— Разве?
— Да. Другим это не заметно, но не мне, Шани. Я слишком хорошо знаю своего друга.
Эмирин сделала шаг вперёд и взяла девушку за руку. Ободряюще улыбнулась, глядя в растерянные серые глаза, и сказала очень тихо:
— Ну же, Шани. Говори, что хотела. Я здесь, и я слушаю.
Шайна стиснула ладонь Эмирин, чуть всхлипнула, словно хотела разрыдаться, и прошептала:
— Простите меня. Пожалуйста, простите…
Огонь от камина отражался в её зрачках, выплясывая в них причудливые фигуры, как будто там, внутри девушки, действительно что-то горело и искрилось.
И Эмирин не стала медлить. Она просто сделала то, что нужно было сделать.
Шагнула вперёд и обняла Шайну.
Шайна Тарс
Моё имя означает «слеза», но я не плакала очень давно. Я не плакала с того дня, когда узнала о смерти мамы.
Но почему-то, когда Эмирин обняла меня, я позорно разрыдалась, уткнувшись лбом в её плечо. Завыла, как раненый дикий зверь, затряслась, словно в судорогах, хватаясь за неё обеими руками.
Она ничего не говорила, просто легко гладила меня по спине и волосам. А я плакала, и с каждой слезинкой из меня словно выходило всё напряжение последних дней, когда я узнала, кто мой отец… и из-за кого умерла мама.
Я даже не заметила, как Эмирин усадила меня на диван и вновь обняла. Не помнила, как моя голова очутилась у неё на коленях.
Я лежала, чуть всхлипывая, а она перебирала мои волосы. Как маленькой.
Совсем как мама.
— Тебе легче, Шани? — спросила Эмирин тихо. Я кивнула и призналась:
— Да. Но очень стыдно.
— Нечего стыдиться. Знаешь, я тоже иногда плачу.
— Наверное, редко…
— Нет, — она покачала головой. — Я бы так не сказала. Я и сейчас плакса, а уж когда мне было двадцать… постоянно ревела.
Мне почему-то стало смешно.
— Я не представляю вас… ревущей.
— Но тем не менее — я, бывало, ревела. И совершала ошибки. Как и все.
Я напряглась на секунду, но рука, которой Эмирин гладила меня по голове, была такой ласковой…
— Не надо плакать, Шани. Я простила тебя. Но я хочу, чтобы ты кое-что обещала мне.
— Что?
— Обещай мне не мстить. Никому и никогда.
Странная просьба… Хотя, с учётом того, что мою маму убили — не такая уж и странная.
Но я давно осознала бессмысленность мести. Наверное, лучшая месть — это прощение. Хотя я не уверена, что у меня получится простить.
— Обещаю.
Эмирин улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня в лоб.
— А теперь иди. Скоро отбой.
Уходить мне совсем не хотелось. Не только потому что в комнате ректора я чувствовала себя уютно, но и… я боялась встречаться с Дин.
Но я всё же встала с дивана. Попрощалась с Эмирин. И уже у порога вдруг застыла, осознав — быть может, это мой последний шанс узнать… надо его использовать.
— Профессор, — почти прошептала я, оборачиваясь, — вы сказали, что простили меня. А Триш? Триш… вы простили?
У неё было такое странное лицо. Застывшее, словно маска. Только в глазах кружились ярко-жёлтые искорки, будто сотканные из света.
И серебрилась седая прядь возле левого виска...
— В отличие от тебя, Шани, Триш никогда не приходила просить прощения, — ответила Эмирин, и голос её чуть дрогнул. — Но если бы она пришла… я бы сказала ей, что да.
Я хотела задать ректору ещё один вопрос, но она покачала головой.
— Иди, Шани.
И я послушалась.
А когда тяжелая деревянная дверь за плечами закрылась, мне показалось, что позади я оставила всю боль последних десяти прожитых лет.
47
В нашу комнату я шла медленно, еле передвигая ноги. Не только потому, что мне совсем не хотелось возвращаться туда, но и потому что я должна была подумать. Хотя мысли были вязкими, они с трудом ворочались в голове.
Разговор с Нордом интересно на меня подействовал. Именно благодаря хранителю библиотеки я осмелилась пойти к Эмирин. Перед ней я виновата больше всего, потому что ректор никогда не имела отношения к моей боли. Проклятье не должно было коснуться её. Но оно коснулось.
Профессор должна была ненавидеть меня. Так же, как меня возненавидела Дин. Но…
Я ожидала встретить презрение, а встретила понимание. Я думала, что меня прогонят, а меня простили.
И от этого внутри что-то будто надорвалось. Хотелось плакать и смеяться одновременно.
Шайна… глупая маленькая Шайна, зачем же ты это сделала, чего мечтала добиться? Месть… самое глупое из всех известных мне слов. Оно не приносит облегчения, не освобождает, и ударяет не только по человеку, которому ты хочешь отомстить.
Дрейк. Нет, к нему я не пойду. Не потому, что не хочу просить прощения. Теперь — хочу. Но это не поможет. Главное — снять проклятье. А простить он меня сможет и потом… если сможет.
