— Серёга, и как он тебе? — предложил я наконец-то высказаться своему тульпе, который уже добрых пять минут анализировал все движения этого великовозрастного крупного детины, — Я про то, чтобы против него на кулаках выйти?
— Чем больше шкаф, тем громче падает. А тут эта истина, как прям под него написана. Он же явно приторможенный. Но если попадёт…
— Да не собираюсь я с ним долго играть. Как только увижу первый же верный шанс, так и срублю.
— И то верно, — кивнул мой спеназовец, и начал показательно разминаться, поглядывая на меня и предлагая присоединяться.
— Погоди. Нас ещё никто никуда не вызвал. А хотя, нет. Идёт уже, чудо гороховое…
Да, экзамен по «Российской поэзии» сдавали при Державине, и его сдавали все, но вот ведь нашло что-то на доморощенного пиита, что его зацепило и вынудило ссору искать.
Глава 16
— Как я вижу, господин Креницын свои делишки предпочитает чужими руками обделывать, — встретил я здоровяка ухмылкой, — Нуте-с, излагайте, с чем он вас ко мне отправил?
— Так это… На дуэль бы вас надо вызвать… — неловко развёл руками Елагин, оглядываясь назад, в поисках моральной поддержки, но её не было.
Креницын предпочёл задержаться поодаль, и даже краем глаза вроде как не следил за своей торпедой, отправленной в мой адрес.
— Угу. Дуэль, значит, — потёр я руки в предвкушении, — Но на рапирах вам ничего не светит, так как я двурукий и вы минуты против меня не продержитесь. На пистолетах — так опять же я стреляю изрядно. Пару раз пари в лицее выигрывал, разбивая по пять чайных блюдец подряд с двадцати пяти шагов. Может, магия? — вопросительно глянул я на Елагина.
Тот видимо что-то всё-таки соображал, так как слушая перечисление вариантов, понемногу превращался в истинного истукана, но на моё предложение о магической дуэли отрицательно замотал головой с такой силой, словно от этого зависела его жизнь. Зря он так. Званый ужин у деда я портить не собираюсь. Так, повалял бы его по земле, да на дерево какое бы закинул, и хватит с него.
— Тогда может по-простому, на кулаках сойдёмся? — предложил я этому переростку, изрядно превосходящему меня как по габаритам, так и по весу.
Мало того, что меня на голову выше, так и в плечах заметно шире. Сильно заметно, как бы раза не полтора.
— Я бы хотел, но невместно на кулаках. Слишком уж по-мужицки, — проявил здоровяк присутствие разума и вбитые в него нормы приличия.
— А мы по-гречески сойдёмся. Как герои Олимпийских игр. Руки ремнями обмотаем, разденемся по пояс и по олимпийским правилам сразимся, я даже на климакс согласен, — применил я довольно необычный термин, заставив слушающих нас девиц прыснуть в кулачок, а пожилых дам смущённо покраснеть.
— А не просветите ли нас, Александр Сергеевич, что в кулачных боях Олимпиад называли климаксом? — очень кстати поинтересовался Павел Исаакович.
— Так там всё просто. Когда бой затягивался, в нашем случае, мы можем взять за расчётное время пять минут, то судьи кидали жребий. После этого один боец должен был принять от другого удар по животу, и если он его выдержал, то мог ударить уже его в свою очередь, и так до победы, пока кто-то из соперников не упадёт.
— Я согласен, — тут же прогудел Елагин, видимо уже наивно представляя себе именно такое окончание боя, и в мечтах отправляя меня своим молодецким ударом в полёт, сразу на несколько метров.
— Командир, разреши мне поединок провести! — не вытерпел Серёга, прыгая вокруг меня и изображая бой боксёра с тенью.
Так-то, не вопрос. На утренних разминках и тренировках, когда моё сознание ещё мечтает хотя бы о нескольких минутах сна и чашечке кофе, Серёга частенько меня замещает, удивляя посторонних зрителей той прытью и старанием, с которыми молодой барин приступает к своим утренним занятиям. Понятное дело, что текущими успехами в физической подготовке нынешнего Пушкина я, в большей степени, обязан перлу на усиление тела, но и вклад Серёги трудно не заметить.
— Мало обладать, нужно учиться владеть! — вот что он приговаривал, гоняя моё тело каждое утро по аллеям парка и турникам.
И учил. Хрен его знает, по каким методикам, но выходило очень эффективно. Пусть мой Пушкин ростом невелик, и весом обделён, но каждая его мышца и мускул — это натянутые стальные канаты, которые не вдруг пальцами продавишь, в ответ на что они могут сработать с такой скоростью, что у обычного человека не хватит реакции, чтобы успеть уклониться от результата их деятельности.
— Александр Сергеевич, разреши мне? Я его за минуту, максимум за полторы минуты уделаю! — взмолился тульпа, продолжая скакать около меня и молотя руками воздух.
Что характерно, кроме него, никто из моих тульп к управлению телом не рвётся. Полагаю, что Виктор Иванович такое считает недопустимым, исходя из его воспитания и врождённой интеллигентности, а дамы, вот кто бы знал, что у них на уме. А спрашивать — так себе дороже может выйти. По крайней мере та же Лариса весьма отчётливо фыркнула, когда я ей предложил заменить себя при раскрое тканей, и отказалась.
