону на такси, чтобы выручить Бинки, деньги понадобятся. Потому я зашла на почту и получила два письма до востребования. Первое было от некоей миссис Бакстер из Даллича, которой требовалась дополнительная прислуга на прием в честь совершеннолетия дочери. Поскольку в моем агентстве по найму прислуги пока работал только один человек, я решила, что предложение не для меня.
Второе письмо было от миссис Эскью д’Эскью, матери невесты на той самой свадьбе в «Гросвенор-хаусе». Ее дочь, теперь ставшая Примулой Астон-Поли, седьмого мая должна была возвратиться из Италии, где провела медовый месяц, и маменька хотела поразить ее, приготовив для молодоженов новый дом, где все должно быть проветрено, убрано, вычищено и уставлено свежими цветами. Предложение было соблазнительное. Деньги мне требовались отчаянно, но и риск был велик. Если мои подозрения верны, никто ведь не гарантирует, что матушка Примулы не будет сновать туда-сюда с букетами свежих цветов и распоряжаться перестановкой мебели. Может, на свадебном приеме она меня и не заметила, поскольку там царила суматоха, но непременно узнает, если я приду вытирать пыль у нее в доме. Помимо моего желания заработать, у меня на этой неделе было слишком много дел поважнее.
Вернувшись домой, я с порога почувствовала упоительные ароматы стряпни. Дедушка готовил бифштекс и пудинг с почками. Более того, заработал водонагреватель, и в доме воцарилось непривычное, но восхитительное тепло. Белинда уже сбежала в свой уютный домик, заявив, что одной бурной ночи с нее хватит, потому мы с дедушкой сели держать совет вдвоем, прикидывая, чем помочь Бинки. Но никаких дельных мыслей у нас не возникало.
В четыре пополудни позвонила Хилли. Завтра она прибывает в Лондон, чтобы быть рядом с супругом. Не могла бы я проследить, чтобы ее комната и гардеробная были приготовлены? И хорошо бы растопили камин, потому что она устанет с дороги. Потом Зануда сказала, что во всем виновата я. Как я могла позволить Бинки впутаться в такую историю? Теперь, конечно, расхлебывать все ей, Хилли. На миг я от души пожалела полицейских в Скотланд-Ярде. Хотела бы я полюбоваться на встречу Хилли с инспектором Саггом. Не будь положение столь мрачным, я бы фыркнула.
На следующее утро я как раз занималась уборкой спальни для Зануды, когда в дверь постучали. Дедушка, который взял на себя обязанности дворецкого, отворил и пришел сказать мне, что меня спрашивает какой-то полицейский. Некий старший инспектор Бернелл.
— Проводи его в желтую гостиную, — со вздохом сказала я и поспешно сняла с волос косынку, которую повязала, чтобы прикрыть волосы от пыли.
Инспектор выглядел безупречно элегантным и изящным, и потому я особенно остро осознала, что на мне старенькая юбка из потертого твида. Бернелл поднялся мне навстречу и вежливо поклонился.
— Ваша светлость, простите, что снова побеспокоил. Вижу, у вас теперь в доме есть дворецкий.
Его самодовольное лицо как будто говорило: «А когда вы убивали де Мовиля, слуг из дома спровадили!»
— Он не дворецкий. Это мой дедушка. Он приехал присмотреть за мной, поскольку считает, что мне грозит опасность.
— Ваш дедушка? Ну и ну!
— Так что же вас привело сюда? Надеюсь, вы с хорошими новостями? Поймали настоящего убийцу?
— Боюсь вас разочаровать, миледи. Я по другому делу. Причем весьма деликатному.
— Неужели? — я не представляла, о чем он. — Полагаю, в таком случае вам лучше сесть.
Мы оба сели.
— Вам знаком особняк сэра Уильяма Физерстонхоу на Итон-плейс?
— Разумеется. Родерик Физерстонхоу был одним из тех, с кем я танцевала на балу дебютанток.
— Мне жаль, но я вынужден сообщить, что в выходные по прибытии в свой дом леди Физерстонхоу обнаружила пропажу некоторых ценных вещей.
— Какой ужас!
Сердце у меня заколотилось так громко, что я испугалась, не услышит ли его инспектор.
— Как выяснилось, леди Физерстонхоу обратилась в некое агентство, предоставляющее прислугу, чтобы дом приготовили к ее приезду. Если не ошибаюсь, агентство «Первоклассная прислуга». И, как можно заключить из объявления в «Таймс», принадлежит не кому иному, как вам, леди Джорджиана. Все верно?
— Все верно.
— Любопытно. Могу ли я поинтересоваться, вникаете ли вы в работу агентства или просто числитесь его владелицей?
— Вникаю.
— Ясно. Я буду признателен, если вы перечислите мне имена прислуги, которая в тот день убирала в доме леди Физерстонхоу. Полагаю, вы тщательно проверили все рекомендации, прежде чем нанять персонал?
Я с трудом перевела дыхание, лихорадочно придумывая, как половчее солгать, но ничего не выдумала.
— Пусть это останется строго между нами, инспектор, — сказала я наконец. — Буду признательна, если эти сведения не пойдут дальше вас.
— Продолжайте.
— Суть в том, что «Первоклассная прислуга» — это я. Другого персонала в агентстве нет.
Скажи я инспектору, что танцую голой на столах в «Розовой кошечке», он и то не был бы так потрясен.
— Вы убираете чужие дома? Сами, своими руками?
— Как ни странно это прозвучит, но приходится, из нужды. Меня лишили содержания, и я вынуждена зарабатывать на жизнь сама. Подумала, что для начала и такая работа подойдет.
— Должен сказать, снимаю перед вами шляпу, — ответил Бернелл. — Да… В таком случае все значительно проще. Я зачитаю вам описание пропавших вещей, и, может быть, вы вспомните, видели их или нет, когда выполняли работу по дому. Итак. Георгианский серебряный кофейник. Большой серебряный поднос. Две индийские миниатюры могольской школы. Маленькая китайская статуэтка богини милосердия.
— О последней ответить могу, — сказала я. — Я случайно отбила ей руку и забрала с собой — хотела отдать в починку и потом вернуть на место. Не подумала, что пропажу сразу заметят — в доме много всяких безделушек.
— Как выяснилось, вещица восьмого века и весьма ценная.
— Что вы говорите? — я с трудом проглотила комок в горле. — Что касается прочего… Помню, что стирала пыль с застекленной витрины с миниатюрами, но пропаж не помню, иначе бы заметила пустые места.
От меня не укрылось, что инспектор оглядел гостиную, будто ожидал увидеть серебряный кофейник, припрятанный за бронзовыми часами.