подбежавший официант не выручил его: подхватил блюдо и объяснил, что молодоженам надлежит отщипнуть по кусочку хлеба-соли, а потом отнес блюдо на стол. Бесстрастные, пока еще трезвые, объективы фото- и видеокамер скрупулезно отражали каждую сцену второго действия.
Оркестр умолк, но процесс рассадки шел неторопливо: молодые были заняты приемом поздравлений и подарков от тех, кто в первом акте ролей не имел, а остальные неловко жались к стенам или бродили вокруг накрытого стола, разглядывая обильные закуски и не решаясь садиться раньше виновников торжества.
Неожиданно на фоне общего гомона отчетливо прорезался индивидуальный баритон:
— Во-от они где! Слава Богу, успел вовремя. — Баритон принадлежал безупречно одетому плотному лысеющему мужчине с круглым приветливым лицом. Новый гость шагал к молодым под собственный монолог:
— Здесь свадьба? Драку заказывали? Как так — нет? Уплочено!
Подойдя к новобрачным, он на секунду застыл, потом, забормотав: «Поздравляю! Поздравляю!» — троекратно расцеловал обоих. Приглушенный рокот голосов смолк сам собой. Свадебный генерал отошел на два шага, оценил пару взглядом, всплеснул руками и дал твердую оценку: «Хороши, хороши!» Затем щелкнул пальцами; от дверей отделились два амбала и с легкостью двинулись к эпицентру, неся на руках огромный короб.
Вадим догадался, что это и есть Валентин Эдуардович, владелец «Гончего пса». Его лицо показалось знакомым, причем с ним связывалось что-то неприятное, но что это было Вадим никак не вспомнить.
— Вот вам для комфорту, — как ни в чем не бывало комментировал Эдуардыч. — Мини-коптильня. Немецкая. Старайся, Лерка, корми спортсмена, а то без жратвы какие рекорды! Да и тебе кое-где мясца не худо подкопить. Для мягкости. Коптит что хочешь: хочешь — колбасу, хочешь — корюшку. Электрическая. Полезный объем — четверть куба. Так что плодитесь и размножайтесь: такую капеллу можно накормить — ого-го!
Технологическое чудо заняло свое место возле стола с подарками. Эдуардыч окинул зал:
— А что ж не садимся? Пора.
Гости как по команде двинулись от стен к столу. Генерал глазами отметил метрдотеля, поманил его, дал какие-то указания. Амбалам взглядом показал на угол ближе к оркестру, куда под присмотром метрдотеля мигом принесли два столика, сдвинули и начали накрывать. Сам генерал направился к молодым, бывшим уже во главе стола, но еще не садившимся.
— А для пробы кое-что мои ребята вам завтра подвезут. Знаешь, в кошелек, если даришь, надо денежку положить, так я вам хрюшу приготовил. Молоденькую, килограмм десять-двенадцать. Уж извини, сюда не привез: у меня в тачке только фризер под напитки, а ее морозить нехорошо — парная.
— Слушай, я его мог где-нибудь видеть? — шей потом спросил Вадим у Валерии.
— Да вряд ли… — ответила та. — Разве что в казино.
Гости тем временем рассаживались, Эдуардыч озабоченно и деловито повертел головой и продолжил, обращаясь к оказавшейся неподалеку Нонне Анатольевне, безошибочно угадав в ней мать Вадима:
— Коптить-то где будете? Этим пока не до копчения: первая брачная ночь и всякое такое. Секс, в общем. Так, может, пока и агрегат, и чушку старикам забросить? Так и есть, конечно, к вам. Завтра с утра и закинем.
Нонна Анатольевна несколько обиделась на «стариков», но в целом чудаковатый щедрый гость показался ей симпатичным.
Потом началось застолье и свадебные тосты. Каждому хотелось выступить и сказать что-нибудь приятное. Особенно усердствовали родственники Вадима. Большим успехом пользовалось выступление моложавой тетушки Вадима Вадимовича, которая пустилась в трогательные воспоминания о первых днях жизни Вадюши: такого крошечного принесли. Маленький лежит, сморщенный, красный, ну прямо обезьянка. И совершенно лысый!
Почему-то больше всех хохотал Валентин Эдуардович, хотя сам был тоже красный и лысый и вполне напоминал обезьяну, но не крошечную, а старого самца орангутанга, правда выбритого и приодетого.
Алина Лисовская первая обнаружила, что осетрина горькая и салат горький. И все хором подхватили: «Го-орько! Го-орько!» Вадим всю жизнь считал это дурацким обычаем, но делать было нечего — он встал рядом с Валерией и поцеловал ее на глазах у всех. После третьего «горько!» Эдуардыч, исполнявший отчасти роль посаженого отца-покровителя, встал и, внимательно следя за целующимися, начал считать:
— Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Идем на рекорд! Шесть! — Он замедлил счет: — Се-емь! Во-осемь! Десять! Аут! Как в боксе!
Потом снова ели, кричали, считали, произносили тосты, не забывая восхвалять красоту невесты и спортивные таланты жениха, и делали самые радужные прогнозы по поводу его будущих побед, а Алина Лисовская прозрачно намекала на утехи, которыми займутся молодожены в самое ближайшее время. Супруг ее, напротив, был несловоохотлив и вид имел не по-свадебному отстраненный. Все замечающий Эдуардыч отозвал его в сторону:
— Что это у тебя рыло кислое, как на поминках? Давай-ка за успех махнем по маленькой. — Он налил себе и компаньону по стопке водки, чокнулся, сглотнул и продолжил: — Свадьба херня, у нас сегодня праздник поважнее. Завтра к десяти ко мне, в сауну махнем, только в этот раз без кошелок. Все обмозгуем. А пока в двух словах: был я в мэрии, бугор все документы подписал, теперь работать надо. Твое дело-жениха баловать, так что веселись. По-другому не сумеешь — так бабу свою щекочи, а сам хохочи. Давай, давай! — Он подтолкнул Лисовского в бок. — А я пойду шестерок навещу, — и отправился к отдельному столику.
