— Вдвоём нам будет веселее, да? — Мелентьев подмигнул ей. — Не возражаешь?
— Нисколько, мой ясноокий сударь!
Мелентьев засмеялся, торопливо стянул с себя пропахшую потом и краской рубашку.
— Ух ты, шикарно жили графья! — закричал он, погружаясь коленями и руками в пуховую перину. — Это тебе не солдатская койка!
Он недоговорил — холодные и сухие губы впились ему в рот, а тело обвили гибкие конечности незнакомки.
— Эй, полегче, милашка, у тебя руки костлявые, как грабли!
— Ты мне люб, милый юноша. Возьми меня… Возьми меня скорее… — Она прерывисто дышала, глаза её туманились. — Ты видишь — я жажду любви…
— Только не тискай так, — кряхтел Мелентьев, — а то у меня синяки будут от твоих пальчиков.
— Не имею сил сдержать чувства, мой ясноокий сударь! Целуй меня, входи в моё тело, на эту ночь я твоя рабыня…
— Какой я тебе «ясноокий сударь». Ты что, не вышла ещё из роли? Всё репетируешь? — Мелентьев устроился на ней удобней. — Это вы из каких же времён снимаете?
— Здесь всё, как было в году тысяча семьсот пятьдесят четвёртом от Рождества Христова, — ответила она.
— На эти декорации, наверно, куча денег угроблена… А всё же, почему ты тут одна?
— Пустое, сударь… Не заботься о таких пустяках… Отчего ты медлишь войти в меня? Или я недостаточно хороша?
Она была подвижная как ящерица и как будто вся состояла из выпирающих костей. Временами Мелентьеву казалось, что он обнимает не женское тело, а скелет, из которого торчат окаменевшие рёбра. В такие мгновения его пронизывал какой-то неосознанный, глубинный ужас. Он вздрагивал, и тотчас ощущение ужаса пропадало. Он теснее прижимался к упругому телу красавицы.
Она льнула к нему, её губы сновали по его лицу, белые руки обвивали его плечи. В азарте любовной игры она откинула его на спину и изогнулась над ним, в сладостном нетерпении подавшись вперёд. И Мелентьев, наконец, «вошёл в неё»…
«Ну и дырка у девочки, в самом деле, — мелькнуло в мыслях молодого солдата. — Похожа на щель в заборе…»
В момент введения члена во влагалище ему показалось, что между ногами красотки ничего нет, кроме шершавых костей.
Но это ощущение было мимолётным и не успело оформиться в сознании как ясная мысль. Любвеобильная киноактриса прочно овладела его интимным органом, сжала его бёдрами и продолжала энергично содрогаться, с каждой минутой усиливая темп этой дьявольской скачки. Из её губ вырывался сухой хрип, в полузакрытых глазах вспыхивали огоньки…
Наконец и Мелентьев застонал от наслаждения, задёргался в такт движениям партнёрши. Брызнула сперма…
И в этот миг произошло нечто дикое и совершенно невообразимое. Зала погрузилась в темноту. Если бы Мелентьев мог видеть в ней, он лишился бы чувств от ужаса. Он лежал не на кровати, а в широком гробу, и вместо полногрудой красавицы к нему льнул скелет!
Из пустых глазниц почерневшего черепа вылетели два жёлтых огонька и впились ему в грудь. Тело солдата непроизвольно дёрнулось. Безжизненный скелет, потеряв устойчивость, отцепился от него и рухнул на дно гроба.
Глава третья (1),в которой Амалия осваивается со своим новым телом и испытывает сильнейшую жажду
Спустя несколько минут пересохшие губы Мелентьева зашевелились.
— Удалось… — прошелестело в тишине склепа. — О, чудная ночь, волшебная ночь, дарованная мне судьбой…
Амалия приподняла свою новообретённую голову. Её глаза прекрасно видели в темноте. Она окинула взглядом низкие каменные своды, замшелые стены, пол, лужу в углу. С потолка, как всегда во время ливня, сочилась вода.
Амалия шевельнула правой рукой. Потом левой. Скрючила пальцы, осваиваясь с ними. К мужскому телу ещё надо будет привыкнуть. Но на это — она была уверена — много времени не уйдёт.
Сознание Мелентьева угасло в ту минуту, когда в него впились два жёлтых огонька. Вместе с ними в его тело вошёл дух покойной графини и мгновенно вытеснил, заглушил и подавил его личность. Телом Мелентьева, его сознанием и его памятью завладел призрак.
— О гроза, благодарю тебя за то, что ты на этот краткий час наполнила меня своей чудодейственной силой! — продолжала шептать Амалия. — Твоя мощь, о гроза, позволила мне обворожить смертного… Я внушила ему видение залы. Этот гроб, в котором покоятся мои бренные останки, предстал ему в виде роскошной постели, а сами останки облеклись для него в плоть и предстали в виде красавицы… Ха-ха-ха-ха! — Она расхохоталась. — Колдовство удалось на славу! Я распалила его страсть, и это позволило мне войти в его тело! Отныне оно моё! Эти руки — мои, и пальцы, и грудь, и живот, и даже… Ха-ха-ха-ха!..
Хохоча, она откинулась на спину — до того забавным показался ей мужской половой орган между её ног!
В широком гробу с откинутой крышкой лежал, трясясь от хохота, голый мужчина, который ещё пять минут назад был военнослужащим срочной службы рядовым Мелентьевым. Теперь же это была Амалия, молодая графиня, скончавшаяся в этом замке свыше двухсот лет назад и похороненная в этом самом гробу.
