ёзка, правда, поначалу недоумевал, как такое вообще возможно, пришлось поинтересоваться, уж не считает ли он, что тренер футбольной команды должен быть так же хорош на поле, как и его подопечные, вот после этого у нас трогательное единодушие и настало.
Удивительно, но мало того, что очередной выходной ждал нас непривычно скоро после прошедшего, так ещё и Александр Иванович объявил о том заранее, чего прежде не делал, сообщая о выходных лишь за день. Мы с тёзкой, понятное дело, обрадовались, ведь именно на ближайший выходной и был у нас назначен побег. Радость, увы, оказалась, как показали дальнейшие события, преждевременной…
Как раз закончилось последнее перед выходным днём занятие, мы уже ждали пожелания Александра Ивановича хорошо отдохнуть, превратившегося в своего рода ритуал, когда в складское помещение, где тёзка упражнялся в телекинезе с телепортацией, вошли те самые основательно уже подзабытые два мордоворота, что участвовали в похищении дворянина Елисеева.
— Имейте в виду, Виктор Михайлович, в случае вашей попытки телепортироваться охрана будет стрелять, — совершенно не подходящим к смыслу его слов мягким голосом сказал Александр Иванович. — Пока только в ноги, — добавил он со столь же неуместной доброй улыбкой. — Сейчас вас отведут в вашу новую комнату, и, прошу вас, не пытайтесь по пути сделать какую-нибудь глупость, вам всё равно этого не позволят.
Безразличие на физиономии одного мордоворота и нескрываемое злорадство второго показывали, что Александр Иванович не шутит. Правда, наставленные на тёзку револьверы смотрелись в этом смысле куда более убедительно.
— Пытаться применить против меня или охраны телекинез тоже не советую, — продолжил он, когда на тёзкиных запястьях защёлкнулись наручники. — С этим я справлюсь. А теперь пойдёмте, поговорим более предметно. В одиннадцатую, — это уже охранникам.
«Одиннадцатой» оказалась одиночная камера в подвале. Конечно, и та комната, откуда тёзка пришёл на это занятие, тоже являлась фактически камерой-одиночкой, но теперь всё было по-настоящему, без прихожей, сортира и душевой. Унитаз и умывальник прямо тут и находились, душа не имелось вообще, маленькое давно не мытое окно под самым потолком отделялось от остального помещения решёткой, мебель представляли собой узкая кровать, стол и табуретка. Добавляем толстую железную дверь с окошком и получаем полный тюремный набор.
Нет, не полный. Полным он стал через пару минут, когда с тёзки сняли наручники и пиджак, а потом надели наручники другие, браслеты которых соединялись длинной, никак не меньше полутора метров, цепью. Один браслет защёлкнули на тёзкином левом запястье, другой — на раме железной кровати.
— На вашем месте, Виктор Михайлович, я не стал бы проверять, оторвёт вам при попытке телепортироваться руку или же просто ничего не получится, — мрачно усмехнулся Александр Иванович. — Впрочем, можете и попробовать, если готовы пожертвовать собой во имя науки.
— Пожалуй, последую вашему совету и не стану, — тёзка показал, что держать удар умеет.
— Что ж, это радует, — превратившийся в тюремщика тренер довольно кивнул. — По крайней мере, разум вы сохранили, и это уже хорошо. Смотрю, вам перемена условий содержания не по нраву?
Отвечать тёзка не стал, смысла не было.
— Но вы можете вернуть и даже улучшить прежние условия, — тут Александр Иванович выдержал прямо-таки театральную паузу, должно быть, ожидая, что тёзка спросит, каким же образом можно такое устроить, но не дождался и ответил на незаданный вопрос сам: — Как только при свидетелях дадите честное слово отказаться от побега.
— Я подумаю, — а тёзка молодец, и соглашаться не стал, и злить местного главного тоже.
— Подумайте, Виктор Михайлович, подумайте, — миролюбиво согласился Александр Иванович. — Только постарайтесь надолго с этим не затягивать. А чтобы вы, не приведи Господь, не посчитали, будто я пытаюсь вас купить, оплату вашего участия в наших делах мы с вами обсудим позже, уже после того, как вы от побега откажетесь. На том пока и попрощаюсь. Будете готовы дать слово — постучитесь в дверь и пригласите меня через охранника.
— Чёрт его побери, откуда он узнал-то? — ворчливо вопросил тёзка, усевшись на кровати.
— Анька сдала, почти наверняка, — на мой взгляд, это было очевидно.
— Ты что⁈ — м-да, кажется, только на мой… — Ей-то зачем⁈
— Думаю, уже скоро мы это узнаем, — спорить мне совершенно не хотелось, да и тёзка тоже не стал.
Дальше сколько-то времени мы уделили изучению наших новых условий. Начали, ясное дело, с цепи. Не толстая и не особо тяжёлая, но вполне себе добротная, порвать её можно было разве что в мечтах, и то дурных. С длиной тюремщики угадали — доступ к табурету, столу, унитазу и умывальнику она обеспечивала, однако же комфорта, понятно, не добавляла. Хорошо хоть браслет на руке был не той гадской системы, что сильнее сжимается при резких движениях — уж не знаю, это такой местный гуманизм или здешняя техническая мысль до этакой пакости просто ещё не додумалась.