Эмирин. Удивительная женщина, пережившая страшное предательство собственной воспитанницы, и обнимавшая меня сегодня так, как когда-то мама. Наверное, я заплакала именно поэтому…
И Дин. Девочка, чью семью я разрушила, поддавшись порыву собственного эгоизма. Что ж, пусть ненавидит… А я буду тешить сердце надеждой, что смогу заслужить её прощение. Когда-нибудь…
Я не сразу осознала, что давно никуда не иду, а стою, прислонившись к стене коридора. Комната ректора осталась позади, но до общежития я ещё не дошла.
Я, кстати, совершенно не помнила, каким образом умудрилась найти не кабинет Эмирин, а её личную комнату. Указателей-то тут нигде не было. Но после того, как я некоторое время назад вышла из портального зеркала, ноги сами принесли меня сюда. Наверное, магия академии…
Мимо, шумно переговариваясь, сновали припозднившиеся студенты. Все спешили по комнатам — скоро отбой. Я понятия не имела, что нужно делать, если сигнал к отбою застанет тебя посреди коридора, поэтому тоже решила поспешить. Хватит раздумывать у стеночки. Успеется.
И как только я начала своё продвижение в сторону общежития, то почти сразу столкнулась с Коулом. Точнее, это он столкнулся со мной. Проходя мимо на гораздо большей скорости, нежели я, эльф задел меня локтем, да так, что я чуть не грохнулась. Хмыкнул и издевательски протянул:
— Прости, детка, не заметил тебя, — и пошёл дальше, улыбаясь во весь свой поганый рот. Рядом с ним, хихикая, семенила какая-то девица с боевого. Светловолосая и стройная, как шест.
Детка, значит. Он, наверное, специально. Знает ведь, что так часто обращаются клиенты к шлюхам. И вроде не оскорбление, ректору предъявить будет нечего, а всё равно дурно пахнет. Словно плюнул в меня.
Я улыбнулась, небрежным движением стряхивая с того бока, куда меня пнул Коул, невидимую пыль. Обида на него постепенно исчезала, растворяясь, как краска в воде. Студент Родос явно не тот, из-за кого нужно переживать.
Перед дверью в нашу с девочками комнату я остановилась и выдохнула, успокаивая разбушевавшееся сердце. Я представляла, с чем столкнусь там. Не могу сказать, что была к этому готова, но… столкнуться в любом случае придётся.
Так что я зашла внутрь.
Сердце вновь зашлось, когда я заметила, каким взглядом смерила меня Дин. Вскочила с постели, на которой сидела, расчёсывая волосы, и метнулась в душевую, громко хлопнув дверью.
Мирра тоже сидела на кровати, только на своей, и взгляд её был совсем другим. Если в глазах Дин я могла прочесть обиду так же ясно, как будто она была там написана, то во взгляде Мирры я видела скорее настороженность.
— Она всё тебе рассказала? — спросила я, всё ещё не решаясь пройти дальше. Рыжая кивнула.
— Рассказала. Ты чего встала, как истукан? Проходи давай. Это и твоя комната тоже.
Вздохнув, я сделала несколько шагов вперёд и села на свою кровать. Повернулась так, чтобы видеть Мирру, и сказала:
— Может быть, мне следует попросить академию о переезде? Я думаю, в исключительных случаях…
Рыжая криво усмехнулась.
— Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
Я запнулась.
— Нет.
— Вот именно. Не выдумывай. Дин просто надо остыть. Она успокоится, вы поговорите, и она тебя простит. Вот увидишь.
Я несколько секунд смотрела на спокойную Мирру. Почему-то я не замечала в ней осуждения.
— А… ты?
— А что я? Мне не за что тебя прощать. Да и вообще, Шани… Тебе тогда сколько лет было? Десять? Я вспоминаю себя в десять. Могу сказать честно — мозгов у меня в то время не водилось.
— Разве это оправдывает…
— А разве нет? Слушай, я, конечно, не судья и не советник императора, но даже я понимаю — нельзя судить ребёнка так же, как взрослого. Сейчас ты можешь отвечать за то, что делаешь, потому что осознаёшь последствия. А тогда ты просто была маленькой дурой.
У меня не получилось удержаться от улыбки, хоть тема и не была весёлой.
— Лестно.
— Ну уж как есть. И Дин это понимает, Шани. Она просто злится.
Я отвела взгляд, посмотрев на дверь ванной — там, за дверью, лилась вода и что-то гремело. Кажется, Рональдин отводила душу, швыряясь в стены пузырьками с шампунями.
— Оборотни… страстные натуры, — услышала я краем уха тихий смешок Мирры, в котором мне почудилось нечто такое чувственное, что я немедленно повернулась и вопросительно поглядела на рыжую.
— Мир?..
— Лучше не спрашивай, — снова усмехнулась она, махнув рукой. Но мне уже и не нужно было спрашивать. Я поняла, почему Дин до сих пор ничего в меня не швырнула. Видимо, часть энергии она потратила на более приятные вещи.
И я почему-то была рада за них с Миррой. Но при этом отчаянно им сочувствовала, понимая — будущего у таких отношений быть не может.
— Я дура, да? — спросила вдруг рыжая спокойным, немного уставшим голосом.
— Не больше, чем я, — ответила так же спокойно, подумав о Норде. Ещё неизвестно, чьи чувства более безнадёжны — Мирры к Дин, или мои к хранителю императорской библиотеки…
48
Император Велдон
День умирал, и он вместе с ним.