— Чего? — удивлённо спросила она.
— Лера! А нашу маму, как зовут?
«Сестра» явно не ожидала такого вопроса, потому что впала в лёгкий ступор.
— Лер, давай проще. — Я решил пойти на компромисс с ситуацией. — А твою маму как зовут?
— Людмила Геннадьевна, а что?
— Ну, пусть нашу маму тоже зовут Людмила, хотя, вот на счёт Геннадьевны я не уверен.
— А чё тебе не нравится?! — наехала Лерка.
— Ну, вдруг здесь это имя не в ходу. Есть же такие имена, которые ещё не придумали.
— И чё?! — не сдавалась сестра. — А это такое исконно Австралийское имя! Или они все Австралийские имена знают наперечёт? Да и кому какое дело?! Геннадьевна и Геннадьевна! Вон Шен, тот вообще Кежукетович, и чё?!
— Косиджанович! — поправил я.
— Тем более! Ни кого это не удивляет!
— Так ведь он же китаец! — возмутился я.
— А Шойгу — бурят, и чё?
— Он не бурят.
— А кто?
— Не помню. — Сказал я. — Но не бурят!
— А по мне так типичный бурильщик, — шлёпнула Лерка, типа закрывая тему. — Короче, мама — Людмила Геннадьевна. Всё!
Что-то мне не нравилось. Прямо вот не нравилось и всё. Что-то не так.
— Лер, пойми меня правильно. — Я старался возразить как-нибудь не очень неделикатно. — Мне бы всё равно когда-нибудь пришлось бы запоминать имя-отчество тёщи, но вот Людмила Геннадьевна… что-то тут не так.
Лерка аж взвилась:
— Да какая она тебе тёща?! Кто тебе дураку сказал, что я за тебя замуж пойду?! Ты кем возомнил себя? Вощще охренел! Видали?! Тёща!!! Забудь, на хрен!!!!!
— Лера!!! Тёща, в смысле — вторая мама! Как мою зовут, я, знаешь ли, помню!!!
Вроде подействовало. Успокоилась. По крайней мере, не орёт.
— Значит, говоришь, тёща — вторая мама? — с каким-то плохо скрываемым коварством в голосе переспрашивает Лерка.
— Ага! — соглашаюсь я и добавляю на всякий случай. — Свекровь, кстати, тоже!
— А свекровь-то с чего?! — снова негодует эта… даже не знаю, как её теперь называть…
— А вот так вот!!! — И я с гордым вызовом смотрю на эту, с позволения сказать, сестру.
Мы снова молчим, насупившись и набычившись.
— Лер, Лера-а-а! — зову я. — Валерия Антуанеттовна!
— Чо? — хмуро вопрошает она.
— Я понял, что мне не нравилось в Геннадьевне.
— И что же тебе не понравилось в имени твоей «второй мамы»? — ехидству нет предела.
— Помнишь, когда мы Морозовой метали лапшу про погибшего брата?
— Ну? — она всё ещё хмурая и мрачная.
— Мы ей тогда внушили, что меня назвали в честь второго деда.
— И?
— Что «И»? — удивляюсь я. — А второй дед, он кто?
— В смысле? — Лерка больше не хмурится, она не врубается.
— В смысле не может она быть Геннадьевной, потому что она Александровна!
Я торжествую. Здравый смысл, в моём лице, одержал грандиозную по своей убедительности победу.
Лерка вопросов не задаёт, но видно, что ещё не въехала. Ну, не во всё.
— Людмила Александровна! — повторяю я, для тех, кто на бронепоезде.
— Ладно-ладно! Поняла я уже. Александровна так Александровна. А тётя кто?
— Какая тётя? — моя очередь не врубаться. — У нас что, ещё и тётя есть? — Такая перспектива мне не по душе.
