ийся животик. Облик дворянки вопиял о безысходном отчаянии, смешанном с робкой надеждой. Елена тяжело вздохнула, думая, что доброта и сострадание когда-нибудь доведут ее до беды. Может быть даже сегодня. Затем подошла ближе и опустилась на колени перед баронессой, осторожно взяла в ладони нервные и ледяные пальцы беременной. Ощущение было почти таким же, как во время встречи с фрельсом, когда Елена пыталась успокоить Артиго. Да… хотелось бы, чтобы сейчас вышло удачнее, чем в то утро.
- Я не ищу награды и почестей, - сказала лекарка со всей искренностью, поскольку действительно посчитала бы за большую удачу просто мирный расход без последствий. – Я хочу помочь по заветам Отца нашего Параклета, создателя здоровья и покровителя лекарского искусства. Расскажите, как вас лечат и от чего. Возможно, я сумею подсказать что-нибудь верное.
- Лекари не работают без награды, - кажется, подозрительность вернулась к барону с удвоенной силой.
- Мой спутник был не так давно тяжело ранен, - сымпровизировала Елена. – Я молилась о его выздоровлении и дала обет, что если Господь оставит страждущего в мире живых, каждую неделю я буду совершать доброе лекарское дело бесплатно, ради милосердия божьего.
Ложь проскочила меж зубов как намыленная, гладко и без малейшей заминки. Апелляция к высшей силе сразу помогла, доброта бесплатно, просто так – странно, подозрительно, а вот обет, фактически договор с Создателем в одном из Атрибутов – это нормально. И диалог кое-как пошел, разгоняясь, будто тяжелая телега, толкаемая под горку.
Баронская чета носила двойную фамилию Лекюйе-Аргрефф, что говорило о слиянии двух семей, примерно равных по значению и родовитости. А приставка «аусф», не редкая, но и не типичная для баронов, свидетельствовала о нешуточном богатстве. Теобальд и Дессоль были молоды, состоятельны… и доведены до отчаяния, поэтому, когда словно чертик на пружинке неведомо откуда выскочила странная женщина с безумными претензиями, ее не погнали сразу, а наоборот, стали очень внимательно слушать. Причем не просто слушать, но и рассказывать вещи сугубо интимные, абсолютно и категорически не подлежащие огласке.
Семья Аргрефф оказалась благословлена и одновременно проклята, не иначе как за тяжкие грехи предков. Женщины сего благородного рода часто носили двойни, но разрешались от бремени очень тяжело, так что род не единожды оказывался на краю исчезновения.
Немудрено, подумала Елена, исподтишка оценивая субтильную фигуру Дессоль. Для любой женщины в Ойкумене беременность становилась игрой в орлянку. Роды и послеродовая горячка с одинаковой непредсказуемостью и эффективностью убивали хоть крестьянку, хоть императрицу (например, супругу покойного Готдуа). Доходило до того, что Церковь Пантократора вынуждена была метать громы и молнии в адрес горожанок, которые вполне целенаправленно отказывались от брака и любого сожительства с мужчинами, не желая регулярно кидать монетку «повезет – не повезет». И если среди Аргреффов женщины все с такими узкими бедрами, да еще наверняка с плохим тонусом мышц… Никакого проклятия, чистая анатомия и физиология, но поди объясни это жертвам генетики.
Лекюйе-Аргреффам очень нужен был ребенок, любого пола, чтобы скрепить единение фамилий. И – доброе знамение! – Дессоль понесла, судя по верным приметам, двойню, в точности по традиции. Семья отправилась в Пайт-Сокхайлхей, чтобы там принять благословение святых отцов, совершить должные пожертвования и неустанно молиться в легендарно прекрасном и священном Храме Шестидесяти Шести. Однако по пути у баронессы начались типичные симптомы токсикоза с регулярной тошнотой. Медик – обвешанный грамотами по уши, спесивый как сам дьявол, бешено дорогой (только золото, никакого быдлячьего серебра) – поставил научно обоснованный, единственно верный диагноз: нарушение баланса пяти жидкостей в организме. И начал указанный баланс восстанавливать. Чем хуже чувствовала себя пациентка, тем, вестимо, больше становились дозы «лекарства». Очевидно, что проклятие нашло еще одну жертву.
До того момента когда вдруг некая женщина встала, как настоящий вестник судьбы, и дерзко заявила, что лечение неправильно…
- Какой ужас, - искренне выдохнула Елена, уяснив общую картину.
Дессоль сжала пальцы лекарки с такой силой, что Елена подумала – останутся синяки. Баронесса неистово жаждала чуда. Теобальд воззрился на рыжеволосую с немым вопросом на породистой физиономии.
- Женское тело во время беременности становится хрупким, - Елена старательно подбирала слова, так, чтобы ее хорошо понимали. – Это сосуд, который хранит сразу две жизни. Причем одна подобна огню свечи и может погаснуть в любой момент.
Дессоль охнула и закусила посиневшую губу. Елена подумала, что, наверное, переборщила, но все равно сказанное уже сказано, поэтому едем дальше.
- Рвотное само по себе не полезно. Ведь оно суть яд, только в малой дозе. Помимо этого тошнота есть процесс спазматического, острого сокращения мышц.