Все эти годы её дух не находил успокоения и пребывал в склепе и в близлежащих замковых помещениях, не смея удалиться от своих костей. Но вот случилось чудо. Судьба послала в её темницу человека — живого человека, и надо же было так случиться, чтобы именно в эту ночь над замком разразилась гроза! Во время грозы бесплотный дух Амалии мог облачаться в призрачную плоть, видимую смертным как привидение, и бродить по замку. В грозовые ночи она могла колдовать. И случай, предоставленный ей судьбой, она использовала сполна.
Она лежала в гробу и корчилась от радостного смеха. Странно, удивительно и весело ей было чувствовать себя живым человеком, свободным в своих действиях. Сейчас она могла подняться на ноги и уйти из этого постылого склепа, где покоится древний гроб с её когда-то собственными костями.
Кости лежали тут же, под боком. Окаменелые рёбра, ключицы, голый череп…
Смеясь, Амалия дотронулась до черепа. Ей было немного жутковато прикасаться живыми, тёплыми человеческими пальцами к своему потемневшему черепу, ощущать нежной кожей его холодную шершавую поверхность.
«Теперь я живой человек, — думала в изумлении Амалия. — Живой человек, из плоти и крови… И ничего, что я мужчина. Главное — у меня молодое, здоровое тело, которое будет жить среди людей ещё лет пятьдесят, а то и побольше. А потом оно умрёт, как умирают все люди… — Амалия опечалилась. — Странно… Ведь я не умру вместе с ним… Старуха на болоте предсказала, что моя душа никогда не успокоится. Значит, после кончины и этого тела я бестелесным призраком вернусь сюда, в склеп… О, ужас… Вернусь в склеп… Но полно, что это я, в самом деле? До той поры ещё много лет — целая человеческая жизнь…»
Она выбралась из гроба. Голые пятки кольнул холодок каменного пола. Вот ещё одно забытое человеческое ощущение!
Амалия прошлась по склепу, привыкая к своему новому телу. Оно ей нравилось. Нигде не болело, все члены были послушны. Впрочем, после такого долгого пребывания в виде бесплотного существа ей понравилось бы любое тело. Тем более у неё уже имелся короткий опыт нахождения в мужской плоти. Это случилось вскоре после её погребения, когда в этот склеп спустился её неверный распутный муж. Тогда тоже была гроза, её силы невероятно возросли, и она точно так же, как нынче солдатика, обворожила его и оплела колдовскими чарами. Но в теле графа Ладзиевского она пробыла всего несколько часов. Граф, уличённый своими слугами в вампиризме, погиб. Душе Амалии пришлось вернуться в ненавистную темницу.
На этот раз она поведёт себя осторожнее. Она не попадётся так глупо…
Память Мелентьева была подавлена, но не уничтожена. Погрузившись в неё, Амалия выудила немало полезных сведений. Она узнала, что сейчас 1988 год. Что Мелентьев родился в довольно заурядной семье — мещанской, по понятиям человека восемнадцатого столетия. Родители его, как она поняла, состояли на государственной службе, а сам Мелентьев закончил весьма непривилегированное учебное заведение, где его не обучили ни хорошим манерам, ни музыке, ни танцам, не говоря уже о французском языке. Зато почти сразу после учёбы забрили в солдаты. Впрочем, Амалия могла утешаться тем, что забрили его не на двадцать пять лет, как бывало в её время, а всего только на два года, из которых полтора он уже отслужил. Узнала она, из-за чего он очутился ночью в графской усыпальнице. Его заперли здесь сослуживцы в наказание за шулерство. Как мило! Амалия тотчас вспомнила, что и она когда-то любила передёрнуть карточку, но получалось это у неё несравненно ловчее, чем у Мелентьева. Именно такое ловкое шулерство принесло ей полторы тысячи экю во время игры у графа де Сен-Жермена в Париже в 1758 году. Ах, Париж, королевский двор, балы, интриги, маскарады!.. Она сделает всё, чтобы снова повидать любезный её сердцу город. Через несколько часов сюда придут, выпустят её из склепа, она вырвется в мир, поедет в Петербург, в Варшаву, увидит, наконец, человеческими глазами небо, синее небо после более чем двухсотлетнего заточения!
Знобкий холодок покрыл мурашками её новое тело, и графиня подумала, что пора бы уже одеться. Солдатик так торопился взобраться на призрачную постель, что расшвырял своё обмундирование по всему полу. Несколько минут Амалия брезгливо разглядывала грязную солдатскую одежду. Морщась от отвращения, она принялась в неё облачаться. Особенное неудовольствие вызвали мерзко пахнущие портянки. Поначалу графиня даже не поняла, для чего они вообще нужны. Лишь потом сообразила, что их нужно намотать на ноги.
— О, времена! — шептала она, одеваясь. — Паршивое простонародье как было быдлом, так быдлом и осталось. Свидетельством тому хотя бы это отвратительное рубище…
Гроза проходила. Амалия чувствовала это по слабеющим импульсам, которые пронизывали её истинное, эфирное тело. С уходом грозы в ней таяла способность колдовать. Впрочем, теперь ей это и не требовалось. Главное сделано: она обрела плоть.
И тут ей вспомнилось утро — мутное, бледно-серое, какое бывает после затяжного дождя. В это утро она в теле своего мужа вышла из склепа. Её томила нестерпимая жажда. Ей хотелось крови, свежей человеческой крови. И она почти в открытую набросилась на ту девчонку, вторую жену графа, даже не подумав о том, что девчонка может закричать, а крики могут услышать… Результатом её неосторожности стала облава, которую устроило на неё деревенское мужичьё. Перед глазами Амалии замелькали свирепые морды псов, в ушах зазвучал топот десятков ног и крики разъярённых людей, гоняющихся за ней по комнатам замка…