При этом лекарка набожно взялась за золотое кольцо, подарок Дессоль.
Баронесса всхлипнула, впечатленная до глубины души такой самоотверженностью, верностью и любовью. Спустя несколько мгновений она уже рыдала на груди рыжеволосой подруги, шепча благодарность и лекарке, и Единому в аспекте Параклета-Утешителя. Елена, в свою очередь, искренне обняла молодую женщину, обещая, что все будет хорошо.
Надо сказать, что в душе лекарка содрогалась от отвращения, предчувствуя близкое испытание. То, которое лекарка слишком долго откладывала под разными предлогами.
Обратить Деяние задуманное в истинное, умножая крепость свою, подумала она. Обратить, не откладывая. Сегодня же. Потому что завтра может быть поздно.
* * *
Как и положено приличному дому, городская резиденция баронов имела подвал с ледником для хранения мяса и других скоропортящихся продуктов. Туда Елена отправилась после кормления Дессоль, чтения сказок, составления меню для обеда и так далее. Рассказчица едва добралась до штурма Хельмовой Пади и рассчитывала, что всей трилогии точно хватит до родов. А если нет, то в резерве остается «Хоббит». Только батальные сцены придется сильно менять. Елена пока не видела своими глазами ни одного сражения (и надеялась, что это счастье благополучно ее минует), но даже по сторонним описаниям было видно, что Джексон наснимал хрень, которую без адаптации не впарить женщине из военного сословия.
В разделочной было умеренно прохладно, пахло кровью, железом и свежим сеном. Елена зябко накинула шерстяной плащ – после ранения она стала часто мерзнуть даже в теплые летние дни. Примерно так же утеплились повитуха и Витора. Анорексичка выглядела недовольной – то есть недовольной пуще обычного. Губы ее растянулись еще шире, так, что зубы выставились вперед как у покойника или нечистой силы.
- Ну и че? – недовольно спросила тетка, встряхивая торбу, которая была засалена до такого состояния, что с нее даже взгляд соскальзывал. Внутри сумки брякало и звенело.
- Не борзей, - предупредила Елена, ставя на свеженасыпанное сено «вьетнамский сундучок».
- Ну, ладно, - прикрутила фитиль анорексичка. – Делать то чего?
Ее взгляд бегал в треугольнике между Хель, Виторой, тихонько застывшей в углу, а также большой колодой из дуба. На колоде мирно покоилась свежезаколотая свинья с обширным брюхом.
Елена вздохнула, морщась и думая, как же ей всего этого не хочется. Тетка приняла недовольство на свой счет, решила, что обещанное золото уплывает, и быстро забормотала оправдания.
- Хорош, - Елена остановила поток слов поднятой ладонью. – Мы здесь по делу.
- Да хрен ли вас знает, - буркнула повитуха, косясь на тушу. – Вдруг страсти какие задумали.
- Смотри… - Елена потерла мерзнувшие ладони. Глянула на тихую, незаметную Витору и невпопад представила, как миленькая робкая девочка твердой рукой закалывает животину, а затем спускает кровь, подвесив на крюке.
- Смотри. Вот это, - Елена показала на свинью. – Роженица.
- Ы!!! – икнула повитуха и опустилась на колени, зажимая кулаком рот.
- Твою мать, - уже не сдержалась Елена. – Да не колдовство это! Свинья как будто роженица!
- А-а-а… - боязливо протянута тетка. – Ну, ежели только так…
Елена поняла - тут бесполезно рассказывать, что свинья из млекопитающих едва ли самое близкое к человеку по строению, настолько, что даже почки для пересадки можно какое-то время сохранять, «подключая» к свинской кровеносной системе.
- Представим, что свинья это роженица, - повторила она, стараясь быть терпеливой и сдержанной. В подвальном холодке левая нога ответила почти полным онемением, поэтому терпеливость давалась большим усилием.
- И ребенок не идет? – сметливо подхватила анорексичка, разводя глаза словно рак, один смотрит на Хель, другой на свинью.
- Да, - облегченно выдохнула Елена. – Так что доставай. Как делала бы в жизни. Все, с самого начала.
- Сделаем в наилучшем образе, - сразу поняла суть вопроса повитуха. - Чур мне свинячья нога! За труды.
- Хорошо.
- И соль! Соли, чтоб засолить.
- Обойдешься, - отрезала Елена. - Соль нынче дорогая.
Тетка похмыкала, побурчала, однако вроде бы поняла, что здесь требуется. Для начала она упала на колени и громко помолилась Параклету, все так же косясь на заказчицу, дескать, все по-правильному, никакой темной волшбы и так далее. Елена промолчала.
- Сразу резать иль совсем все-все? – деловито уточнила повитуха.
- Все-все, - озадаченно подтвердила Елена, не понимая, что тут еще можно сделать предварительно.
- Тогда пугать надо, - с той же ненормальной деловитостью сказала тетка.
- Пугать?.. – не поняла заказчица. Про выманивание младенца «на сладкое» она уже знала, но тут явно подразумевалось что-то новое. Повитуха объяснила, и женщина с Земли охренела в очередной раз.