Интересные детали вырисовываются. Раньше я на них внимания не обращал, так как переваривал ежедневно гигабайты информации, а сейчас, в этом новом мире, я иногда задыхаюсь в информационном вакууме, поневоле думая о чём угодно, лишь бы голову занять.
— Почему бы и нет? — передал я Серёге управление телом, и тот начал увлечённо объяснять, что есть такое кулачной бой по олимпийским правилам Древней Греции.
И всё бы ничего, можно и голым торсом посветить перед барышнями, но вот скакать по травяному газону в лаковых штиблетах — увольте. Пришлось мне обратно брать власть над телом в свои руки, и идти к деду с просьбой о помощи в получении нормальной обуви.
Пусть не вдруг, но обычные солдатские башмаки, новые, но изрядно высохшие, где-то в запасниках у деда нашлись. Так себе обувка, но всяко лучше штиблет, у которых даже кожаная подошва, и та лаком покрыта. Чистые лыжи из штиблет получаются, но никак не обувь для кулачного боя на травяном газоне.
— Дуэлянты готовы? Секунданты, подойдите ко мне, — начал командовать Лошаков, выбранный в судьи поединка, — Стороны примиренья не желают? Правила кулачного боя вами до участников доведены и им понятны? — по очереди спросил он каждого, после чего отправил секундантов проверять обмотку кулаков у соперника.
Не знаю, чем мне особо ремни помогут, но может фаланги пальцев защитят и от растяжений спасут, зато способ обмотки меня удивил уже с самого начала. Оказывается, конечную петлю на кожаном ремне надевали на большой палец, и лишь затем обматывали ремнём саму руку.
Кому довелось в жизни боксировать, поймёт, о чём я говорю и в какую даль уходят традиции кулачного боя.
Всем остальным объясню просто — боксёрам руки бинтуют в моём мире почти так же, как это и было принято полтора десятка веков назад.
Лошаков ещё раз проговорил правила поединка, теперь уже для нас двоих, его непосредственных участников, и когда нас развели в стороны, отдал команду: «Бой!»
— Словно Давид с Голиафом встретились! — успел я услышать экзальтированное высказывание одной из дам.
Елагин тут же двинулся вперёд, и ещё не дойдя до меня пары шагов, уже начал отводить руку за спину, для богатырского размаха.
Наивный псковский увалень. Пока он так размахивается, думая, что вот сейчас он ка-а-ак врежет, даже я сумею пару шагов сделать, а уж Серёга и подавно. Ан нет. Мой тульпа даже дёргаться не стал. Он попросту поднырнул под удар, угадав с нырком под руку в самый последний миг, а затем, словно походя, пару раз ударил сам, целя в солнечное сплетение и печень. Вроде и не сильно бил, а верзилу Елагина согнуло. С некоторой ленцой и оттяжкой, Серёга добавил ему в нос и в ухо, и тут же отошёл назад, глядя, как неповоротливый Елагин падает на задницу, ещё не понимая, что поединок уже закончен.
Выглядел чудо-богатырь не очень. Он сам размазал по всему лицу и верхней части тела кровавую юшку, щедро плеснувшую из разбитого носа, и пытался решить сразу две задачи: вдохнуть хоть чуть-чуть воздуха, и что-то сделать с глазами, которые у него свелись в точку, создавая впечатление, что он отчаянно желает рассмотреть что-то у себя на переносице.
Сосчитав отчего-то до десяти, Лошаков махнул рукой, разрешая подойти лекарю к поверженному верзиле.
— Победил Александр Сергеевич Пушкин! — торжественно объявил он во всеуслышание.
Гости радостно начали аплодировать, а я успел заметить спину Креницына, который по всей видимости спешил нас покинуть.
Смешной он человек… Спросил бы меня — считаю ли я себя поэтом? И я бы честно ему ответил — нет, не считаю. Ошибся старик Державин, хоть он и считается сейчас лучшим поэтом России.
Родиной кальвадоса считается Нормандия.
В моём времени производство этого напитка было делом скорее семейным, чем промышленным. На многочисленных шато винокуры десятилетиями искали именно свой вкус, а затем потомкам вместе с винокурнями передавали рецепты и секреты изготовления напитка.
Казалось бы, что может быть проще — выдави сок, сделай сидр, да перегони его в спирт.
Но, нет — всё дело в нюансах.
Расхождения в рецептах начинаются с исходного продукта и заканчиваются в лабораториях купажа. Кто-то для сидра использует только яблоки с ближайших садов и смеётся над теми, кто добавляет в него груши. В одних винокурнях яблоки после дробления ферментируют, а где-то давят сразу. Кто-то сбраживает сок без дрожжей и не желает общаться с теми, кто это делает не так. Некоторые перегоняют сидр сразу, как только он отстоялся после брожения, а другие делают это строго только через год, и не раньше. В каких-то семьях разлив напитка по бутылкам начинают спустя два года выдержки в бочке, а соседи считают, что ранее трёх лет этого делать ни в коем случае нельзя.
Одним словом — нет единого стандарта и рецепта кальвадоса. Кто-то будет настаивать, что настоящим кальвадосом следует считать только тот, который и бла-бла-бла.