класса так же была сильно недостаточной. Пассажиропоток между двумя столицами точно быстро вырастит, так что вагоны, которые первоначально были разработаны для Гатчинской дороги здесь очень быстро исчерпают свою ёмкость. Да и разрабатывались они под совершенно другие условия, главным отличием которых была длительность поездки. До Гатчины поезд со всеми остановками доезжал максимум за два с небольшим часа, а от Петербурга до Москвы первые поезда будут идти не менее полутора суток. И даже если потом этот срок удастся сократить в полтора или, даже, два раза — без спальных мест всё равно будет не обойтись. Плюс, неплохо было бы поднять и грузоподъёмность товарных вагонов. Эксперименты Черепановых и Аносова выглядели вполне обнадёживающими, так что с новыми рельсами был шанс поднять нагрузку на оси хотя бы до уровня классической «теплушки». То есть где-то шестисот пятидесяти пудов. Что так же требовало некоторой переработки конструкции вагонов.
Нет, если бы Николай позволил ему отплыть в Калифорнию — он бы даже и не подумал начинать большую часть этих проектов, но раз император упёрся — так почему бы и не заняться? Всё это — от узкоколеек до примусов и локомобилей всё равно рано или поздно окажется востребовано, так что лучше к будущему спросу подготовиться заранее.
А двадцатого июля он стоял в толпе приближённых Николая сумрачно глядя на шеренгу виселиц, выстроенную напротив памятника Петру I. Бывший майор смутно помнил, что, вроде как, в той, другой истории декабристов казнили в Петропавловской крепости, но здесь Николай решил устроить казнь руководителей бунтовщиков на том же месте где они и бунтовали. Так что виселицы выстроили на Сенатской площади.
— Зябко сегодня,- передернул плечами стоящий рядом Милорадович. Вот кто от нового развития ситуации точно выиграл. Насколько припомнил бывший майор, в тот раз его убили во время восстания, а на этот он — даже не появился перед восставшими. Николай всё сам порешал… Впрочем, насколько Данька знал — Николай устроил всему руководству Петербургского гарнизона и гвардии сильнейшую выволочку, после которой почти всей гвардии было предписано отправляться на Кавказ. Искупать кровью так сказать… А вместо неё в город были введены линейные части из числа тех, в преданности которых молодой император не сомневался. Ну и Сапёрный с Железнодорожным батальоны, которые в настоящий момент волей императора разворачивались в полки. Так что солдаты, стоявшие в оцеплении, были одеты во вполне знакомые глазу мундиры.
В город Данька приехал ещё прошлым вечером. Подаренный ему дом до сих пор ремонтировался и перестраивался, так что ночевал он в своих апартаментах в Зимнем… Когда он лёг в кровать — то долго не мог заснуть. Всё думал о том, что случилось, а также о том, что должно было случится завтра. Потому что завтра он впервые решился по-настоящему поставить свою судьбу на кон. Но по-другому он поступить не мог…
Декабристы во всех учебниках, по которому он учился, были представлены героями, пошедшими на смерть и каторгу ради свободы и лучшей жизни для всех людей. Причём, это, во многом, подтверждалось и тем, как они вели себя после приговора. Казненные-то понятно — мёртвые уже ничего сделать не могут, но вот те, кого отправили на каторгу, немало сделали для развития Сибири — проводили исследования природы, увеличили запашку земель и номенклатуру выращиваемых овощей, открывали школы… Но за Сибирь бывший майор особенно не волновался — наличие железной дороги вкупе с точно куда более ранним освобождением крестьян и нацеленностью Николая на развитие образования должно было дать региону столь мощного пинка, что декабристы могли отдохнуть… но вот то, что на этот раз казнено будет в два раза больше декабристов его напрягало. В первую очередь потому, что в этом точно была и его вина. Вот поэтому он и лежал в кровати, мучаясь и страдая.
Загрохотали барабаны… толпа, собравшаяся на Сенатской площади, заволновалась.
— Идут!- тоненько закричала какая-то баба- Ой, боженьки мои, худыя-то какие…
— В кандалах!
— А неча было против Государя умышлять,- трубно возгласил какой-то дьячок.
— Да они ж за хорошее вышли! За свободу!- взлетел над толпой ломкий голос какого-то студента.