— Успокойтесь, сэр! — машет мне руками сестра. — Бритва Оккама, помнишь? Тётя — это не ещё кто-то, это жена нашего дяди. Которого ты, кстати, придумал. И мать наших кузенов, они же — Вован и Светка.
Кто такие кузены, я по счастью знал. Ну, и как зовут наших, тоже помнил. А вот про то что жена дяди, тоже тётя, как-то из башки вылетело.
— Чё предлагаешь? — спросил я у родственницы.
— Ну, давай, как твою маму что ли. — А потом так ехидненько добавляет: — Мне бы всё равно когда-нибудь пришлось бы запоминать имя-отчество свекрови!
— Охренела! — как бы в шутку «ору» я. — Да чтоб я… да на тебе… да ни за что!!!
Мы оба смеёмся.
— Ладно. — Говорит, наконец, Лерка. — Бабушек сегодня придумывать будем?
— А их-то зачем? — искренне не понимаю я. — Сама же говоришь бритвой отсечь всё лишнее.
— Так тож лишнее! А это семья! Нам вообще как можно больше всего про нашу жизнь в Австралии надо придумать.
— Давай попозже. — Предлагаю я. — Чё-то устал уже. Мозги устали.
— Давай позже. — Соглашается Лерка.
Она зовёт Аннушку, и та вместе с Глашей убирают. Глаша ещё в «ванную» и в «санузел» заходит, на секунду прямо.
Короче, всё убрано. Мы с Леркой снова одни. Я спрашиваю:
— Лер, ты там про флюгерхэндэ рассказывать начинала.
— Ну.
— Так чё там?
— В смысле «чё там»?
— Ну, песня-то эта… про чё она?
Лерка задумывается.
— Там это… один мужик… ну, ему кажется, что он потихонечку превращается в немца. Ведёт себя как немец, говорит… половина слов на немецком, половина на русском. Прикольно так.
Она замолкает и смотрит на меня, как будто всё объяснила. Потом не выдерживает и цитирует кусочек:
— Нужно что нам, злым тевтонам? Утречком пивка, в магазин иду как Зигфрид за граалем. — Перевела дух и продолжила. — Продавщице крикнул: «Матка! Бистро курка млеко, яйка!» Тут какой-то ветеран мне дал пинка.
— Прикольно! — согласился я. — А флюгерхэндэ?
— Ну, я всё-то не помню. — Начала она ломаться. — Там чё-то:
Та-та та-та… дас мерхен сделать былью,
Преодолеть дишперо унд дивайт.
Нам разум дал стальные флюгерхенде,
А вместо херца аузендбортмотор!
ОРИГИНАЛ:
Вир зинд геборн дас мерхен сделать былью,
Преодолеть ди шпере унд ди вайт.
Вернунфт нам дал стальные флюгельхенде,
А вместо херца — аузенбордмотор!
— Прикольно! — мне, правда, понравилось. — А что ты вдруг петь по утрам начала?
Лерка начинает ходить по комнате. Потом останавливается и говорит:
— Да, сон какой-то странный приснился. Летала там не хуже истребителя. Прям как Чкалов.
Я решил, что настала моя очередь петь прикольные песни, и я затянул:
— Здравствуй, Валерий Чкалов! Большой тебе хаудъюду! Кричали американцы, и он отвечал на лету…
Как дальше я знал, но забыл, а Лерка-то ждёт.
— Не помню дальше. — Виновато развёл руками я. — Забыл!
— А это кто? — спрашивает Лерка.
— Валерий Чкалов кто?! — непонятки какие-то.
— Блин! Саня! Кто такой Чкалов, я знаю. Меня, можно сказать, в честь него и назвали. Песню кто поёт?
— Тебя реально в честь Чкалова назвали??? — сказать, что я удивлён — это ничего не сказать. Я в шоке.
— Сань, не тупи ты уже! Нет, конечно! Я просто так сказала. Шутка такая!
— А-а-а-а-а… — мне прямо полегчало.
— Сань!
— Чё?
