Фотографии эти имели символическое значение. Что касается полковника Николаи, то его труды были исходным пунктом, толчком к формированию воззрений самого Канариса. Правда, шеф абвера пошел значительно дальше Николаи, а по ряду вопросов теории и практики разведывательной службы придерживался прямо противоположных взглядов. Тем не менее он считал Николаи отцом германской военной разведки и испытывал к нему большой пиетет. Портрет Николаи как бы напоминал фашистскому адмиралу о необходимости завершить то, что было начато германским империализмом в первую мировую войну.
Фотография собаки Зеппль была призвана «утешать» Канариса, когда он предавался философским размышлениям о порочности человеческой натуры. Канарис проповедовал философию презрения к людям — он не верил в человеческую порядочность, верность, моральную стойкость, в стремление к правде и справедливости.
К Канарису вполне можно отнести слова, которые в свое время Талейран сказал о Фуше — начальнике разведки Наполеона: «Фуше оттого так сильно презирает людей, что он слишком хорошо знает самого себя».
Для Канариса человек был воплощением преступных наклонностей, честолюбия, лживости, предательства, грязных, низменных инстинктов. Другое дело — собака. Когда вечером 23 июля 1944 года к адмиралу явился Шелленберг, чтобы арестовать его, Канарис, прощаясь со своей таксой, прослезился и сказал эсэсовскому генералу:
— Шелленберг, всегда помните о верности бессловесных тварей. Видите, моя такса держит все в тайне и никогда не предаст меня, а этого я не могу утверждать ни об одном человеке.
И чтобы покончить с кабинетом Канариса, надо упомянуть, пожалуй, большую японскую красочную гравюру, которую подарил адмиралу посол Японии в Берлине Осима, — она висела позади письменного стола, на ней было изображено страшное, искривленное в дьявольской усмешке человеческое лицо — тоже своего рода символ фашистской разведки. Посетитель, сидевший в кресле перед письменным столом, видел Канариса, его коротко остриженные седые волосы, удлиненное лицо со светлыми и странно неподвижными глазами, на фоне этого безобразного и жуткого изображения. На него как бы смотрели два лица, и трудно сказать, какое из них было истинным лицом двуликого адмирала.
Взгляды и вкусы Канариса наложили свой отпечаток и на все здание абвера на Тирпитцуфере, 74. Резиденцию адмирала прозвали «лисьей норой». Это был обширный особняк, который много раз перестраивался, расширялся, переоборудовался в соответствии с пожеланиями самого Канариса. В результате здание превратилось в хаотическое нагромождение комнат, с бесчисленными переходами, бесконечными коридорами, неожиданными тупиками, в которых легко мог заблудиться даже опытный сотрудник аппарата. Вероятно, лишь одному Канарису были ведомы все ходы и выходы из «лисьей норы».
Вернемся, однако, к организационным принципам построения разведки, проводимым в жизнь Канарисом при перестройке абвера. Канарис выразил их весьма лаконично и образно: абвер должен быть похож на человеческий организм, он должен иметь глаза, уши, руки, ноги.
На первый взгляд это изречение может показаться весьма банальным, но в действительности оно содержит далеко идущий и опасный смысл.
Абвер после его реорганизации состоял из центрального отдела, отдела внешних сношений и трех оперативных отделов — первого, второго и третьего.
Отдел I ведал «тайной разведывательной службой», т. е. шпионской работой в иностранных государствах. Он собирал информацию от разветвленной сети агентов и, по терминологии Канариса, являлся «ушами» абвера.
Отдел II занимался особого рода деятельностью — организацией актов саботажа и диверсий во вражеских странах. Для этого готовились кадры в специальной школе, оборудованной по последнему слову диверсионной техники. Диверсанты перебрасывались из страны в страну, с одного объекта на другой и как бы придавали подвижность абверу. Поэтому отдел II воплощал «ноги» разведывательного организма, созданного адмиралом.
Саботаж входил в «классическую схему» построения разведки, рекомендованную в свое время полковником Николаи. Здесь действия Канариса еще укладывались в рамки старых традиций и отличались лишь масштабностью.
Но то, что резко отличало абвер от кайзеровской военной разведки, — это наличие у него особых войсковых контингентов, своей армии. Это и были «руки» абвера, и, по замыслу Канариса, они должны были служить не только для вылавливания «врагов фатерланда», но и для защиты самого абвера внутри рейха. Канарис создал свою лейб-гвардию, свое орудие власти в фашистском государстве.
Он долго и упорно добивался этого. С трудом удалось убедить Гитлера в том, что вермахт должен иметь собственную полицию. Еще до войны было издано распоряжение Гитлера о создании тайной полевой жандармерии, подчиненной верховному командованию вооруженных сил. Начальником жандармерии вермахта был назначен сотрудник Канариса: фактически же ее деятельностью руководил сам шеф абвера.