Свадьба набирала силу, гости танцевали, веселились, выходили покурить и снова возвращались. Нонна Анатольевна быстро устала, ей хотелось оказаться у себя на Васильевском, надеть тапочки и расслабиться. Но до конца застолья было еще далеко.
Эдуардыч пребывал в отличном настроении. С каждым из охранников он выпил персонально, что делал не часто, и был уже заметно навеселе. Когда после небольшого перерыва оркестранты стали вновь разбирать инструменты, он подошел к ним и быстро посовещался. Вслед за этим ударник объявил:
— Известный всему Петербургу предприниматель и меценат Валентин Эдуардович Бугаев посвящает молодым песню своей молодости. Просим! — и приветственно вскинул руку.
Гости довольно дружно захлопали. Пока Эдуардыч шел к микрофону и откашливался, оркестр проиграл первые такты. При повторе мелодии вступил и солист:
Мы идем по Уругваю,
Ночь хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса.
Если женщин не хватает,
Женщин можно заменить.
Обезьяна тоже может
Очень крепко полюбить!
Песня не производила впечатления свадебной, и недовольным было совершенно непонятно, на что намекает пожилой орангутанг. Часть гостей, слушая это пение, давилась от смеха, другие, в том числе Нонна Анатольевна, только недоуменно пожимали плечами. Какая пошлость! Где же проходила юность этого, э-э, мецената? — шепнула она Владимиру Вадимовичу. Тот готов был согласиться насчет пошлости, но у него тоже когда-то была юность и проходила она во многом под ту же мелодию.
— Да-да, ужасно, — согласился он с супругой, пока его внутренний голос напевал давно забытую песню. К чести Владимира Вадимовича надо сказать, что после первого куплета слова были совсем иные, студенческие:
Выгнали из института,
Привели в военкомат.
Жить осталася минута,
Завтра буду я солдат!
Незатейливая выходка свадебного генерала погрузила Воронова-старшего в романтические воспоминания, и, не дожидаясь очередного тоста, он до краев наполнил свой бокал «Ахашени».
Вспотевший Эдуардыч, закончив репризу, плюхнулся на стул рядом с Вадимом и хлопнул его по плечу:
— Завидую я тебе, Вадька! Сколько тебе? Двадцать пять? Да… Жить и жить! Одно слово — молодость. Ой, слушай, анекдот знаешь? Одного еврея спрашивают: «Абрам, был ли ты членом суда?» — «Эх, молодость, молодость… Членом туда, членом суда…» Здорово, да? Эй, парень! — Эдуардыч отвлекся на официанта. — Слушай, принеси беленького еще бутылочку. Поприличней подбери чего-нибудь, что ли… Есть?
Официант полукивнул и исчез. Вадим недовольно поморщился и обратился к супруге:
— Лерочка, я пойду разомнусь немного, хорошо?
Она ласково кивнула, но словесная реакция последовала с другого бока:
— Во! Точно, пойдем подышим чуток, развеемся, а то что-то я употел, пока концерт давал.
Вадима слегка покоробила навязчивость старшего товарища. Он несколько растерянно повернулся к жене. Лера окинула его чарующим взглядом:
— Любимый мой, как мне хорошо! — И после небольшой паузы придвинулась ближе к мужу и многозначительно проговорила полушепотом: — Вадик, постарайся с ним как следует подружиться: он ОЧЕНЬ большой человек. О-ОЧЕНЬ полезный.
Вадим совсем не понимал, чем этот, пусть богатый, но вульгарный тип может быть полезен ИМ, но, поднимаясь из-за стола, ласково кивнул в ответ одними глазами, почти искренне намереваясь исполнять просьбу жены
— Иди-иди, ща догоню, — сказал полезный человек, поскольку услужливый официант уже поставил перед ним запотевшую бутылку исландской водки. Эдуардыч подтянул к себе чей-то недопитый фужер, выплеснул шампанское на блюдо с остатками семги, налил граммов сто пятьдесят и, прежде чем опрокинуть его, не в полный голос произнес нечто вроде тоста, адресуясь лишь К ближайшим соседям по столу:
— Вот, нынешнее поколение выбрало пепси, а я так предпочитаю традиционные прохладительные напитки. За любовь!
Выпив, он крякнул, даже, кажется, несколько рыгнул, ловко отправил двумя пальцами ломтик семги под шампанским в рот и в лучших отечественных традициях протяжно оценил то ли семгу, то ли водку: «Хороша-а-а». Потом поднялся и не спеша отправился развеиваться, довольно поглаживая утробу в районе тонкого кишечника.
Деловое предложение
Веселье пошло вширь. Гости напились и наелись. Куропатки, салаты, яйца с черной и красной икрой, ассорти рыбные и мясные и прочие холодные блюда почти исчезли. Стол был отменного качества, пожалуй, лишь поросята с хреном оказались чуть суховатыми. Наступило неторопливое ожидание горячего. Одни танцевали, другие, осоловев от съеденного, выходили в фойе и даже на улицу, охладиться у входа, третьи под девизом «Закуска — враг выпивки» постепенно подбирались к состоянию сползания под стол. Оживленные голоса спорящих лишь изредка перекрывали оркестр, но до др