Вот так с божьей и гражданской помощью, а также с чьей-то матерью восстанавливали мы боеготовность нашей непобедимой…
Кабаки и бабы доведут до цугундера (Начало)
Ну, про то, как в армии пьют (опять, простите, пили), писал уже много. Ну а раз пьют, то опосля на подвиги частенько тянет. В основном по женской части. Сколько у нас историй на этот счет случалось – и не счесть. Но надо как-нибудь поаккуратней об этом. А то большинство фигурантов здравствуют еще, надеюсь.
У одного из наших прапорщиков жена служила телефонисткой на междугородной телефонной станции нашего п. г. т. И вот как-то после очередного возлияния на боевом посту стал этот прапорщик даме какой-то звонить и о чем-то договариваться. Договаривался долго. Не иначе как не срасталось что-то. А в это же время понадобился этот прапорщик зачем-то жене своей. Ждала она, ждала, пока линия городская освободится, но, видать, не дождалась. И включилась в линию (могли они это), а там заключительная фаза договоров между ее мужем и другой дамой. Выслушала она, видать, переговоры эти и, похоже, злобу затаила. С обеда наш прапорщик с подбитым глазом пришел – подарок от любящей жены, как потом выяснилось.
У другого прапорщика жена очень симпатичная была (мне по крайней мере так казалось), а вот вторая дама сердца – без страха и не взглянешь. Маленькая, кривоногая, неказистая. Но, наверное, в чем-то другом она мастак была. Может, в разговорах этикешных. И вот в какой-то из вечеров, обсудив и отметив благополучное окончание боевой вахты, двинули мы стопы свои в сторону хат ридных. А тут, как назло, пассия этого прапорщика нам по дороге повстречалась. Начал он с ней разговоры разговаривать. Мы притормозили чуток поодаль. Видно было, что она хотела поскорее от своего визави отделаться, но не тут-то было. «А, попалась, птичка, стой! Не уйдешь из сети». Мы постояли, постояли, поглядели на зарождение большого светлого чувства, и решили не мешать оному. Взяли и побрели дальше к своим местам постоянной дислокации. Оставили, так сказать, товарища в плену любви-с, а на другой день узнали окончание сей истории.
Переговоры шли долго, нудно и безрезультатно. Прапорщик хотел продолжения общения, а дама стремилась домой. В какой-то момент она, видимо, решила пойти на хитрость. Сказала, что на минутку домой забежит, а уж затем вернется и будет вся в распоряжении нашего любвеобильного вояки. А ему сказала, чтобы он ее у стадиона подождал. Как потом выяснилось, никуда дама эта возвращаться не собиралась. Ждать так ждать – решил наш коллега. Дело было летом, тепло. Вернулся он обратно к стадиону и решил присесть на бугорок в ожидании предмета своих воздыханий. В ногах же правды нет. Присел, расслабился и прикорнул трохи, утомленный службой и самогоном.
В те сутки оперативным был старлей Петрович. Ночью прибегает к нему сержант, дежурный по роте, и говорит, что из-за ограды кто-то кричал, что на стадионе наш военный лежит. Идите, типа, и посмотрите, что с ним. А дня за два до этого приходила нам кодограмма, что в соседней роте аналогичным образом вызвали часового. Посмотреть якобы на лежащего военного, а когда часовой вышел, то ему башку проломили и автомат забрали. Петрович, не до конца проснувшийся, а так же с некоторым количеством промилле в крови, взял и поднял роту в ружье. Раздал бойцам автоматы и патроны к тому же, и пошли они цепью во главе со старлеем на стадион. Пришли туда, а там… мирно посапывал прапорщик наш, оголодавший по женской ласке. С другой стороны – хорошо все то, что хорошо кончается.
Кабаки и бабы доведут до цугундера (Продолжение)
Другой наш прапорщик вообще слыл записным ловеласом или, как минимум, сам себя таковым считал. Бывало, идешь с ним по бродвею нашего райцентра, и он кивком головы показывает на проходящих мимо дам с комментариями, что и эту он того, и ту оприходовал, а уж с этой он и так, и эдак, и по-всякому. Ну, говорил и говорил. Мне что с того, меня же не убудет. Хотел он себя таковым считать или в действительности таковым был, да флаг ему в руки. Однажды, правда, ловеласничанье его нашло документальное подтверждение. Назначили как-то в роте открытое партийно-комсомольское собрание офицеров и прапорщиков, на котором рассматривалось личное дело ловеласа нашего по графе «моральное разложение».
То-то, я смотрю, в канцелярии роты мадам какая-то загодя ошивалась, центнера на полтора живого веса. Оказалась, это была пассия нашего любвеобильного прапорщика. Что-то он, видать, ей пообещал – ну и не выполнил. На собрании дамы уже не было, командир сам довел до нашего сведения факты, порочащие высокое звание советского прапорщика, который, кстати, являлся еще и секретарем партячейки нашей роты. Но так как у нас в роте никто больше не хотел быть руководящей и направляющей рукой партии, то и наказание прапорщику вынесли достаточно мягкое. Пожурили, пальчиком погрозили и, кажется, на вид поставили.