«Слава богу, что я свободно владею языком! И кажется на уровне ученого…»
- Поэтому микстура, которую вы пьете дважды в день, не облегчает страдания. А наоборот, усугубляет и вредит.
- Но такое лекарство много кто пьет, - недоверчиво вымолвил барон. Елена его отлично понимала, все равно, что сказать: парацетамол не сбивает температуру, это лишь иллюзия, а еще от него выпадают волосы и приключается рак.
- Оно полезно в одном случае, - решительно сообщила женщина. – Когда пациент отравлен. Тогда один яд помогает быстро избавиться от другого, полностью очищая желудок. Для этого микстуру и берут «смоляные» на Пустошах. Если пища негодна и охотник за профитом чувствует, что занемог животом, он принимает рвотное. Ну и молится, чтобы успеть вовремя, ведь если яд ушел в кишки, это уже бесполезно. А для вас, - она красноречиво поглядела на баронессу. – Такое лечение смерти подобно. И самое главное – опасно для не рожденного ребенка… ребенков то есть.
- Странно все это, - нахмурился Теобальд. – У нашего лекаря все звучало разумно. Если организм извергает желудочные жидкости, значит, они в не полезном избытке и следует помочь телу избавиться от них. Так все делают.
- А кровопускание он прописывал? – скорее для порядка уточнила Елена и опять вздрогнула от ужаса, получив утвердительный ответ.
То есть худенькую, явно не слишком здоровую женщину, которая вынашивала либо очень большого ребенка, либо двойню, дважды в день травили ртутью и «серебряным камнем», а также регулярно пускали кровь. Неудивительно, что у Дессоль ни кровинки на лице, и она ходит, поддерживаемая слугами. Кажется, «не слишком здоровую» это заблуждение, здесь, наоборот, железная стать, которая пока выдерживала изуверское «лечение». Но вот как это сказалось на ребенке…
Елена вздохнула, пытаясь сообразить, как правильно сказать баронам, что дипломированный медик – идиот и шарлатан, пусть даже из лучших побуждений. А уличная приблуда с левой грамотой – знает истину. Не поверят ведь… Потащат бить плетьми, она естественно не позволит, вмешается Раньян. Ох, как все будет нехорошо…
- Скажите, вам стало лучше после такого лечения? – прямо спросила Елена, глядя в черные глаза дворянки. Баронесса относилась к тем людям, которых телесный недуг поначалу даже чуть-чуть красит – болезненно, извращенно, как ранняя стадия туберкулеза. Бледность еще не стала мертвенной, волосы пока не выпадали, а глаза не успели ввалиться. Поэтому исхудавшая, призрачная Дессоль казалась настоящим эльфом. Глядя на нее, рыжая лекарка вдруг почувствовала, как румянец заливает щеки, а в животе становится тепло. Бисеринки пота выступили на лбу, и Елена быстро отерла их рукавом.
Слишком натоплено… слишком. Не пожалел трактирный хозяин горючего камня.
- Нет, - сдавленно прошептала Дессоль, оглядываясь на супруга. – Только хуже…
Елена красноречиво развела руками, дескать, что и требовалось доказать.
- У меня нет диплома, только грамота. И опыт, - честно сказала она. – Этот опыт указывает мне, что такое лечение вредно. Для матери, но в первую очередь для ребенка.
Бароны вздрогнули, как по команде, очевидно вопрос потомства стоял остро и болезненно. Елена не преминула воспользоваться этим и провернула клинок сомнения в ране опасений:
- Ведь нерожденное дитя питается в утробе матери ее соками. И потому делит яд пополам.
Да, пожалуй, о плацентарном барьере тут рассказывать не нужно.
Дессоль прикусила губу с другой стороны, так, что выступила капелька темной, почти черной крови. Теобальд сжал кулаки, это стало первым настоящим, серьезным признаком обуревающих его чувств.
- Я советую бесплатно, как слуга Параклета, откажитесь от рвотного, ни в коем случае не делайте кровопусканий. Покой, спокойствие, прогулки. Можно пить отвар ромашки.
В очередной раз Елена испытала приступ злости на саму себя. Да, понятно, что когда ее выдернуло «оттуда» «сюда» - девчонке было просто не по возрасту и не по интересам кропотливо изучать ход беременности, противопоказания и прочее. Но… ведь могла бы! А сейчас гадай, например чабрец и мята беременным полезны или наоборот?
- Но лучше всего чистую кипяченую воду, - решительно сказала она. – Брать обязательно из хорошего колодца или родника, и обязательно же кипятить.
- А как же с… - баронесса жалко посмотрела на Елену, сделала характерное движение, проведя ладонью от груди к подбородку.
- Ничего, - пожала плечами рыжеволосая. – Ваше тело вмещает теперь сразу две жизни… а может и три. Такое не проходит даром. Будет непросто. Но травить себя ядами, да еще и выпускать жизненную силу с кровью, вот этого вам совсем не нужно.
Елена поднялась, отшагнула, чтобы не нависать над баронессой, чуть переминаясь с ноги на ногу, разминая колени.
- Эти советы крайне сомнительны, - прямо заявил барон, машинально поглаживая бриллиант на ухе. – Крайне!
- Тогда не слушайте их, - сказала Елена, глядя на себя как будто со стороны и удивляясь, что за чертенята двигают ее губами, выговаривая дурные, рисковые слова.