Уходили из городка бортников и плотников быстро, шумно, непрофессионально, как табор, а не компания опасных заговорщиков, ловко заметающих следы. Но все же ушли, вроде бы даже без соглядатаев на хвосте. Трофеи бросили, только Грималь и Марьядек обрезали пару кошелей с поясов убитых, оставалось надеяться, что среди медяков найдется хоть малость серебра. Елена заштопала Раньяна прямо на ходу, остановив кровь и наложив повязки, но бретер впал в беспамятство и, если судить по елениному опыту, вышел из строя, по меньшей мере, на пару недель. Так и поехал дальше в телеге на пару с Артиго.
- Почему не сбежал? - коротко спросила Елена у Марьядека, который с мрачным ожесточением работал костылем.
- Сбегу, - отозвался браконьер. - Слишком вы резкие и опасные, сами лезете в петлю и других тащите. Но сбегу потом. А сейчас уходить всем надо. Разбирать не будут.
Горец умолчал о том, кто и что не разберет, и так было ясно.
Двигались быстро и без фонарей, стараясь не привлекать внимания и уйти как можно дальше еще до восхода. Карт, разумеется, не было, однако судя по каменным столбам указателей, шансы быстро выйти за пределы графства имелись. Конечно, это не отменяло преследования, но сильно его осложняло.
Пантин, кажется, незаметно ослабил боль, терзавшую Раньяна, однако тем и ограничился, всю медицинскую часть пришлось решать Елене. Лошади остались без ночного отдыха и теперь должны были снова тащить поклажу. Раньян время от времени приходил в себя и порывался идти своим ходом, и Елена испытывала регулярное желание дать ему в лоб, благо нынешнее состояние великого фехтовальщика это вполне позволило бы. Гаваль молчал и боялся, кажется, даже собственной тени. Гамилла тоже словами не разбрасывалась, вместе с менестрелем они образовали странную пару, в которой каждый из членов терпеть не мог другого, но вынужденно за него держался. Видимо арбалетчица все же рассчитывала на долю от будущих доходов работника творческого труда.
Елена мучилась от недосыпа и, проверяя на редких привалах состояние раненого, думала - а на кой хрен им, собственно, сдался Пантин? Какой прок от воина-мага, который не колдует и не воюет?.. Ну, почти не колдует. От мысли, что сейчас к общей усталости еще прибавилось бы недомогание, становилось дурно.
Но все равно, мог бы и еще помочь!
Так они шли ночь и все утро под светом уже не луны, а бледного солнца. Вокруг тянулись жиденькие леса, укомплектованные деревцами, которые больше напоминали кустарники. Судя по дымам, неподалеку располагались редкие очаги жизни, но деревеньки пока не встречались. Было тепло и непривычно сухо, впрочем, за спинами, в северной стороне поднималась нездоровая хмарь. Как авторитетно сообщил Марьядек, тонкая серая полоса на горизонте к вечеру превратится в дождь, а на следующий день, скорее всего, жахнет настоящая вьюга с мокрым снегом. Может даже раньше. Новость, которая прежде вызвала бы всеобщее уныние, теперь оказалась воспринята с энтузиазмом и надеждой - скорее бы! Непогода - лучший друг беглеца.
Дорога была совершенно пуста, преследователи то ли отстали, то ли пошли другим путем, так что пока все развивалось более-менее удачно. Даже серый от усталости Марьядек чуть расслабился. А затем путники увидели уже знакомые повозки циркачей. Те, надо полагать, тоже шли всю ночь, а сейчас разбили привал на полянке метрах в пятидесяти от дороги, так, чтобы и поодаль, и в случае чего - дождь, например - можно было вернуться на тракт, не слишком далеко толкая повозки по грязи. Костерок дымил, мулы грустно сунули морды в тощие мешки с кормом. У костерка с печальным видом сидел клоун и жарил на тонком прутике что-то исчезающе малое, кажется хлебную корочку.
Марьядек тихо выругался, дернув головой назад. Там, на горизонте, появилась россыпь мелких точек с ярким пятнышком, больше всего похожим на прапор. Раньян неразборчиво что-то пробормотал и снова потерял сознание. Гаваль явственно затосковал. Искупители как-то разом подобрались. А Елена снова ощутила на себе скользящие взгляды, как накануне, после стремительного ухода Раньяна.
Хотелось наорать на всех в полный голос, что-нибудь вроде «какого хрена?! я в гробу видала всех вас и этого мелкого недоумка! я хотела лишь найти нового фехтмейстера и уйти подальше от столицы! нечего на меня пялиться, спасайся, кто может!». Более того, Елена отчетливо поняла, что ей по большому счету ничто не мешает прямо сейчас сорваться и сбежать. Дорожный мешок на плече, нож на поясе, меч за спиной. Дешевенький, конечно, фактически обычный тесак, выкованный рядовым кузнецом из мягкого железа, но все же клинок. И главное - тубус, в котором хранится цеховая грамота, последний дар Флессы. С ним в любом городе можно заниматься медицинской и аптекарской практикой.
Кстати, ведь искупители следуют за Еленой, скорее всего и теперь пойдут, то есть два суровых телохранителя уберегут от неприятностей. Так, спрашивается, что ей искать в сомнительной компании, которая все равно обречена?
По ходу этих раздумий в голове отчетливо, ясно сформировался простой вопрос: а не пошли бы вы все?..
Нет, ну, в самом деле?..