Следующий случай начался в один из вечеров, когда командир по какой-то причине в роте отсутствовал. А раз отсутствовал, то зараз кто-то за самогоном сбегал. Пили, значит, пили, а одному из прапорщиков надо было в ночь в полк ехать на поезде, с ж/д станции нашего п. г. т. И что-то он не рассчитал свои силы в тот день – сильно обкушался самогона того. То есть почти пластом лежал. У Петровича машина своя была, «Москвич». Обычно, он, употребивши, за руль не садился, но тут перепектива тащить на себе прапора до станции пять километров пересилила предыдущий принцип. Кроме того, Петрович в тот день не шибко много на грудь принял, да и движение по нашим автострадам в ночи было – одна машина в полчаса. Петрович попросил меня ему подсобить – по наступлении времени Ч запаковать живой груз в его «Москвич», а затем из оного в поезд. Первые два действия прошли относительно гладко. Загрузили туда, а затем и в поезд, предварительно показав проводнице билет на бесчувственное тело. Железнодорожная дама восприняла все, как само собой разумеющееся. Наверное, и не такое видала. Мы с Петровичем вышли, стоим у вагона, курим. Ждем, когда поезд тронется. Тогда можно считать задачу выполненной. И тут, прапорщик наш, что до сего момента был овощем бесчувственным, вдруг оживает. Выскакивает из вагона, обнимает за талию проводницу и спрашивает, как ее зовут. Она отвечает: «Галя». Прапорщик не унимается: «Галю, так тебя хочу, что аж не можу». Та начинает успокаивать нашего реактивного коллегу: «Такой серьезный мужчина, офицер – и такие слова говорите, как не стыдно».
А он опять повторяет свою предыдущую фразу. Мы с Петровичем покатываемся на перроне со смеху. Затем все-таки пришли на подмогу Гале той. Опять затолкали прапорщика в вагон. Тут и поезд тронулся. Как уж потом Галя с нашим коллегой в дороге разбиралась – сие мне неведомо. Но коли прапор наш вернулся, в каталажку не загремел, то, наверное, смогла она с ним справиться или он с ней.
Эй, солдатик, выходи!
История эта началась еще до моего появления в роте, а закончилась уже в мою бытность. Хотя с таким же успехом все могло произойти и до, и после моего незабываемого путешествия в загадочный мир самых что ни на есть регулярных Вооруженных сил одной из супердержав.
В нашей отдельной кадрированной роте ПВО несли службу восемь офицеров и прапорщиков, включая меня, и порядка пятнадцати солдат. Вечерами, кроме выходных и праздничных дней, в роте из командного состава оставался только один оперативный дежурный, который практически все время проводил на командном пункте. Ему даже в туалет отлучиться – и то надо было у оперативного полка (пока его еще не расформировали), а затем у оперативного батальона отпрашиваться. Ротный оперативный, конечно, выходил в вечернее и ночное время проверить патрульных, посмотреть, как там в казарме, но основная его обязанность была небо стеречь от ворогов иноземных. Посему, можно сказать, что после официального окончания рабочего дня солдатики в роте были предоставлены почти что сами себе. Ну а что, они же не маленькие дети, моложе восемнадцати лет никого не было.
Вдобавок ко всему этому, КПП как такового у нас не было, только ворота и калитка, а сама территория роты была обнесена колючей проволокой, которая на столбах бетонных покоилась. Ее, колючку эту, частенько еще бычки как местные, так и пришлые рвали. Да и при определенной сноровке сквозь колючку эту, даже не порванную, можно было и просто перелезть. Получается типа «заходи кто можешь, бери что хочешь» или «а почему бы мне в самоволку не сходить?» Ну, не совсем так, конечно, но и в самоволку, разумеется, ходили, и гости незваные на позиции тоже обнаруживались.
Вечерами, когда роту покидал командный состав, к колючке периодически приходили местные девчонки определенного склада и кричали через ограждения простую до банальности фразу: «Эй, солдатик, выходи!» Сам не раз ее слышал, но не выходил, я ведь уже не солдатиком был. Спрашивается, вот на фига им это надо было? Райцентр наш не маленький был, ребят в нем хватало. Может, девушки таким образом думали вытянуть счастливый билет и уехать из своего родимого гнезда в далекие страны? А куда уедешь-то, в Среднюю Азию? Ну да ладно, я не психолог и вряд ли пойму мотивацию такого сорта дам. Бог им судья.
Спрос, как известно, рождает предложение. Раз девушки кричали, значит, кто-нибудь когда-нибудь и выходил. Вот в один из таких разов солдатиков вышло чересчур уж много, это опять же – по мнению вызывающей стороны. В результате в местном УВД нарисовалась заява на факт группового изнасилования солдатами нашей роты одной из уроженок здешнего п. г. т. То есть, выкрикивая пароль: «Эй, солдатик, выходи!» – девушка, наверное, думала, что сейчас выйдет один отличник боевой и политической, с которым они обсудят влияние имажинистов на раннее творчество Сергея Есенина, а в действительности-то вышли… представители азербайджанского землячества нашей роты. Как уж там дальше было, по согласию чи как, свечку никто не держал. Но на другой день в роте появились потерпевшая с представителем нашей славной милиции, который, кроме того, был еще хорошим корешем нашего старшины. Командир для начала провел построение личного состава, на котором выявили фигурантов с нашей стороны. Один из них пытался в аккумуляторной отсидеться, но и его нашли. Затем командир со старшиной, милицейским и любительницей неформального общения заперлись в канцелярии роты и стали обсуждать, как ситуацию разруливать. Лишние-то проблемы никому не нужны. После долгих дебатов высокие договаривающиеся стороны пришли к мировому соглашению, что данная девушка в обмен на определенное кол