- А-а-а… - неопределенно отозвалась Жоакина, глядя за спину Елене.
Женщины помолчали. Клоун малость расслабился, поняв, что бить и грабить не собираются. Неизвестность жгла спину, но Елена оборачиваться не стала. Пауза затягивалась, с одной стороны лекарка знала, что в сложных переговорах кто первый нарушает долгое молчание, тот ставит себя в заведомо невыгодное положение. С другой стороны неизвестное количество неизвестных всадников в тылу сильно подогревали седалище.
А может вас поубивать без изысков, неожиданно подумалось Елене. Мысль была удивительно трезвой, здравой и холодной, как могильная плита под осенним дождем. Еще пару месяцев назад ничего подобного женщине в голову не могло прийти, но пару месяцев назад она и не знала как хрустят кости черепа под молотком, какова на вкус человеческая кровь.
Нет, если подумать… ей даже не придется взывать о помощи, знаний Чертежника вполне хватит, чтобы убрать цирковых ножом быстро и относительно чисто. Трупы закинуть подальше, самим расположиться у фургонов, словно так и нужно. Две больших повозки, в самый раз для такой компании, подозрений не вызовет. Главное, чтобы крови осталось поменьше.
Елена смотрела на Жоакину и чувствовала, как рука в незаметном и безобидном жесте, легко, словно перышко, ползет к широкому поясу. Суставы двигались мягко, как смазанные, лишь, когда пальцы коснулись деревянных накладок рукояти ножа, Елена опомнилась, мотнула головой, будто стряхивая воду с коротко и неровно стриженых волос.
Нельзя… так нельзя.
- И чем занимаетесь? - спросила Жоакина, всем видом демонстрируя внезапно проснувшийся интерес.
Елене показалось, что в глазах акробатки на долю секунды мелькнула искорка не иллюзорного страха. Могло ли так быть, что циркачка угадала темные намерения встречной женщины? Бродячие исполнители многое видят, общаются с разными встречными, им положено разбираться в людях и читать на лицах отражение потаенных мыслей.
За спиной шумно выдохнул кто-то, кажется, Грималь. Негромко заржала уставшая лошадь, всхлипнул Артиго.
- Мы… - Елена задумалась, как могла бы зарабатывать на жизнь разношерстная компания. - Разным занимаемся. Вот он… - она неопределенно махнула рукой. - Менестрель. Поет фривольные песенки о любви. И героизме. С хорошим или трагическим концом. Еще у нас есть… боец. Устраивает показательные выступления, красиво машет клинком. Только… - Елену несло по волнам фантазии, как дырявую лодку, поймавшую бурю в единственный драный парус. - Его сильно побили.
Против ожиданий Жоакина вдруг понимающе кивнула со словами:
- На благородных нарвался?
- Хуже, - покачала головой Елена, тут же проклиная себя за длинный язык и стараясь на ходу придумать, что может быть хуже. - Решил щегольнуть перед… заезжим фехтмейстером. Из братства.
- О-о-о… - дружно и с вроде бы искренней жалостью переглянулись клоун и акробатка. - Это глупо. Неосторожно.
- Да вообще дурачок, - искренне согласилась Елена. - Но ловкий и побили не до смерти. Отлежится и снова будет нам денежку зарабатывать.
- А кто у вас еще? - казалось, что циркачка балансирует между искренним недоверием и сомнением: а вдруг все же правда?
- Арбалетчица, - более уверенно стала «заплетать лапти» Елена, надеясь, что Гамилла не будет возмущаться, что ее, пусть низкородную, но все же дворянку записывают в презренную касту. - Сбивает на лету, что угодно.
И снова произошла заминка, Елена больше не сумела придумать никаких талантов для спутников. Все они могли в основном лишь бить-колотить и выглядели соответственно, как характерные актеры одной роли.
Характерные актеры…
Одной роли.
- Но вообще мы больше театральные, - выпалила женщина.
- Чего?..
- Театр, говорю! - Елена постаралась вложить в голос максимум добродушного превосходства, которого, разумеется, не чувствовала. - Хотим вот пьесу поставить, отрепетируем пока зима-холода, а весной чесанем по большим городам и ремесленным ярмаркам.
- Пьеса, - повторила, хмурясь, Жоакина и задала естественный вопрос. - А где ваш реквизит?
- Так нет его, - искренне вздохнула Елена, разводя руками. - Потеряли. Шли через горы, там буря, мороз такой ударил, что пришлось все пожечь в костре. А то замерзли бы. Потому к вам и подошли, у вас вроде что-то есть, может, объединимся?
- Вы чего, шли через перевал? - вылупился клоун, отвесив челюсть.
- Да, - Елена торопилась обрастить сымпровизированную задумку мелкими деталями, чтобы та выглядела хоть самую малость правдоподобно. - На востоке все… неспокойно, шумят, бузят. Хотели побыстрее оттуда уйти, а то ведь, - тут она вспомнила недавнюю ремарку Гамиллы. - Где люди с оружием, там легко сыграть даром, может и доплачивать приходится.
- Это да, - вздохнул Кимуц которому, судя по всему, такой опыт не был чужд.
- А какую пьесу вы ставили? - скепсис не покидал Жоакину, а Елена чувствовала, как у нее зудит спина под взглядами сокомандников. Снова мелькнула мысль: а может не тратить время? Каждая минута бесплодного разговора это минута, которая не потрачена для заметания следов и уборки тел.
