Амалия поняла, что её человеческой плоти настал конец. Не придётся ей гулять по белому свету, разъезжать в карете, танцевать на балах, не стать ей молодой и прекрасной принцессой… Она стонала и корчилась от боли. Единственное, что она ещё могла сделать — это трижды произнести вслух заклинание. Тогда её душа хотя бы не вернётся в постылый склеп…
— Бабур… шар… иблигали… — хрипела она, содрогаясь от ударов, которые наносил ей сыщик.
Из её рта вместе с хрипом вырывалась кровавая пена, распухший язык еле ворочался в гортани, грудь судорожно вздымалась, тщетно пытаясь набрать воздуху в перебитые лёгкие. И всё же она упрямо — сквозь адскую боль — твердила:
— Шар… иблигали… бабур…
Тем временем к месту событий спешил Пётр. Он не видел, как лежавший на асфальте полумёртвый старик вцепился зубами в шею его подруги — в тот момент он накручивал диск, стоя к ней спиной; обернувшись же и заметив незнакомого парня, который с остервенением лупил старика, он тут же решил, что это и есть тот самый бандит, из-за которого старик выпрыгнул из окна. Пётр швырнул трубку и немедленно бросился к нему.
Владислав нанёс ещё один сильнейший удар ногой по горлу кровососа.
— Что ты там бормочешь, падаль? — злобно выкрикнул он. — Не можешь угомониться?
Пётр всегда носил с собой кастет и нож с выскакивающим лезвием. Бесшумно, со спины, приближаясь к Владиславу, увлечённому избиением Синцевецкого, он опустил руку в карман и просунул пальцы в отверстия кастета. Но тут ему бросилась в глаза окровавленная Наташа. Все сомнения насчёт незнакомца сразу отпали. Это убийца! Пётр оставил кастет и выхватил нож.
— Иб… иб… ибл… — вместе с кровью выдавливал умирающий и вдруг умолк.
Изумлению Амалии не было предела: её истязатель неожиданно опустился на колени и начал медленно заваливаться на асфальт!
Стоявший позади него плечистый парень пырнул его ещё раз — туда же, под сердце.
— Пётр! — в ужасе закричала Наташа. — Что ты делаешь!
— Не ори, — сказал Пётр, вправляя окровавленное лезвие в рукоятку. — Этот тип хотел тебя убить.
— Нет, нет…
— Брось, Наташка. Я слишком хорошо знаю этих людей. Он добил бы старика, а потом взялся бы за тебя… Такие паскуды способны на всё, и свидетелей они не оставляют, — Пётр засунул нож в карман. — Пойми, у меня не было выбора. Или я его, или он меня, а потом и тебя. Кто-нибудь из нас всё равно остался бы тут лежать.
Наташа сидела на асфальте, зажимала рукой рану на шее и судорожно шевелила губами, словно хотела что-то сказать, но не могла.
— Это он… — выдавила наконец она.
— Знаю, что он, — ответил Пётр. — Надо скорей смываться… Ты можешь идти?
— Это он… — повторила Наташа и показала пальцем на Синцевецкого. — Он ранил меня…
— Он? — изумился Пётр. — Этот старикашка?
— Парень не виноват… — сквозь слёзы твердила девушка. — А ты убил его… Убийца…
— Не может быть, — в растерянности проговорил Пётр. — Ты что-то путаешь.
Губы старика снова зашевелились. Амалия уже трижды произнесла все слова заклинания, кроме самого последнего. Мучительным напряжением всех теплившихся в теле Синцевецкого сил она набрала в отбитые лёгкие воздуху и выдохнула:
— И… бли…
И в этот миг тяжёлая рука зажала ей рот.
Пётр сжимал рот и нос Синцевецкого около минуты, пока грудь филолога не содрогнулась в последний раз и глаза не остекленели.
— Чтоб зря не мучился, — сказал парень. — Заодно и свидетелей не будет. — Он протянул руку Наташе. — Пошли, а то нас могут застукать менты.
Девушка отшатнулась.
— Убийца, — прошептала она, не сводя с него наполненных ужасом глаз, и стала подниматься. — Убийца… Где ты научился убивать?…
— Ерунду порешь, — раздражённо возразил Пётр. — Этот хмырь — преступник, из-за него старик выбросился из окна. А я действовал в пределах самооборо…
Он осёкся, не договорив. В эту минуту произошло нечто дикое, страшное, немыслимое…
На небе полыхнуло сразу несколько молний, взвыл ветер и в глазах мёртвого старика вдруг ярко вспыхнули жёлтые искры. Они отделились от глаз и начали разбухать бледно-золотистым облаком, которое неожиданно приняло очертания женского тела, словно бы окутанного лёгким покрывалом. Черт лица привидения рассмотреть было невозможно, но и Пётр и Наташа поняли, что это лицо искажено от ярости. Призрачная женщина взглянула на Петра и в немой угрозе вскинула руку.
Пётр почувствовал, как невыносимый ужас тысячами ледяных игл впился в его тело, как напрягся каждый нерв, как затрепетали корни волос на голове. В глазах его всё вдруг вспыхнуло и перевернулось; он даже не расслышал, как рядом что-то упало с глухим треском…
Огненную фигуру словно ветром отнесло в сторону и она растаяла в мглистом тумане, и только тогда он задышал, заозирался безумными глазами. Страх помутил его рассудок, поступки потеряли осмысленность.