Сама по себе камера не то что особым, а и вообще каким-либо уютом не отличалась. Небрежно выкрашенные в серый цвет стены, цементный пол, стол и табурет к тому полу прикреплены, на потолке забранная железной решёткой лампа — в общем, тюрьма, она тюрьма и есть. Впрочем, нашлись и два приятных исключения — во-первых, в камере не было холодно, а, во-вторых, какой-то ну очень, видать, добрый человек приделал к стене деревянную вешалку о двух рожках, на один из коих тёзка тут же и повесил пиджак.
Уже минут через двадцать выяснилось, однако, что потребность Александра Ивановича в тёзкиных услугах оказалась столь велика, что он решил воздействовать на дворянина Елисеева и с другой стороны. Дважды провернулся ключ в замке, и дверь открылась, пропуская в камеру госпожу Фокину.
— Это ты нас выдала? — честно говоря, я надеялся, что это тёзка спрашивал о нас с ним, а не о нём с Анной. Ну да, не выдавать же ей саму себя?
— Витя, ну что ты! — Аня картинно всплеснула руками. — Что значит выдала⁈ Я просто помогла тебе удержаться от совершения большой ошибки!
— Вот как? — с горечью спросил тёзка. — И какой же, будь добра разъяснить?
— Как это какой? — хм, кажется, Анечка всерьёз решила самого же тёзку выставить виноватым. — Ты что же, собирался бежать отсюда без денег, которые тебе готов заплатить Александр Иванович⁈ Без очень больших, между прочим, денег!
— Ты-то откуда знаешь? — тёзка натуральным образом удивился.
— Мне Александр Иванович сам сказал! — Анечка аж приосанилась. — И если ты дашь слово не бежать, то жить тут мы с тобой будем вместе!
Тёзкино удивление сменилось его же обалдением. Не так плохо, конечно, я о нём думал, чтобы действительно испугаться, что он готов уступить, но на всякий случай подсказал товарищу, что за прошедшие пятнадцать-двадцать минут Александр Иванович просто не успел бы загрузить Анечку всеми этими обещаниями, а раз так, то на свою сторону он госпожу Фокину перетянул заранее, что и подтверждалось столь заметным улучшением условий её содержания. А сделать уже из этого выводы тёзка смог и сам, не дурак всё-таки. Предательство подруги тёзка принял, понятно, с тяжёлым сердцем, но спорить с доводами разума не стал.
— Уйди, — только и смог он сказать.
— Но как же так, Витя⁈ — возмутилась Анна. — Я же хотела как лучше!
— А получилось как всегда, — криво усмехнувшись, ответил тёзка. С наследием Черномырдина [1] я его познакомить уже успел. — Уйди!
Аня даже не нашла, что ответить. Ещё несколько секунд она чего-то ждала, затем фыркнула и вышла из камеры.
[1] Виктор Степанович Черномырдин (1938–2010), председатель Совета Министров, затем Правительства Российской Федерации в 1992–1998 гг., непревзойдённый мастер косноязычных афоризмов. Его фраза «Хотели как лучше, а получилось как всегда» стала своеобразным девизом девяностых годов.
Глава 23Леди, дилижанс и свобода
Остаток дня и ещё половину следующего мне пришлось исполнять обязанности психотерапевта. Не скажу, конечно, что у тёзки была какая-то прямо большая и чистая любовь, которую коварная изменщица злобно растоптала лакированными туфельками, но за два-то с лишним года там выросла и окрепла вполне реальная привязанность, и предательство подруги дворянин Елисеев переживал, мягко говоря, тяжело. Соответственно, и потрудиться мне пришлось немало, чтобы вернуть тёзку в нормальное душевное состояние. Но я старался…
— Знаешь, как в переводе с английского звучит известная пословица «Баба с возу, кобыле легче»? — спросил я тёзку, отчаявшись упражняться в уговорах, утешениях и прочих техниках размазывания и вытирания соплей.
— И как же? — вяло поинтересовался он, даже не возмутившись столь грубым сравнением.
— «Леди, покинувшая дилижанс, несомненно заслуживает благодарности упряжных лошадей, особенно, если сделала это своевременно», — процитировал я.
Тёзка самым непристойным образом заржал, прямо как только что упомянутые лошади. Честно говоря, столь резкий переход от тоскливого уныния к безудержному хохоту мне поначалу не особо понравился, но, похоже, тёзка где-то в глубине души уже был готов к перемене настроения. На таком фоне меня эта его реакция даже порадовала — если человек способен воспринимать юмор, значит, уж точно не всё у него потеряно, и возвращение в нормальное состояние остаётся лишь вопросом времени.
— А почему своевременно? — отсмеявшись, спросил тёзка.
— А ты представь, что никакого разговора с ней не было, что мы все отсюда благополучно слиняли, и рядом с тобой отирается шпионка, докладывающая куда не надо о каждом твоём шаге, — предложил я.
— Да уж, — тёзка представил, и ему ожидаемо не понравилось. — Но ведь теперь у неё будут сложности, раз она не справилась с заданием…
— Будут, — признал я. — Но не такие уж и большие.
— Разве? — тёзка удивился. — Почему ты так полагаешь?
— А какие сложности? — настала моя очередь удивиться. — Убьют, чтобы молчала? Да она и так молчать будет, это в её же интересах, и какой тогда смысл её убивать? Не забудь, что полиция уже наверняка её ищет, так что придётся Ане как-то объяснять Грекову своё отсутствие, вот это да, это сложность. Да и потом, что-то мне кажется, что твои способности настолько уникальны, что рискни она проболтаться про телепортацию, ей не поверят даже те, кто в этом что-то понимает.