— Песня чья? Чё!
— А-а-а! Эти… «Ногу свело»!
Скалал, но чувствую, что-то не то.
— Не-не-не… Не они! — а сам лихорадочно вспоминаю. — Ну, эти… — и напеваю: — Таких не берут в космонавты…
С надеждой смотрю на Лерку. Она пожимает плечами. Блин! И этих забыл!
— А! Эти… «Манго-манго»!
Похоже, что Лерке это ни о чём не говорит. Ну, и бог с ним.
— Ладно! — Говорю. — Как говорят в сказках тысяча и одной ночи: «Хрен с ними обоими!»
— Договорились! — отвечает мне Лерка.
Как говорят в таких случаях в романах: «Наступила неловкая пауза». Я решил пошутить:
— Буду теперь тебе вместо «Доброе утро!» говорить: «Здравствуй, Валерий Чкалов!», или нет! «Здравствуй, Валерий Палыч!»
— Почему «Палыч»? — удивилась Лерка.
— Ага! Значит, на остальное ты согласна! — порадовался я возможности подколоть «сестру».
— А то ты мне прям вот каждый раз, как проснёшься так сразу же «Доброе утро» говоришь?
— Ну, знаешь! — я прямо… расстроился я. — Знаешь, вот вчера утро вощще ни хрена не доброе было! Вот ни разочку!
— Это ты сейчас тонко подметил! Арнитолог хренов! Птичку он спасал! Шойгу недоделанный! — надулась, а потом как ляпнет: — Косиджанович!
— Я?!
— А кто?!
— Ну, вобще-то это Шен, он Косиджанович!
Она притухла маленько, а потом опять как выдала:
— А вот хрен с ними обоими!
М-да!
— Ладно, — говорю. — Ты лучше расскажи, как ты там под мостом вверх колёсами коров пугала.
На немой вопрос в Леркиных глазах отвечаю:
— Ну, Чкалов! Он коров на самолёте гонял, под мостом летал, и вверх ногами тоже летал. Ну, а тогда такое было не принято.
— А-а-а-а-а… Ну, летала во сне. Здорово! Во сне, кстати, легко летать. Даже у тебя получалось.
— Что значит: «даже у тебя»? — опешил я.
— Ну, ты тоже там был. Во сне. Ты там сначала на какой-то хренотени летал. Что-то типа ступы бабы-яги, только ты её зачем-то на бок клал и верхом садился.
— Ступа бабы-яги???
— Ну, я не знаю, какая-то деревянная фигня, на бочку похожа. А потом бросил и начал просто летать.
— Да?
— Ну, вроде… — как-то неуверенно проговорила Лерка.
— А что там ещё было? Ну, в этом твоём сне?
Лерка села в кресло у окна, положила ногу на ногу и погрузилась в воспоминания.
— По-моему, мы там на Волге были, вроде бы… Но место какое-то не понятное. — Она немного помолчала. — Ольга про каких-то драконов говорила. Что-то вроде типа раньше их можно было вызывать, и они прилетали, а теперь нет. А почему не сказала.
— И всё?
— Нет. Мужик ещё какой-то был. Он нам Годзиллу вызвал. По рации.
— Да ладно?!
— Ага! Годзилла зевак разных разогнал и к нам подошёл. А Ольга сказала, что теперь мы с тобой можем летать. Ты какую-то бочку схватил и давай с ней носиться.
— С этой, которая ступа?
Лерка задумалась.
— Нет. Сначала ты с какой-то железной бочкой носился. Мы с Ольгой тебе махали, чтобы ты её бросил, а ты плавать не ней пытался.
— Получилось? — я никак не мог отделаться от ощущения, что она видела тот же сон, что и я, только поняла по-другому. Или это я всё понял неправильно?
— Сань, а кто такие кракены? Что-то знакомое, никак не вспомню.
— А ты чего это про кракенов вспомнила? — насторожился я.