- Пьеса! - провозгласила Елена, хлопая в ладоши. - Удивительная, невероятная, уникальная, прелестная пьеса! Представление, какого еще не видел мир!
В это мгновение она вспомнила «Мулен Руж» и карлика Лотрека, который в начале фильма примерно так же анонсировал красавчику Макгрегору авангардно-революционную пьесу под названием «Феерия». Но здесь такой фокус не прошел бы, требовалось нечто иное.
Забавно, подумала она. Предыдущий год Елене казалось, что Ойкумена день за днем перемалывает ее сознание, растворяя душу девушки индустриального мира до полного превращения в местную. А теперь наоборот, она регулярно чувствовала себя пассажиром субмарины, который смотрит на чужой мир через толстый иллюминатор.
Одна лишь проблема - иллюминатор только в ее голове, а мир способен убить одним касанием.
- Э-э-э… чего-то не верится, - скептически протянул Кимуц и осекся, бросив косой взгляд на Жоакину с видом, дескать, прошу прощения, забежал вперед начальства.
- С такой труппой - легко! - провозгласила Елена, повернувшись и обводя спутников широким жестом. В других обстоятельствах она не удержалась бы от улыбки, глядя как соратники пытаются изобразить актеров, каждый в меру своего представления, за исключением Марьядека. Браконьер, похоже, не понял о чем речь и просто глядел исподлобья. Точки приблизились, это явно были всадники под прапором, десятка полтора. Их вид категорически подогревал вдохновение, а также уколол Елену предположением: а если это давешний барон?.. Он же их узнает и никакие сказки про театр не пройдут. Это еще при условии, что все удастся.
М-мать… Или «Ynfelltitharfymhenasaithcenedlaethauohynafiaidadisgynyddion!!!» если по-местному.
- Мы долго вынашивали идею, совсем как мать дитя, но теперь мир ее увидит и содрогнется от восторга, - вдохновенно импровизировала Елена.
- О чем же эта пьеса? - задумчиво спросила Жоакина.
- О жизни, смерти и, конечно же, о любви, - нашлась Елена, у которой в голове намертво заклинило все, что касалось искусства. Казалось, беспроигрышный вариант - бери да пересказывай, например, «Ромео и Джульетту», но для этого требовалось сесть, вспомнить, записать на цере хотя бы общие тезисы. А с ходу ничего не вспоминалось.
- Это понятно, - качнула головой акробатка. - Но что за история?
- Она будет о…
Елена снова ощутила себя персонажем из «Мулен Руж», которому нужно мгновенно сымпровизировать нечто великое перед герцогом. Только ставка выше, герцог, во всяком случае, не мог убить комедиантов, а здесь провал означал неминуемую гибель. Как же неприятно было оказатьсясебя центром переговорного процесса, человеком от которого ждут чего-то решающего, ответственного.
- О…
Пауза затягивалась, Елена видела, как и без того не слишком доброжелательный взгляд акробатки подернулся ледком безразличия. Кажется, ничего не вышло.
- А кто смотрит ваши представления? - выпалила она в отчаянной попытке выиграть немного времени, хотя бы полминутки.
- Чего?
- Ну, кто смотрит, кто платит? Мужчины, женщины, дети? Торговцы, крестьяне?
Цирковые переглянулись в некотором замешательстве, затем дружно уставились на самопровозглашенного работника творческого труда.
- А тебе это к чему? - подозрительно спросил клоун.
- Я расскажу историю под… - Елена чуть было не сказала «аудиторию» по-русски, важно задрала нос. - Публику.
- Ну-у-у… - Кимуц почесал обширную лысину, морща лоб. - Так то и не сказать сразу.
Что же делать, напряженно думала Елена. Что же делать… ну хоть полчасика посидеть, вспомнить, раскидать по актам…
- По большей части мужичье, - акробатка говорила быстро и четко, вот у кого мысль и слово явно шли рука об руку. - Они же и деньги кидают в шляпу. Но если жалобная история о покаянии, то и бабы, случается, дают монетки. Или хотя бы провизию.
- А дворяне всякие? - Елена понимала, что почти загнана в угол, но все таки пыталась лавировать до последнего. Слишком уж ярким казался прапор всадников. - Богачи?
- Ты чего, - девушка посмотрела на лекарку едва ли не с жалостью. - Откуда у нас такая публика? тут на одних декорациях разорились бы.
- Богатеи разные, им просто размалеванную тряпку не покажешь, - поддакнул Кимуц. - Этим чтобы красиво надо.
- Исправим, - подняла уверенно ладонь Елена. - Заинтересуем и привлечем! Изящными декорациями в здоровом минимализме.
- Это как? - во взгляде акробатки сомнение по-прежнему боролось с чем-то еще… Чем-то непонятным, несчитываемым для Елены.
Лекарка и по совместительству самозваный продюсер глянула на собеседницу, отметила то, чего раньше не замечала. Все еще красивое, но явно не раз штопаное платье, Ровные стежки, в которых ясно читалась мучительная попытка совместить красоту, прочность и экономию дорогих ниток. Тени под глазами акробатки, первые морщинки в уголках губ. Прическу, явно рожденную попыткой сделать красиво овечьими ножницами над тазом с водой.