— Валерия Константиновна, Вы Австралию на карте нарисовать сможете?
Лерка недоумевая, взяла палку в руки повертела и как-то странно хихикнув, показала её мне. Палка оказалась карандашом. На стройке я видел карандаши, которые значительно превосходили обычные по размерам, но этот был просто гигантским.
— Шен Кежукетович. — обратилась Лерка к китайцу. — А поменьше у Вас не найдётся?
— Найдётся, Валерия Константиновна, для Вас, что угодно! Даже Кежукетовичем стану, если прикажете.
Лерка смутилась и посмотрела на меня.
— Сергей Кужугетович — это Шойгу, а он, — я показал на мага. — Шен Косиджанович.
Лерка закрыла лицо руками.
— Шен Косиджанович, простите, пожалуйста! — донеслось сквозь пальцы. — Очень, очень-очень стыдно!
Шен усмехнулся.
— Валерия Константиновна, Вы давеча просили карандашик поменьше…
В руках у китайца карандаш уменьшился раз в десять. Лерка застыла с открытым ртом.
— Ещё меньше? — поинтересовался Шен.
— Не-е-ет, — протянула сестрица. — Вот такой! — и она показала руками желаемый размер карандаша.
Тот не замедлил вытянуться.
— И вот такой по толщине, — леркины пальцы определили его диаметр.
Взяв в руки готовое изделие, топографистка осмотрела грифель.
— А заточить его можно? — ну, вот всё ей не так.
— Можно, — сказал китаец. — До какого состояния?
— А Вы ножичек дайте, я сама заточу.
— У меня есть! — вспомнил я о подарке Михайлова, и полез в карман.
Лерка прямо тут же, на уголке карты ловко заточила карандаш. Всё-таки черчение у нас весь год преподавали, и уж чего-чего, а это умели даже самые, что ни на есть двоечники.
Подготовив «инструмент», она принялась за работу. Рисовала Лерка тчательно, я даже удивился, насколько похоже у неё получалось.
Минуты через три она закончила и, разогнувшись, своим фирменным «Пф-ф» сдула мешающий локон.
— Вот как-то так, — констатировала она. — А вот! — снова склонившись над картой, нарисовала жирную точку. — Это наш Кэрнс!
А-а-а! Так вот где она — наша «родина»!
Шен сделал еле заметное движение пальцами, и «следы» заточки карандаша исчезли.
— А как на у вас называется Магелланика?
— Кто? — насторожилась Лерка.
Китаец поводил рукой по карте и пояснил свой жест:
— Материк на самом юге Зимли.
— А-а-а… — облегчённо протянула четёжница. — Это Антарктида. Давайте я Вам подпишу.
И не дожидаясь ответа, подписала. Впрочем, Шен и не протестовал.
Когда Лерка закончила, он аккуратно сложил карту до размеров карманного календарика и положил во внутренний карман.
Странно, откуда-то пришла мысль о том, что лист бумаги любого размера можно сложить не более семи раз, да и это не у всех получается. А Шен сложил свою карту размером в четыре ватмана раз десять, совершенно не напрягаясь. АХРИНЕТЬ!!!
ЧЁ ахренеть?! Значит, когда карта появляется из воздуха — это нормально? А когда её складывают, то это чудо великое?! Бли-и-ин! Ну когда же я ко всей этой хигне-то привыкну?
— Шен Косиджанович, — как-то заискивающе проворковала Лерка. — А нельзя ли и нам такую же карту? Мы бы поизучали…
— Такую же — нет. — твёрдо ответил китаец. — А как у Николая Маклаевича — можно.
С этими словами он сделал широкий, во всех смыслах, жест, и на столе снова появилась карта мира. Мы с Леркой сразу же склонились над ней, ища различия. Но те никак не находились. Тогда я осведомился у нашего гостя:
— А в чём разница?
— Вам лучше не знать этого, дорогой Александр Константинович. Тот самый случай, когда во многих мудростях таятся многие печали. — он приосанился, и став намного серьёзней произнёс: — За сим, спешу откланяться. Неотложные дела.
Он и вправду поклонился, затем надел треуголку и вышел, оставив нас всех в глубокой задумчивости.
Глава 9
Когда дверь за магом закрылась, мы всё ещё продолжали молчать. Первой заговорила Морозова:
— Господа! Александр Константинович! — она посмотрела на меня и сразу перевела взгляд на Лерку. — Валерия Константиновна! Да неужели это всё — правда? Неужели Магелланика — не выдумка? Неужели она действительно существует?
— Действительно, — задумчиво глядя на карту, проговорила Лерка. — Хотя, Вам в это так же трудно поверить, как нам в то, что Голландии больше нет.
— Да-а-а… — протянула графиня. — Море поднялось.
Я посмотрел на неё и вкрадчиво спросил:
— А на сколько оно поднялось?
Ответ Ольга Павловна не знала, и поэтому просто пожала плечами.
— Если оно поднялось метров на десять, то ни Питера, ни Архангельска тоже больше нет, — сказал я Лерке.
— Да, Архангельск затопило, — подтвердила мои слова Морозова.
— Потепление? — спросила у меня Лерка. — Глобальное таяние льдов?
— Скорее всего, — покивал я. — Вон смотри, как Чёрное море разлилось!
Лерка посмотрела, куда я показал.
— Ага, прикинь, Крым теперь — остров! О! Смотри! Чёрное море разлилось, а Каспийское — нет!
— Это потому, что оно внутреннее, — сказал и спохватился. — Ну, в смысле, что с океаном не соединяется. Так-то оно по уровню ещё ниже находится.