Но Канарис рассматривал это решение как половинчатое. Только после начала мировой войны ему удалось реализовать свой план в полном объеме. Во время польской кампании 1939 года диверсионные группы отдела II оказали вермахту немалые услуги — они овладели многими узлами связи и стратегически важными объектами за несколько часов до начала военных действий, а в ходе боев внесли свой вклад в дезорганизацию тылов польской армии и даже захватили целый город. О «подвигах» отрядов Канариса, до объявления войны подло обрушивавшихся на города соседних стран, убивавших детей, женщин и стариков, грабивших и поджигавших жилища мирных граждан, мы расскажем далее. Здесь же важно отметить лишь одно: после начала фашистской агрессии Канарис получил возможность поставить перед Гитлером вопрос о создании собственных войсковых соединений.
Фюрер согласился с идеей Канариса, и уже 13 октября 1939 года была создана «учебная строительная рота № 800 для особых поручений» под командованием сотрудника отдела II капитана Гиппеля. Через три месяца рота превратилась в батальон, спустя некоторое время — в полк и, наконец, в 1942 году стала дивизией. По месту расквартирования командных центров ее называли дивизия «Бранденбург».
Таким образом Канарис получил то, чего не имел ни один шеф военной разведки, — собственную армию. Теперь он мог потягаться с такими могущественными фигурами в третьей империи, как Гейдрих и даже Гиммлер. «Маленький адмирал» стал заметной политической фигурой, его побаивались, стремились задобрить, заручиться его дружбой и поддержкой.
Так «расширился» отдел II абвера, первоначально самый малочисленный и наименее влиятельный в ведомстве разведки и контрразведки.
В обязанность последнего оперативного отдела — отдела III входила контрразведка. Он был наиболее многочисленный и делился на множество секторов и групп. Отдел ведал борьбой с иностранными разведывательными службами не только в вермахте (для этой цели были созданы три сектора — сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил), но и на всей территории рейха. Три специальных сектора занимались работой в «гражданской области». Два сектора ведали особо тонкими и деликатными вопросами: дезинформацией и подрывной работой внутри иностранных разведывательных служб. Речь шла главным образом о снабжении иностранных разведок фальшивыми сведениями, призванными ввести их в заблуждение, направить по ложному следу, замаскировать агрессивные намерения гитлеровского рейха. Эту деятельность Канарис называл «игрой разведок». Наконец, еще два сектора «обрабатывали специальные сферы» — лагеря для военнопленных (вербовка агентов среди них и вылавливание разведчиков) и перехват сообщений иностранных разведывательных служб, передававшихся по радио, почте и телеграфу.
Отдел III — «глаза» абвера — представлял собой разветвленный аппарат, в котором работало не менее тысячи сотрудников.
Аналогичным образом был построен также и отдел I, но его секторы выполняли непосредственно оперативные задания. Три сектора занимались разведывательной деятельностью в зарубежных армиях — в сухопутных, военно-морских и военно-воздушных силах, три других — экономическим шпионажем и общим военно-техническим шпионажем, особенно добыванием шпионских сведений в области авиационной техники. Наконец, существовали еще специальные секторы, ведавшие изготовлением шпионской аппаратуры, портативных раций и пеленгаторов и обучением агентов.
Гордостью Канариса были два изобретения этого отдела — «микроточка» и «маленький чемодан-радиостанция» (тогда еще не существовало полупроводников и проблема портативности радиоаппаратуры решалась со скрипом).
«Микроточка» давала возможность уменьшить страницу машинописного текста до размера точки, которая впечатывалась в письмо самого невинного содержания. Только к концу войны изобретение стало известно англичанам из показаний арестованного немецкого агента.
Что касается «чемоданов-радиостанций», то ими немецкие агенты широко пользовались. Для приема агентурных радиосообщений и передачи инструкций абвер построил около Берлина сверхмощную и первоклассно оборудованную радиостанцию. Кроме того, местные отделы абвера в военных округах имели свои радиостанции.
Кроме оперативных отделов в абвере был создан так называемый центральный отдел. Он ведал картотекой — гигантским архивом, занимавшим множество помещений в «лисьей норе».
Так строилось ведомство абвера. Его местные органы были созданы в каждом военном округе рейха, они назывались «абверштеллен», сокращенно — ACT, а за границей — «кригсорганизационен», сокращенно — КО. Первые были построены по аналогии с центральным аппаратом (имели три оперативных отдела и центральный), вторые маскировались главным образом под различного рода частные фирмы.
Сравнение аппарата абвера с живым организмом, как мы видим, имело определенный смысл. Идея, заложенная в этом сравнении, заключалась в следующем: абвер должен иметь все необходимое для самостоятельного существования. Он должен служить интересам господствующего класса империалистической Германии в любых условиях, при любых обстоятельствах, иными словами, являться своего рода автономным организмом, который мог бы устоять даже при смене режима.