— Чевой-то везде? — не согласился князь. — В Степном не растёт, там лесов нет.
— А ты там бывал? — напрягся Егорыч. — Может, и там растёт?
— Сват Николай Степанович бывал. Служил там в молодости. Говорит там ни лесов, ни грибов. Растут какие-то бледные круглые в степи, есть можно, а вкуса совсем нет.
Я подумал, что князь имеет в виду шампиньоны. Они как раз белые, круглые и безвкусные. Выражаясь словами Данди-Крокодила: «Есть можно, но на вкус — дерьмо». Ну, не дерьмо, конечно, но против рыжиков не тянут.
— А у нас рыжики есть! Вот давай ими, и закусим! — предложил Гаврила Егорыч.
Князь сделал жест рукой, и Гаврила Егорыч наполнил всем рюмки. Нам опять пожелали удачи, а потом, наверное, в назидание, нам снова коротко пересказали историю жизни господина Семёнова. Как он — сын пехотного вахмистра попал в драгуны. Как сам стал сначала капралом, потом сержантом, а через десять лет держа экзамен на офицера, первый раз неудачно, но потом, уже вахмистром попал служить в роту к князю. Как они вместе служили в Захребетье, самом не спокойном месте Сибирской империи. То есть, по сути, там же, где и Батлер, только лет на тридцать пораньше. А поскольку неспокойно там было почти что всегда, то и повоевали. Постепенно история жизненного пути Гаврилы Егорыча перешла в историю их с князем совместной службы, короче, бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они.
Поскольку от третьей мы с девушками отказались, то старые солдаты продолжали без нас.
— А это у вас не клавикорд стоит? — спросила у графини Лерка, показывая на что-то укрытое чем-то вроде скатерти.
Морозова посмотрела в указанном направлении.
— Рояль. Только на нём давно не играли. Его для тёти Кати дедушка выписал.
— А Вы не играете? — зачем-то поинтересовался я.
— У меня свой. — Ответила Ольга. — Правда, я не очень хорошо играю, да и времени заниматься, почти нет.
— А можно мне попробовать? — с надеждой спросила Лерка.
Вместо ответа Ольга обратилась к князю:
— Дедушка, Валерия Константиновна интересуется, нельзя ли ей на вашем рояле поиграть?
Разговоры старых солдат приостановились. Князь подозвал ожидавшего в сторонке Осипа:
— Открой инструмент! — приказал он слуге, а Лерке поведал: — Младшенькой моей. Эх, и славно она играла на нём! А Вы, Валерия Константиновна, тоже обучались? — и получив от Лерки утвердительный кивок, продолжил: — Катенька музицировать любила, Лизонька — рисовать, и карандашом и красками… ух, как она рисовала!
Осип закончил расчехлять рояль, и нашим взорам предстал черного цвета инструмент допотопной конструкции. Хотя, откуда здесь другим взяться? Пока я размышлял над этим, Осип уже принёс пианистке стул.
— Прошу, — сделала ей приглашающий жест Ольга.
Лерка неспешно и с достоинством прошествовала к инструменту и, грациозно усевшись, открыла крышку. Пробежав пальцами по клавиатуре, она отобразила на лице приятное удивление и, придвинув стул поближе, заиграла смутно знакомую мелодию. А когда запела, я сразу её узнал. Да и как не узнать? Один припев чего стоил!
— Давай за вас, давай за нас, и за десант, и за спецназ…
Деды, услышав такое, оставили свои воспоминания и стали внимательно слушать.
— А спецназ — это, которые… — шепотом поинтересовался у меня князь, делая при этом непонятные жесты рукой.
— Да! — твёрдо сказал я.
— О! — подивился он.
— А десант — это когда с кораблей? — уточнил Гаврила Егорыч.
— Да! — согласился я, немного подумав.
— Тогда давай и за них! — с этими словами старый друг князя налил и мне.
Лерка сыграла ещё несколько песен, но «Давай за вас, давай за нас» публика требовала на бис, каждый раз наполняя три рюмки. Я уже начал думать, как бы свалить побыстрее, но тут Егорыч внезапно подсказал мне повод:
— А про списназ свой ты Николаю непременно расскажи, толковая мысль!
— Так мы тогда прямо сейчас и поедем! — сказала Морозова, которая тоже уже тяготилась встречей однополчан.
— На посошок? — предложил Гаврила Егорыч.
Я помотал головой.
— Пейте, пейте, Александр Константинович! — разрешила графиня, спокойно так разрешила.
Понимая, что ни к какому Николаю мы сейчас всё равно не поедем, я выпил и посошковую, и стременную, и даже «на ход ноги». После этого мы всё-таки откланялись, и я, придерживаемый молчаливо осуждающей сестрой, пошатываясь, побрёл к экипажу.
Глава восьмая
Я лечу. Или это перед глазами всё плывёт?
— Выпейте, Александр Константинович!
— Что?
— Выпейте вот это!
Голос Морозовой я слышу, но слова не разбираю.
— Саша, пей, давай! — кричит Лерка.
Я беру в руки флакон, который мне настойчиво суют. Пить, значит? Я встаю. Земля сразу зашаталась. Мне трудно, но я стою. Надо. Надо выстоять любой ценой! Это ландо. Это оно качается. Хлипкая штука. Да ещё вся земля ходуном ходит. Не выстоять нам. Где подкрепление?
