— Отбоялся, говоришь? — старший Елисеев недоверчиво хмыкнул. — Ну ладно. Без Фёдора Сергеевича нам тут так и так не обойтись, так что сей же час ему и позвоню. А ты давай иди приведи себя в порядок. Матери и Наташке не говори пока лишнего, подумаем с тобой потом, что и как им рассказать.
Привести себя в порядок тёзка и сам был рад, вот сразу и отправился на помойку, то есть, прошу прощения, на помывку. Не люблю чувствовать себя тупым, но именно такое неприятное ощущение пришлось мне пережить, когда тёзка, старательно отмываясь, вдруг уставился, как баран на новые ворота, на свою левую ногу. Я сразу и не сообразил, что именно он пытается там высмотреть, и потому какое-то время бессмысленно пялился вместе с ним, пока на память не пришла разгадка — на положенном месте чуть выше колена напрочь отсутствовал шрам, напоминавший о неудачном падении в далёком детстве и целительском искусстве старшей сестры.
— И как прикажешь это понимать? — вопросил дворянин Елисеев, уловив, что я разобрался с причиной его недоумения.
— Как некую данность, — с лёгкой задумчивостью ответил я. — Хотя не думаю, что по этому поводу следует так уж сильно переживать. Если, конечно, этот шрам не был дорог тебе как память.
— Да обойдусь уж как-нибудь и без такой памяти, — отмахнулся тёзка, — но всё равно же интересно, куда он делся…
— Думаю, интересно тут на самом деле не куда, а почему, — уточнил я. — Нет никаких соображений?
— Никаких, — тёзкин ответ отдавал лёгким недоумением. — А ты как полагаешь?
— Вообще, связка «после этого — значит, вследствие этого» частенько проходит как один из элементов демагогии… — начал я.
— Да, нас этому учили, — нетерпеливо прервал меня тёзка. Чёрт, всё время забываю, что качество гуманитарного образования тут куда выше привычного мне.
— Но в нашем случае, боюсь, именно её придётся принять как объяснение, — продолжил я. — Как я понимаю, это побочное действие наших с тобой упражнений.
Тут пришлось растолковывать тёзке, что такое побочное действие, он быстро мои объяснения понял, и ещё быстрее после того согласился с моим предположением. А что, ничего другого ни ему, ни мне больше не оставалось… Но нам обоим такая побочка понравилась. Очень, знаете ли, полезная побочка, в отличие от того, что обычно этим словом называется. Однако же следовало поторопиться, тем более, обсуждать тут было больше нечего. Если такие побочки пойдут у тёзки по всему организму, а не только по его поверхности, это вообще будет тот самый праздник, который всегда с тобой. Я, например, был бы только за, да и тёзка уж точно не против…
Отмывшись, дворянин Елисеев прошёлся по щекам безопасной бритвой, хоть по мне оно и было излишним, обмакнул щёки одеколоном и принялся одеваться, начав, понятно, со свежего белья. Ну вот, теперь не стыдно появиться и перед всей семьёй…
Глава 24О разумной предосторожности и не только
— Огонь по готовности! — и уже в следующее мгновение справа и слева сухо затрещали выстрелы. Длинная редкая цепь разномастно одетых мужчин — от безусых юношей до солидных господ, внушающих уважение своими сединами — с пистолетами и револьверами в руках открыла беглый огонь по стоящим на удалении в двенадцать метров мишеням. Многие, впрочем, говорили не «двенадцать метров», а «шесть саженей», то ли сказывалась привычка к старым мерам, то ли этак безобидно фрондировали.
Говоря о разномастности одежды, я, впрочем, малость преувеличиваю — эта самая разномастность проявлялась исключительно в расцветке, фасон более-менее укладывался в рамки единообразия. Дворянам мужского пола надлежало являться на стрелковые сборы в костюмах с жилетками, шляпах и сапогах. Вид у мужской части благородной публики в итоге получался вполне залихватским, в особенности у щёголей, вместо галстуков носивших бабочки. Дамы отличались большим разнообразием фасонов, хотя тоже выдерживали определённый дресс-код, включавший костюм из жакета и юбки ниже колен, чулки темнее телесного цвета, туфли или ботики и опять же шляпки. Извечное женское стремление выделиться проявлялось преимущественно в шляпках— уж каких только самых невообразимых фасонов я не насмотрелся.
В общем и целом сборы устраивались серьёзно. Для мужчин от пятнадцати до сорока пяти лет и женщин от семнадцати до тридцати пяти основанием для неявки могла быть только выданная врачом и заверенная в дворянском собрании справка о невозможности или нежелательности участия в сборах по медицинским показаниям, но, настолько я мог судить, хватало и людей старше установленной верхней возрастной границы, правда, почти исключительно среди сильной половины.