— Да-а-а… протянулав Лерка. — Серьёзно тут всё. Прямо «найдите десять отличий»!
— Скорее десять тысяч, — сказал я, не отрываясь от изучения открывшейся картины.
Мы пялились на карту, Морозова молчала. Так прошло минут семь.
— Смотри, — ткнула меня Лерка. — А Салехард есть. Его тоже ведь должно было затопить, а он есть. Только он здесь… — она наклонилась прочитать. — Он здесь Обдорск какой-то.
— Да, — сказала Морозова. — Его тоже сильно затопило. Правобережной части вообще не осталось. А левый берег высокий. Там сейчас порт и верфи.
— А он разве зимой не замерзает? — я точно помнил, что он за полярным кругом.
— На один, иногда пару месяцев.
Я опять углубился в топографию.
— Господа, — Морозова, что-то вспомнила. — Я вот что, хотела у вас спросить. Откуда вы столько про нашу страну знаете?
@#$%&!!! &%@#!!! Спалились!!! Я посмотрел на Лерку. Она смотрела на меня, и в её глазах я прочитал всё те же @#$%&!!! &%@#!!! #№@&!!! Спалились!!!
— Предки у нас, знаете ли, отсюда. Вот и рассказывали, как кого на родину потянет, так тут и давай ностальгировать! — боже ж ты мой, ну, что я несу.
— Да! — подхватила «сестра». — Дедушка особенно. Тот как начнёт рассказывать…
— Карта у него тоже большая была. От прапрадеда осталась. Вот он нам всё время чего-нибудь на ней показывал, — полёт фантазии заканчивался.
— Родина, говорил, наша, — выручила подельница. — Историческая. Мол, все Малиновские отсюда вышли.
— Ага! — глупо поддакнул я.
Морозова смотрела на нас с нескрываемым интересом. Интересно, верит или нет?
— Так, значит, дедушка ваш был из Сибирии?
Мы переглянулись, и выиграли этим десяток таких нужных сейчас секунд. Потом Лерка первой заговорила. Медленно так, неуверенно:
— Да, нет, вроде бы… по-моему он как-то по-другому называл… Саш, ты не помнишь? Как-то по-другому ведь! — и она посмотрела на меня, типа, Ваш ход, сударь.
— Да-а… — я сделал вид, как будто вспоминаю. — О! — это, типа, вспомнил. — Россия!
Графиня удивлённо посмотрела на нас:
— Да, действительно наша страна так называлась раньше.
Я мысленно выдохнул.
— Но, только давно, — продолжала она. — Ещё до раскола. После войны.
Рано я расслабился, рано. Но наша гостья на этом не остановилась:
— А сколько лет вашему дедушке? Неужели он застал довоенные времена?
Бли-ин! А когда ж у них тут война-то была? Думай, голова, шапку куплю! Хорошо Лерка быстрей сообразила:
— Да, нет! Это не дед отсюда! Это его прапрадед! — молодец какая, прямо так бодрячком выпалила. — Малиновский Родион Константинович. Может, слышали?
— Нет, — ответила Морозова. — Навряд ли. Я ещё не такая старая.
Я её подколку поначалу даже и не понял, поэтому выдал:
— Деда как раз в его честь и назвали Родион Константинычем, — потом осознав свой нехилый перл залепетал: — Ну, это… назвали-то Родионом в честь прапрадеда, ну, а Константинычем… он и сам родился.
— Ну да! — иронически улыбаясь, покивала Ольга Павловна. — Всё понятно. Родионом в честь прапрадеда, а Константиновичем в честь прапраПРАдеда. Да, конечно. У нас тоже так делают.
— Саша! — повысила на меня голос Лерка. — Константинович он был, потому что его отца, нашего прадеда, назвали Константином в честь его прапрадеда!
— В смысле вашего прадеда назвали в честь его прапрадеда? Или прапрапрадеда? — Морозова, лиса хитрющая, всё уже давно поняла, просто глумится.
— Нашего прадеда назвали Константином, — с расстановкой начала объяснять Лерка. — В честь его деда, а того в честь его деда. А своего сына он назвал в честь своего отца. У нас так и было то Родион Константинович, то Константин Родионович. А когда Саша родился, то бабушка, говорят, ну сама-то я понятное дело помнить никак не могу. Так вот бабушка тогда и сказала, что хватит, мол уже, надо и по-другому как-то детей называть. Вот его и назвали Сашей. В смысле Александром! — она после такой пламенной речи аж выдохнула.
Морозова смотрела на нас не то что бы с недоверием… а хотя, может и с недоверием. И я решил открыть «семейную тайну». Собрался с духом, принял скорбное лицо и начал:
— Тебе, Лер, просто не говорил никто, поэтому ты и не знаешь, — и грустно как-то так умолк.
— Чего не знаю? — напряглась Лерка.
Я принял опечаленный вид:
— У наших родителей ещё один сын был. Старше меня. Только он маленьким умер. Вот его как раз Родионом и звали.
Лерка с выражением жестокой обиды на лице кинула мне «справедливый» упрёк:
— Что ж вы все раньше-то молчали?!
— Лер, да я сам только месяц назад и узнал!
— А бабушка?! Я же у неё спрашивала, почему раньше старшего сына всегда в честь его деда называли. А она засмеялась тогда и сказала, что тебя и так в честь деда назвали, только другого! — в её голосе было столько горечи, мне даже показалось, что она вот-вот заплачет.