— За Родину! За Сталина!!! — и залпом пью из горла и, как гранату швыряю бутылёк в несущийся на нас немецкий танк.
Это же немецкий танк? Тигр? Или это «Абрамс»? Или какие там ещё танки на конной тяге бывают? Танк превращается в воз сена. Да. А это — не пушка, это — просто вилы воткнуты.
— Что-то не трезвеет он! — Лерка излагает свои сомнения графине.
— Александр Константинович, — обращается ко мне Ольга. — Вы как себя чувствуете?
Я огляделся. Стою в ландо, ландо тоже стоит. Напротив меня Ольга и Лерка. Они смотрят на меня и чего-то ждут. А что я должен был сделать?
— Как Вы себя чувствуете? — снова спрашивает Морозова.
Что ей ответить? Чувствую себя полным придурком, потому что не помню ничего, ну, или… половину не помню.
— Са-ша? — Лерка пытается привлечь моё внимание.
— Да-а-а? — отзываюсь я.
— Ты бы присел, братец, не ровён час свалишься, — вкрадчиво, даже ласково говорит мне Лерка. — Ты уже протрезвел?
— Да, — я сажусь. — Протрезвел. А что было?
Лерка с Ольгой практически одновременно выдыхают.
— Ничего особенного, — отвечает Лерка. — Просто ты сейчас в компании двух ветеранов День Победы отмечал.
В голове пронеслись фрагменты воспоминаний: вот Гаврила Егорыч живописует лихой кавалерийский наскок… вот князь говорит, что их с тыла обошли… вот Егорыч поднимает рюмку… мы пьём за драгунов… потом за спецназ… потом за егерей… потом за ВДВ… потом за гренадеров… или наоборот?
— Вот и води тебя в гости к приличным людям! — пытается принизить меня Лерка.
— Не переживайте, Александр Константинович! — успокаивает Морозова. — Дед, когда с Гаврилой Егорычем начинают вспоминать, как они вместе служили… и не такое бывает.
— А ничего, что они и Осипу наливали? — с сомнением спросила Лерка.
Да. Точно. Князь распорядился, и Осип с нами пару раз точно выпил.
— Так ведь и он с ними вместе служил, и даже воевали они там с кем-то. Осип при дедушке ординарцем состоял, и раненого его вынес с поля боя. Деда если послушать, его постоянно спасали. Раз сто, не меньше. И всегда у него другие все герои, а он как будто и не при чём. — Ольга вздохнула. — А когда три года назад к нему из Уфы их сослуживцы погостить приезжали, то вот они рассказывали, что дедушка про себя много чего не договаривает. И что сильно скромничает при этом.
Она прервалась, придавшись каким-то воспоминаниям, потом спросила, обращаясь к Лерке:
— Вы, правда, думаете, что сейчас нужно ехать к Николаю Михайловичу?
Лерка в своё очередь обратилась ко мне:
— Саша, ты сейчас сможешь господину Горбунову изложить свою спецназовскую доктрину?
Я задумался, с одной стороны я уже совсем протрезвел, а с другой…
— Лер, чё, обязательно сегодня?
— Саш, а зачем откладывать-то? Он же сказал, что сегодня от службы свободен. Как думаешь, с какой целью сказал?
Я начал искать ответ на поставленный сестрою вопрос, но не преуспел. Видя моё затруднение Лерка сама на него ответила:
— Чтобы приехали, а не откладывали в долгий ящик. Его Светлость Борис Фёдорович, как сказал? Денег на спортзал даст. Друг твой, Гаврила Егорыч тоже отметил: толковая мысль! что тебе ещё нужно? Какие доказательства? Огненные письмена в небе?
— Вы верите в небесные письмена? — прищурившись, спросила Морозова.
Лерка повернулась к ней, оценила ситуацию и успокоила:
— Нет, это просто фигура речи.
— А-а-а! Это в смысле отдельное приглашение?
— Да! Очень отдельное! От всего! — хмуро подтвердив догадку Ольги, Лерка обратилась уже ко мне: — Ну, и-и-и…?
С угрюмой обречённостью в голосе как можно жалобней я спросил:
— Опять пить?
— Да кто тебя пить-то заставляет?! — возмутилась сестра.
— Князь! — бодро отрапортовал я. — Не мог же я ослушаться самого главного человека в городе!
— Ты это… давай не оправдывайся, а прямо говори, едешь или нет?
— Ольга Павловна, — обратился я к графине. — Случайно не знаете, у господина Горбунова никакого рояля в чуланчике не припрятано?
— Думаю, что нет. Да и зачем ему? — ответила та, подумала и спросила уже сама: — А Вам Александр Константинович, зачем?
— А вдруг сестрица сызнова музицировать захочет, да как закатит «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём!», что мне тогда делать прикажите?
Поскольку формально вопрос был адресован графине, она на него и ответила, правда, тоже вопросом, даже двумя:
— Это, я так понимаю, ваш национальный тост? Призыв, на который невозможно ответить бездействием?
— Ну, что-то вроде… — замялся я.
— Тогда, если уж до этого дойдёт, пейте Александр Константинович, не стесняйтесь! Вы хотя и изволили с прошлой скляночкой эдак-то расточительно распорядиться… И по мимо неё сыщутся.
— А что это было? — запоздало поинтересовался я.
— Одна очень полезная настоечка, — улыбнулась в ответ Ольга.
— Волшебная? — с надеждой спросил я.
— Не без того, — улыбнулась ещё хитрее она.