Программа сборов была рассчитана на три дня. В первый все участники и участницы выполняли два обязательных упражнения — разборку своего оружия с последующей сборкой и серию из шести выстрелов по ростовой мишени с тщательным прицеливанием, причём в оценке разборки-сборки учитывалось не только затраченное на обе процедуры время, но и аккуратность исполнения, результаты же стрельбы оценивались только по меткости. Во второй день «пистолетчики» и «револьверщики» по отдельности стреляли в условиях, напоминавших боевые — нужно было дважды сделать по шесть выстрелов по трём таким же мишеням на той же дальности, причём перед началом стрельбы оружие должно было находиться в застёгнутой кобуре, а стрелок стоять в положении «вольно» и обязательно с опущенными руками. Тут уже учитывались и меткость, и время. Третий же день отводился стрельбе из винтовки на дальности в сто пятьдесят метров, или, опять же, семьдесят пять саженей. Впрочем, обязательными эти стрельбы оставались лишь для тех, кто прибыл на сборы с собственным оружием такого рода, остальные же стреляли по желанию из оружия, предоставленного военными. Желающих, однако, хватало, отметились даже некоторые дамы. Ясное дело, среди этих самых желающих оказался и тёзка, благодаря чему я познакомился с двумя основными образцами здешней армейской стрелковки — магазинным карабином Самойлова и самозарядным карабином Феоктистова. Оба образца использовали один и тот же шестисполовиноймиллиметровый патрон. Свою армейскую службу я, конечно, успел основательно подзабыть, но вот сложилось у меня впечатление, что стрелять из карабина Феоктистова куда удобнее, чем одиночными из «калаша». Помимо армейских стволов, пострелял тёзка и из карабина Юргенса — компактной и удобной немецкой самозарядки под пистолетный патрон семь шестьдесят пять. В здешней России карабин выпускается по лицензии и очень широко распространён в качестве гражданского, учебно-спортивного и полицейского оружия, во всяком случае, именно с «юргенсами» явилась на сборы большая часть тех, для кого стрельба из винтовки была обязательной. Однако чёткого разделения личного стрелкового оружия на армейское и гражданское я тут не заметил — многие мужчины прибыли с карабинами Самойлова и Феоктистова, от армейских отличающимися только отсутствием крепления под штыки, а те же «юргенсы» господа офицеры выдавали и желающим пострелять именно из них, главным образом это были, понятно, милые дамы.
Но если кто думает, что дворянские стрелковые сборы представляли собой действо исключительно милитаристское, то напрасно. Это был целый праздник, с военным оркестром, горячим питанием из полевых кухонь и лёгкими закусками, чаем, кофе, прохладительными напитками и пивом. Тем, кто не приезжал-уезжал на своих авто, а пользовался армейским гостеприимством в развёрнутом под такое дело палаточном городке, наливали ещё и чего покрепче, но только вечером. В конце каждого дня подполковник Елисеев объявлял результаты стрельб, а уездный предводитель дворянства вручал призы наиболее метким стрелкам — отдельно мужчинам и женщинам, отдельно по видам оружия. Ну и неформальное общение уездного дворянства в своём кругу, этакая благородная тусовка ничем не хуже бала или ещё какого увеселительного собрания. Здесь тоже знакомились будущие женихи и невесты, намечались совместные дела, решались вопросы служебные и околослужебные, развивались и укреплялись приятельские и соседские связи, короче, била ключом общественная жизнь в рамках отдельно взятого сословия на отдельно взятой территории.
Разумеется, присутствие на столь представительном собрании уездного полицейского начальства в полном своём составе ни у кого никаких вопросов не вызывало — тоже дворяне, как же им тут не быть-то? Поэтому плотно пообщаться с титулярным советником Грековым нам с тёзкиным отцом удалось уже в конце первого дня, когда остававшаяся на ночлег публика переместилась в палаточный лагерь, и в расположении учебного батальона наконец воцарились тишина и покой.
…Рассказывать Грекову нашу историю я доверил тёзке — он всё-таки здешний, речь у него соответствующая, а скрывать наше состояние «два в одном» мы оба твёрдо намеревались как можно дольше, в идеале вообще всегда. Да, я слушал тёзку внимательно, иногда что-то ему и подсказывал, но в общем и целом он со своей задачей справился. Разумеется, тёзкиными способностями господин титулярный советник впечатлился по самое некуда, как разумеется и то, что способности эти пришлось продемонстрировать, поверить на слово Фёдор Сергеевич то ли не смог, то ли не захотел.
— Михаил Андреевич, — заговорил Греков не сразу, явно что-то про себя обдумав. — Не посчитайте, ради Бога, за неучтивость, но есть вопрос, который мне хотелось бы обсудить с Виктором Михайловичем с глазу на глаз. Простите великодушно, такова уж моя служба. Со своей стороны готов вам обещать, что все сведения, разглашение которых не повредит следствию, я вам после беседы с Виктором Михайловичем изложу. Или же Виктор Михайлович изложит их сам.
Надо сказать, реакция подполковника Елисеева на такой заход меня очень и очень удивила — тёзкин отец лишь спросил, на какое время оставить сына наедине с Грековым. А вот тёзка удивляться даже не думал и тут же мне пояснил, что как сословие служилое, к требованиям службы дворянство тут относится с неизменным пониманием. Я сразу спросил, а как у них тут с неприязнью, не сказать бы сильнее, между военными и полицией с жандармами, как это было в истории моего мира, и тут уже пришла тёзкина очередь удивляться — как, мол, вообще такое может быть⁈ И те служат, и эти, с чего бы им собачиться? Да, надо же, как тут их величества дворян выдрессировали! Уважаю…