— Вы сказали, что крайне нуждаетесь в деньгах, миледи. Возможно, искушение оказалось слишком сильным?
Я ощутила, как во мне снова взыграл дух прабабушки, и я пустила в ход ее ледяной тон:
— Старший инспектор, вы когда-нибудь что-нибудь воровали?
Бернелл улыбнулся.
— В детстве, совсем мальчишкой, крал яблоки из соседского сада.
— Когда мне было три, я стянула у кухарки песочное печенье — она как раз вынула целый противень из духовки остудить, и печенье было еще горячим. Я обожгла рот. С тех пор я ни разу не брала чужого. Но, если желаете, можете обыскать дом — милости прошу.
— Верю вам на слово. К тому же в ломбарде или у ювелира запомнили бы такую посетительницу, приди вы к ним.
— А вы уверены, что пропавшие вещи появятся в ломбарде или у ювелира?
— Если только мы не имеем дело с профессиональным вором — тогда украденное передадут напрямую заказчику. Однако наши люди отслеживают и такую возможность. В скором времени что-нибудь из краденого выплывет, будьте уверены.
— Думаете, вор был не из профессионалов?
— Профессионал не стал бы так мелочиться. Попади он в подобный дом, зачем ему ограничиваться столовым серебром и статуэтками, если там полно куда более ценного имущества? Нет, тут кто-то схватил первое, что попалось под руку. Поэтому позвольте уточнить: вы все время были в доме одна?
Я приоткрыла рот, но промолчала. Рассказать, что в доме побывал Дарси — значит влипнуть в еще худшую передрягу. Ведь тогда Дарси заявит, что пришел навестить меня, и Физерстонхоу узнают, что я убирала их дом, и через две секунды об этом узнает весь Лондон, а через три — весь Букингемский дворец.
— Не все время, — осторожно подбирая слова, ответила я, чтобы сказать полуправду. — Заходил сын Физерстонхоу с приятелем, но ненадолго.
— Он вас видел?
— Видел, но не узнал. Я чистила ковер на четвереньках и постаралась не поднимать голову. К тому же на прислугу обычно внимания не обращают.
— Уходя, вы заперли за собой парадную дверь?
Я подумала.
— Да, по-моему, задвижка щелкнула. Но я не знаю, был ли Родерик Физерстонхоу дома в тот момент, когда я уходила. Может быть, это он не запер за собой дверь. Как говорит мой брат, когда в доме есть прислуга, как-то не задумываешься о том, чтобы запирать дверь.
Бернелл встал.
— Еще раз простите, что снова вас потревожил, миледи. Если все-таки вспомните, что видели те вещицы, сообщите мне об этом, пожалуйста. Ну, а китайская статуэтка… если вы быстренько сдадите ее в починку, я верну ее леди Физерстонхоу и обещаю не объяснять, как мы ее отыскали.
— Очень любезно с вашей стороны, старший инспектор.
— Это самое малое, что я могу сделать, миледи.
В вестибюле дедушка подал инспектору шляпу. Тот поклонился мне и ушел. А я отправилась наверх — заканчивать уборку в комнате Зануды. Сейчас мне только не хватало, чтобы мне указывали «а вот тут и тут осталось три пылинки». Нервы были на пределе до такой степени, что я опасалась вот-вот взорваться. Больше всего я злилась на себя — на собственную наивность. Дарси меня просто использовал. Иначе зачем он продолжал искать моего общества, даже узнав, что у меня, как и у него, ни гроша за душой? Я ведь не из тех легкомысленных девиц, которые в его вкусе, — любительниц ночных клубов и флирта. Спустившись в вестибюль, я быстро надела пальто.
— Мне нужно уйти, — крикнула я дедушке, выскочила за дверь и взяла такси до Челси.
У Дарси был такой вид, точно он только что встал — босой, в халате, небритый, волосы взъерошены. Я постаралась не обращать внимания на то, как ему это к лицу. Когда он увидел меня на пороге, глаза у него загорелись.
— Вот так сюрприз! Доброе утро, моя прелесть. Ты вернулась, чтобы продолжить вчерашнее? На чем мы остановились?
— Я вернулась сказать тебе, что ты презренный негодяй и я не хочу тебя больше видеть. Тебе еще повезло, что я не сообщила твое имя полиции.
Ярко-синие глаза Дарси широко распахнулись.
— Ого! Что же я натворил, чтобы заслужить такую гневную тираду из этих прелестных губ?
— Ты прекрасно знаешь, что, — ответила я. — И глупа же я была, если поверила, будто ты питаешь ко мне неподдельный интерес! Ты просто воспользовался мной, верно? Прикинулся, будто пришел к Физерстонхоу повидать меня, а на самом деле тебе нужен был предлог, чтобы проникнуть в особняк и поживиться их добром.
Дарси нахмурился.
— Поживиться?
— Хватит, Дарси, я же не дура. Ты прокрался в дом, притворился, будто флиртуешь со мной, а потом — вот удивительно! — несколько ценных вещиц исчезло.
— И ты решила, что их взял я?