— Свободу государь и без них обещал дать,- сурово возгласил какой-то дюжий крестьянин.- А энти, наоборот, хотели мужика к ногтю…
— Да враньё это всё…
— И вовсе не враньё — я сам в лубке про то читал…- Данька тяжело вздохнул. В этом тоже была его вина. Потому что использовать печать для разъяснения действий императора и создания нужного общественного мнения было его предложением. Так, первая «информационная листовка» была напечатана и опубликована уже на следующий день после восстания. Даже ещё раньше, чем был опубликован официальный «Манифест». И за прошедшее время их вышло уже более десятка. А кроме них в информационной компании было задействовано ещё множество различных печатных средств — газеты, журналы, лубки для простого народа, проповеди в церквях… ведь сейчас церковь являлась неотъемлемой частью государства — всеми делами церкви управлял созданный Петром I после упразднения Патриаршества Святейший правительствующий синод, в котором у императора имелся собственный представитель — Обер-прокурор синода, без согласования с которым не могло быть принято ни одно решение. Сейчас эту должность занимал князь Мещёрский, с которым Даньке пришлось познакомиться. Ну да — как раз в рамках того самого «информационного обеспечения» через церковь. Плюс Бенкендорф, которого Николай фактически поставил во главе расследования, за прошедшие полгода даже дал аж три пресс-конференции для русских и иностранных журналистов, на которые заранее пригласили целых три десятка журналистов провинциальных изданий. Чем все они оказались чрезвычайно довольны… Правда, по докладам полиции, из этих трёх десятков считай треть после всех пресс-конференций решила не возвращаться в свои губернские города, а поискать места в столичных или московских изданиях…
Приговорённых под непрекращающийся барабанный бой завели на длинный — аж на одиннадцать виселиц, эшафот, после чего стоящие навытяжку рядом с каждой виселицей солдаты Лейб-гвардии Сапёрного батальона накинули на шею приговорённым петли верёвок…
— Государь!
Стоявший впереди толпы придворных молодой император резко обернулся и уставился на Даниила, выбравшегося из толпы шитых золотом мундиров и рухнувшего перед ним на колени.
— Милости прошу!- громко заговорил бывший майор.- Не для себя — для душ заблудших! Русская кровь в них — помилуй их, дай России послужить. Пусть не здесь, пусть в краях дальних… пусть не саблей и доблестью, как их изначально учили, да, видать, не доучили, а кротостью и смирением, но не губи души русские! Дай им возможность делом покаяться и заслужить прощение! Своей жизнью за них ручаюсь, что не предадут они более веры и чести своей. А коль случится такое — возьми мою жизнь взамен…- свою речь он, конечно, обдумывал, но сейчас слова лились из него каким-то сумбуром. Не то чтобы совсем уж бессвязным — основную мысль он держал, но всё равно как-то комкано…
Площадь замерла. Николай, стоявший перед ним, молча сверлил его яростным взглядом. Данька же молча стоял на коленях перед ним, опустив голову.
— За последние месяцы…- медленно начал молодой император,- у меня было множество ходоков, просивших за приговорённых. И я всем отказал. Потому что считал, что предавший раз — будет предавать и далее. Ибо предательство — отрава, которую из души уже не вывести…- Николай сделал паузу и окинул взглядом приговорённых, ровные шеренги солдат, толпу за ними, кучку придворных, столпившуюся за его спиной, вздохнул.- Но сейчас о милости для приговорённых просит тот, кому я верил как себе, кто не раз стоял со мной плечом к плечу в самых опасных делах — при атаке вестфальцев, на ферме Угумон, а здесь, на Сенатской площади полгода назад вообще заслонил меня своим телом, приняв на грудь штык, предназначавшийся для меня. И удар этим штыком нанёс один из тех, кто стоит сейчас вон там,- и он резким взмахом руки указал в сторону виселицы.- Однако, он всё равно просит дать им ещё один шанс…- молодой император замолчал и снова обвёл взглядом всех присутствующих. Над площадью висел звенящая тишина. Люди, казалось, перестали дышать. Так что вздох нового императора услышали даже самые дальние присутствующие.
— Что ж… ему я не смогу отказать. Потому что до сих пор жив и могу говорить и править Россией только благодаря этому человеку,- Николай резко взмахнул рукой, и стоявшие рядом с приговорёнными солдаты Сапёрного батальона начали споро снимать с их шей петли и сводить их с крышек люков, которые должны были распахнуться, заставив приговорённых повиснуть на верёвке… император же наклонился к стоящему на коленях Даниилу и яростно прокричал:- Но и тебя, мой верный слуга, я видеть рядом не хочу. Ты отправишься с ними и проследишь, чтобы твоё заступничество не привело к ущербу для России и её народа. Понял меня?
— Да, Государь…
После чего Николай наклонился ещё ниже и зашипел уже едва слышно:
— Ах ты ж сволочь — добился своего! Всё равно в Калифорнию я тебя не отпускаю. На север поедешь. В Архангельск. И не дай бог вы не построите мне этот ваш корабль…
— Да, Государь,- так же тихо отозвался Даниил.
— И ещё — не дай бог твои выкормыши мне без тебя дорогу не построят. Всех в Сибири сгною!
— Построят, государь, не сомневайся,- снова отозвался Данька. Николай ожёг его яростным взглядом и, резко развернувшись на каблуках, быстрым шагом двинулся в сторону от Даниила. А бывший майор шумно выдохнул и обессилено осел. Получилось…
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Собираться ему было особенно нечего, к тому же эту обязанность взял на себя Прошка. Он даже оскорбился, когда Данька предложил ему остаться в здесь, в Сусарах.
— Да как же это, Ваше Сиятельство, нешто я провинился чем, что вы меня от себя удаляете? Нет уж: куда вы — туда и я!
— Да уж,- усмехнулся Даниил,- недолго я Сиятельство побыл.