Взгляды становились настойчивее. Артиго снова начал всхлипывать. Раньян бредил, кажется, рана все-таки воспалилась. Гаваль шептал молитвы. Елена затравленно оглянулась, понимая, что ей снова приходится выбирать. Поймала взгляд Пантина, ничего не выражающих бельм грязно-серого цвета. О чем думал воин-маг, оставалось непонятным, но выглядел пятисотлетний хрен задумчиво, причем как-то по-особенному задумчиво, будто естествоиспытатель или психолог, ведущий экспериментальные наблюдения.
«Мать. Вашу» - раздельно и выразительно подумала Елена.
- Что делать то будем? - негромко спросил как бы в пустоту Марьядек. Никто ему не ответил.
Они прошли еще немного, Елена снова оглянулась и увидела, что точки приблизились. Кто бы ни шел по дороге за беглецами, преследователи не очень спешили. Кто знает, быть может, это и не по их души? Очень хотелось надеяться, но здравый смысл глумливо подсказывал: по ваши, конечно, чьи еще то?
- Туда, - показала Елена в сторону циркачей. Она и сама не смогла бы внятно разъяснить, почему решила именно так. Вероятно, подсознание пришло к выводу, что просто бежать бессмысленно - рано или поздно догонят. А тут хоть какое-то разнообразие.
Когда стало ясно, что довольно большая компания идет на сближение, клоун подобрался и что-то негромко сказал, обращаясь к невидимой спутнице. та не заставила себя ждать, выйдя из-за телеги. Судя по ведерку в руках, девушка смазывала тележные оси. Елена подняла вверх пустые ладони, демонстрируя, что не ищет драки, вышла вперед. Все приняли это как должное, вызвав у лекарки новый приступ злобы. Нашли, мать их, переговорщицу и дипломата…
- День добрый! - приветствовала она циркачей, стараясь, чтобы звучало это как можно увереннее и непринужденнее.
- И вам того же, - хмуро отозвался клоун. Девушка рядом с ним поставила ведерко на землю и молча вытерла рукавом лицо. Затем тоже приветствовала внезапных гостей, очень сдержанно, на грани открытого недружелюбия.
Елена представилась, в очередной раз сменив имя, теперь она себя назвала Сириоль, то есть «Веселая» в смысле «развлекающая». Клоун оказался Кимуцем, имя показалось Елене странно и смутно знакомым, но лекарка так и не вспомнила, где уже слышала его. Кимуц имел вид человека, разочарованного в жизни до степени философского смирения и дзена. При взгляде на Кимуца сразу вспоминался депрессивный ослик Иа из старого мультфильма. Еще клоун явно пил, много и с душой, пагубная страсть отразилась на лице и в пожелтевших белках глаз. Как лекарь, Елена посоветовала бы отсутствующим родственникам начинать откладывать на похороны. Теперь было ясно, почему Кимуц одет как перед выступлением, похоже, у него попросту не имелось другого платья, наверняка пропил.
Светловолосая и коротко стриженая акробатка по имени Жоакина была молодой, гибкой и одета в мужской костюм из хорошего, хоть и потрепанного сукна с чулками вместо штанов. В других обстоятельствах Елена посмотрела бы на нее с определенным интересом, но сейчас голова была занята иными вещами. Циркачка показалась бы очень миленькой, если не присматриваться к глазам. У девушки был тяжелый и холодный взгляд человека, который с ранних лет приучен бороться за жизнь, не верит в доброту и знает - дороже всего обходится то, что вроде бы предлагают даром.
Повисла нездоровая пауза. Все представились и пытались понять, что сейчас делать. Бродячая труппа явно опасалась пришельцев, Елена не могла даже сформулировать какую-нибудь просьбу, а прочие ждали от нее чуда. за исключением разве что Пантина, который по-прежнему казался сторонним наблюдателем, совершенно чуждым процессу.
- А мы тут странствуем, - наконец выдавила Елена, снова разводя руками.
- Ну да… - согласилась после некоторого раздумья Жоакина. - Мы тоже.
Елена поглядела на солнце, чуть прищурившись, и выдала новую фразу:
- Плохие времена для заработка. Скудные.
Ей до смерти хотелось оглянуться и посмотреть на далеких преследователей, убедиться, что те и в самом деле далеко. Но женщина точно знала, что не нужно столь откровенно показывать испуг. Хотя, судя по косым взглядам цирковых, еленины спутники таки оглядывались и спалили всю интригу.
- Это верно, - согласилась, наконец, Жоакина. Голос у нее был грубоват, как у человека, которому приходится часто и громко орать, но в целом довольно приятный, с каким-то тягучим акцентом. Казалось, что в уши льют горьковатый мед.
- А у вас людей маловато, - Елена демонстративно посмотрела на фургоны, слишком большие для крошечной труппы из двух человек.
Ее, судя по всему, поняли неверно. Циркачи сразу подобрались, акробатка, словно невзначай присела, взявшись за ведерко, Кимуц отступил на шаг, озираясь в поисках чего-нибудь потяжелее.
- Нет-нет! - заторопилась Елена. - Мы не грабители! Мы… это…
«Твою мать! Твою мать!!! ДА ТВОЮ ЖЕ …!!!..»
- Мы, как и вы, - она импровизировала на лету, понимая, что терять в общем то нечего, остается лишь положиться на волю случая и удачу. - Ходим, бродим, даем представления.