— Ты сам сказал мне, что у тебя ни гроша и что ты добываешь средства как можешь. Полагаю, привычки к ночным клубам и женщинам обходятся дорого. И кто заметит, если в богатом доме пропадет что-нибудь из георгианского серебра? Тебе чертовски повезло, что я не сообщила в полицию. Но теперь я у них главная на подозрении. Как будто мало того, что они обвиняют нас с Бинки в убийстве де Мовиля! Теперь они еще решили, будто я к тому же промышляю воровством. Итак, если в тебе есть хоть что-то от джентльмена, ты немедленно вернешь эти вещи, пойдешь в полицию и во всем сознаешься.
— Значит, вот ты обо мне какого мнения. Считаешь, будто я вор?
— Не строй из себя невинность. Я и так уже достаточно наглупила по собственной наивности. С чего бы иначе ты притворился, будто я тебе нравлюсь, хотя знал, что у меня тоже нет денег? Со мной ведь не приходится рассчитывать на такие наслаждения, как с Белиндой Уорбертон-Стоук!
С этими словами я обратилась в бегство — чтобы Дарси не увидел, как я плачу. Догнать и вернуть меня он не попытался.
ГЛАВА 23Раннох-хаусСреда, 4 мая 1932 года
Я погрузилась в уныние. Приехала Зануда-Хилли и сразу дала понять, что присутствие моего дедушки в доме ей не по нраву. Она придиралась ко всему, включая и то, что в доме слишком тепло — это ведь немыслимая расточительность, включать водонагреватель ради одного человека, заявила она. Дедушка поспешно ушел, сказав на прощание, что всегда рад принять меня у себя, и я осталась с Хилли и ее горничной. В жизни не чувствовала себя такой несчастной. Куда уж хуже, подумала я.
Долго ждать не пришлось. Горничная Хилли принесла мне письмо, которое только что доставил посыльный из дворца. Ее величество желала немедленно переговорить со мной. Удивительно, но Зануду это обескуражило.
— Почему ее величество хочет видеть тебя? — требовательно спросила она.
— Я ее родственница, — ответила я, подразумевая «а ты нет».
— Пожалуй, мне следует отправиться с тобой, — сказала Хилли. — Ее величество человек старой закалки и не одобрит, что молодая особа разгуливает по городу без сопровождения старших.
— Очень мило с твоей стороны, но, спасибо, нет, — откликнулась я. — К тому же вряд ли на Конститьюшн-хилл кто-нибудь пристанет ко мне с непристойными намерениями.
— Что ей могло понадобиться? — продолжала Хилли. — Если бы она хотела с кем-то поговорить о бедняжке Бинки, то вызвала бы меня.
— Ума не приложу, что ей нужно, — ответила я.
На самом деле я догадывалась, о чем пойдет речь. Я заподозрила, что ее величество прознала про агентство по найму «Первоклассная прислуга», и теперь я обречена на ссылку в глушь Глостершира: сматывать вязальную шерсть и выгуливать пекинесов. Я облачилась в элегантный черно-белый костюм и на сей раз вошла в Букингемский дворец не с черного хода, а через главный двор, как и полагается посетителям, — мне удалось благополучно объясниться с дворцовыми гвардейцами и пройти. Меня проводили вверх по лестнице в заднее крыло дворца, в личный кабинет королевы, выходивший окнами в сад. То была простая, спокойная комната, в точности отражавшая характер ее величества. Убранство здесь было самое скромное — кое-какой прелестный веджвудский фарфор и маленький столик маркетри. Откуда и как они были добыты, лучше не думать.
Ее величество, в очках, собранная и подтянутая, сидела с прямой спиной за письменным столом. Когда прислуга объявила о моем прибытии, королева подняла глаза.
— О, Джорджиана, милая моя. Входи, садись же. Скверная история.
Она покачала головой, затем подставила мне щеку для обязательного поцелуя. Я сделала реверанс.
— Я очень расстроилась, узнав эту новость.
— Мне очень жаль, мадам.
Я села напротив нее на краешек полосатого стула в стиле Регентства.
— Ты не виновата, — резко сказала она. — Не можешь же ты с утра до ночи присматривать за своим дуралеем-братцем. Я полагаю, он невиновен?
У меня вырвался вздох облегчения. Значит, о моих авантюрах с агентством королева не знает.
— Разумеется, он невиновен, мадам. Вы ведь знаете Бинки — разве можно представить, чтобы он кого-то утопил в ванне?
— Откровенно говоря, нет. Застрелить по ошибке — другое дело, мог бы. — Она снова покачала головой. — Итак, я хочу знать, что делается для его освобождения.
— Его адвокат поставлен в известность. Жена приехала из Шотландии и сейчас осаждает полицию.
— Если это все, кто встал на его защиту, я не питала бы надежд на благополучный исход, — заметила королева. — Я рада бы помочь, но король заявил, что мы не должны вмешиваться. Нам необходимо показывать, что мы полностью полагаемся на законодательную систему, и мы не можем пользоваться своим положением, делая исключения для родственников.
— Прекрасно понимаю, мадам.
Королева взглянула на меня поверх очков на кончике носа.
— Рассчитываю на тебя, Джорджиана. Твой брат — человек порядочный, но, боюсь, избытком мозгов не обременен. Тогда как ты всегда отличалась умом и смекалкой. Воспользуйся же ими для спасения брата, иначе он в конечном итоге сознается в преступлении, которого не совершал.
Она была права.
— Я прилагаю все усилия, ваше величество, но дело непростое.
— Охотно верю. Этот утонувший француз… Есть ли у тебя какие-то соображения, кто мог его утопить?