Считалось, коль ребенок не идет, то причина в «неправильном» сжатии материнской утробы, а чтобы она «пересжалась», мать следует напугать, вызвав сокращение матки и прочих родовых мышц. Для этого сразу несколько старух (те, что пострашнее) начинали греметь посудой, кричать на несчастную и оказывать прочие меры психологического воздействия, включая подробные описания того, как она помрет в луже крови со страшными конвульсиями. Если не помогало, следующим номером программы шло вызывание рвоты, причем согласно традиции в глотку жертвы (назвать как-то иначе несчастную роженицу язык не поворачивался) совали пальцы самой страшной повитухи или собственную косу. Если и это не помогало, тогда в ход шел нож.
Господи, помилуй, оторопело подумала Елена, забыв назначенный ей самой для себя зарок избегать площадной брани. И за мной ведь тоже сотни поколений такого адского пиздеца…
Она сглотнула, покачала головой, избавляясь от приступа дурноты. Затем решительно приказала:
- Это все пропустим. Погремели, покричали, ребенок застр… не выходит. Дальше?
Повитуха споро и без лишних разговоров начала выкладывать нехитрое содержимое торбы на столик рядом с колодой. В основном инструменты походили на что-то сельскохозяйственное.
- А это для чего? – спросила Елена, ткнув пальцем в наиболее неприятно выглядевшую штуку, похожую на гибрид секатора и маникюрных ножниц.
- Головку срезать, - с готовностью ответила анорексичка. – Ежели плод помер внутрях и надо вытаскивать.
Елена растерянно махнула рукой, тетка поняла это по-своему и угодливо показала специальный крючок для извлечения обезглавленного младенца из утробы, а также бур, если его надо предварительно умертвить. Женщина снова подавила приступ рвоты, представив себе означенные процедуры. В сравнении с ними жесткий военно-медицинский экстрим вроде лечения Дан-Шиновской ноги казался чем-то рутинным, почти домашним, как вскрытие чирьев и прикладывание компрессов к ушибам.
Повитуха пригляделась к заказчице и неожиданно спокойным, деловитым тоном попросила Витору:
- А подай-ка ведро. Вот, к ноге поставь.
Служанка повиновалась.
- Блевать туда, - порекомендовала анорексичка.
- Удержусь как-нибудь, - проворчала Елена.
- Не удержишься, всех выворачивает по первости, - так же спокойно пообещала повитуха и без команды приступила к предоперационным действиям.
- Э! – воскликнула Елена. – Ты что делаешь?
- Как что, ножик облизываю, - искренне удивилась тощая тетка, сжимая старую и здоровенную бритву. – Капелька крови без этого никуда, ножик попьет, бабу пожалеет.
Елена сдержала ругательство и сквозь зубы приказала работать дальше. Она поняла, что тут надо корректировать все этапы, поэтому лучше сначала провести тестовый прогон и оценить масштабы бедствия «в сборке». А затем устроить дрессировку, вбивая в голову безымянной повитухе нужный порядок действий. Дезинфекция инструментов и рук для начала. Но это потом.
- Только объясняй, что делаешь, - уточнила она. – Вот прямо все объясняй.
- Ага.
Следовало отдать должное, тетка знала и свою работу, и клиентуру. Первый раз Елену вырвало на моменте вскрытия собственно матки, так что ведерко оказалось к месту. Второй, когда началось извлечение мертвых поросят. Дальше пошли уже спазмы с отрыжкой желудочного сока. От напряжения снова дико разболелись едва сросшиеся ребра и шов на боку. Елена чувствовала себя больной, несчастной и хотела только добраться, наконец, до постели. Хотя кровь из хрюшки, в самом деле, спустили качественно, и труп был свежим, женщине казалось, что запах выдержанной мертвечины забивает ноздри. Елена держалась и смотрела уже главным образом из чистой гордости, чтобы не показывать слабость и разбитость.
- Все вот это вычерпать, - с пальцев тетки капала мерзкая жижа, похожая на разведенную кровью грязь с комками глины.
- Вычерпать, - механически повторила Елена, чувствуя как снова подступают к горлу рвотные спазмы.
- Ага. Дурни по неопытности, бывает, думают, что дитенок вылез, тут и делу конец.
- А это не так?
- Не, - бодро откликнулась тетка. – Послед и все такое.
Елена тяжело сглотнула, больше от разочарования, нежели отвращения. Отпала еще одна возможная причина послеродовой смертности.
- Ну вот, - покосилась безымянная. – Теперь пузо надо сшить. И все. Дальше только Боженьке молиться. Он или приберет, иль нет, как рассудит.
Витора снова молча подала хозяйке кружку воды и полотенце. Елена прополоскала рот, вытерла мокрое от пота – несмотря на подземную прохладу - лицо.
- Так…- пробормотала она под нос. – Так…
Снова появилось странное ощущение комариного зуда над ухом или крошечной занозы под ногтем. Что-то не так… Что-то она упустила.
- Зашивай, - приказала Елена.
Тетка пожала узкими плечами, дескать, хозяйка барыня, и повиновалась. Швы, кстати, были ровные, делались твердой рукой. Витора молча смотрела на операцию пустым взглядом темных глаз. Елена снова укорила себя за глупость – мало, мало она все-таки читала полезную книгу…
- Ступай, - негромко посоветовала Елена служанке. – Свободна до завтра. И еще… извини меня.