Наташа лежала в двух шагах от него. При появлении призрака она лишилась сознания и упала, ударившись затылком об асфальт. Вокруг её проломленного черепа растекалась кровавая лужа. Лицо быстро бледнело.
Пётр наклонился над ней, коснулся пальцем её щеки… И вдруг засмеялся, вскрикнул, дёрнул мёртвую за нос.
Исступлённо хохоча, он бросился бежать вдоль молчащих домов, свернул в переулок и исчез в темноте. Смолк вдали его смех.
А три трупа остались лежать под фонарём, который раскачивался на ветру, колебля пятна обморочного света.
Снова начался дождь.
Эпилог
В эти самые часы в угловой комнате старого замка, где ещё совсем недавно работали стройбатовцы, сидели трое: старший следователь военной прокуратуры майор Шевцов и два молодых офицера из того же ведомства. Вечером за ними должна была прибыть машина, но ещё с полудня разразился ливень, который не утих и к вечеру, и единственная ведущая к замку дорога превратилась в непроезжее болото. Машина так и не появилась. Следователям пришлось остаться в замке на ночь. Прикончив запасы пива, они коротали время за разговорами и картами.
К ночи непогода разыгралась не на шутку. Ливень хлестал неистово, молнии взбесились, ветер выл в пустынных галереях как тысяча озверевших чертей. Неудивительно, что разговор свернул на привидение, будто бы обитающее в замке.
— Здешний сторож убеждён в его существовании, — сказал, закуривая сигарету, младший лейтенант Петухов.
— Говорят, у него недавно дочь погибла? — спросил второй офицер — Горяев.
— Так точно, — подтвердил Петухов. — Покончила с собой во время нервного приступа. А перед этим вырезала всю свою семью, включая малолетнего ребёнка… Жуткая история, в которой вряд ли удастся разобраться… А сторож снова ударился в запой. Сегодня с похмелья вручил мне заявление об увольнении. Я говорю ему: зачем мне даёте? Снесите в совхозную контору, там ваше начальство сидит, пусть оно с вами и разбирается. А он мычит и смотрит на меня осоловелыми глазами…
— Бедняга связывает смерть дочери с привидением, — заметил Шевцов. — Вот до чего доводит людей водка!
— А вы не обратили внимание на любопытное совпадение, — продолжал Петухов. — Дочь сторожа совершает точно такие же немотивированные убийства, что и Мелентьев.
— Мелентьев был психически болен, — отрезал майор. — Дело тут ясное, и нечего притягивать к нему ещё какую-то дочь сторожа.
— А всё же странно.
— Не вижу ничего странного. Сумасшедшие они и есть сумасшедшие, — майор недовольно засопел, откинулся на спинку стула. — Вы ещё привидение сюда притяните и представьте его суду, вот будет забавно.
— Сторож твердит о нём без умолку, — сказал Горяев. — Он боится даже приблизиться к замку…
— Ну ещё бы, — усмехнулся майор. — Поживите в этой берлоге тридцать лет, и я посмотрю, каким вы станете. Может, ещё похуже него.
Они замолчали. Над столом потрескивала и мигала электрическая лампочка, грозя в любую минуту погаснуть. За окнами гремел дождь, полыхали молнии.
Горяев механически тасовал колоду и время от времени вытаскивал из неё то одну карту, то другую. Петухов задумчиво покуривал, выпуская дым кольцами.
— Слышите, как воет в галерее? — сказал он. — В такую ночь поневоле поверишь во всякую чертовщину…
— Вы что, голубчик, серьёзно это говорите? — Майор нарочито громко рассмеялся. — Верите сказкам про графиньку, которая в гробу ждёт не дождётся своего милого?
— Про графиньку не верю, но, знаете, сейчас сам себя поймал на мысли: хочу выйти по нужде, а что-то жутковато.
— И это говорит следователь военной прокуратуры! — пробасил майор, внезапно побагровев. Он поднялся во весь свой невысокий рост, навалился на стол обеими руками и мутными от выпитого пива глазами уставился на Петухова. — Жутко ему, видите ли. Вам в агрономы надо было пойти, молодой человек!
Тут майор вспомнил, что и ему самому давно пора опорожнить мочевой пузырь. Он сплюнул, с решительным видом выбрался из-за стола и направился к двери. Открывая её, оглянулся:
— Будь моя воля, я бы сейчас поставил вас, товарищ Петухов, в караул, вон туда, — и он кивнул на воющий мрак в галерее, — к подвалу поближе! Тоже мне, следователь…
И он вышел, хлопнув дверью.
Спустя минуту офицеры услышали его сдавленный вопль.
Майор мочился в шаге от двери, когда в нескольких метрах от него проплыл призрак Амалии, возвращавшийся к месту своего заточения. Её последнее человеческое тело погибло. Она так и не успела, находясь в нём, трижды произнести вслух заклинание…
Внезапно появившийся из чёрной стены мертвенно-белый призрак с раздирающим душу стоном пересёк галерею и, не обратив на майора внимания, исчез в противоположной стене. Привидение озарило галерею холодным мерцающим светом. А когда всё снова погрузилось во мрак, оторопевший от ужаса майор заорал благим матом и рухнул, не устояв на ослабевших ногах.
В галерею выбежали офицеры. В пятне света, упавшем на пол из раскрытой двери, они увидели своего распластанного начальника. Тот силился подняться, тяжело дышал и поводил вытаращенными глазами. Под ним быстро растекалась тёмная лужа.