Когда я вернулся, дядя Ник сидел в маленькой гостиной, склонившись над чертежами.
— Где ты был? — осведомился он, подозрительно взглянув на меня.
Я чуть было не ответил, что это его не касается.
— Ходил гулять. Один. Захотелось подышать воздухом.
— Сними-ка пальто и присядь на минутку, малыш. Здесь ужинают в восемь. Кстати, ужин за мой счет, а за ночлег и завтрак будешь платить сам. Сегодня вечером я ухожу. Вместе с Бимишем. Тут есть некий сэр Алек Инверури, крупный держатель акций нескольких мюзик-холльных синдикатов. Я познакомился с ним в Лондоне, так же, как и Бимиш. Он позвонил и пригласил нас ужинать. Без женщин, конечно, потому что там будет его жена, и сэр Алек вообще человек респектабельный, во всяком случае, здесь, в Абердине. В Лондоне он сам себе хозяин и куда менее щепетилен. Я хотел бы, чтобы ты поужинал вместе с Сисси. Она не очень-то любит оставаться за бортом. Как тебе быть с мисс Блейн, я не знаю и знать не хочу.
— А что мне сказать? Думаю, мисс Блейн тоже не понравится, что ее не позвали…
— Не понравится? Ничего, стерпит, как и Сисси, — возразил он с грубым смехом. — Я тебе вот что скажу насчет женщин, малыш. Им только палец дай, так они отхватят всю руку, да еще станут плакать, дуться и браниться, что ты не подносишь им луну на блюдечке. Единственный способ их урезонить — не жениться на них. Это я давно понял. И Томми Бимиш — тоже, как он ни глуп.
— Он меня, кажется, не очень жалует.
— А черта ли тебе в том? Ты рассуждаешь, как слюнявая девчонка. В жизни надо быть пожестче. Что было в поезде? Говорил с кем-нибудь?
Большей частью с Рикарло. Мы с ним сошлись.
— Он человек правильный… поменьше бы только бегал за бабами. Занят своим делом. Отличный у него номер — и не лезет в чужие дела. Если бы я составлял свою программу, то из всей этой шайки взял бы его одного. Бимиш, конечно, остер и привлекает публику, но уж очень ненадежен. Он еще свернет себе шею. А эти песенки с танцами — Сьюзи и компания — такие миленькие, тонные и дурацкие, вообще не для варьете. И не нужны они в программе. Кольмары еще куда ни шло, но им позарез нужна другая девица, которая не будет обниматься с кем попало. Что до этого подонка, Баррарда, его надо гнать без промедления. Я уже дважды жаловался. Из-за него зрители бегут в буфет и возвращаются в середине моего номера. Нет, я бы взял одного Рикарло и плюнул бы на всех остальных. Ну ладно, дружище. Смотри, будь внизу не позже восьми. Да не забудь, что завтра у нас длинный день. Днем начинаем репетировать трюк с велосипедом. Да, и напомни режиссеру, что я еще на прошлой неделе написал ему и просил на весь день закрепить за мной сцену.
Когда я снова спустился в гостиную около восьми вечера, то, к своему удивлению, обнаружил, что Джули явилась еще раньше, чем Сисси. Она была сильно не в духе.
— Здесь совершенно некуда деться, и Томми это отлично знает, черт его побери! — начала она. — Изволь теперь сидеть в одиночестве — терпеть этого не могу! — или в обществе вашем и этой потаскушки…
— По-моему, вы несправедливы к Сисси…
— Может быть, она не такова, но выглядит именно так. И вообще Томми не имел права уходить. Я просто вне себя.
— За чаем казалось, что он вам страшно надоел.
— Ради Бога, хоть вы-то не будьте занудой. О, эти мужчины! — горестно вскричала она, обдавая меня запахом виски. Они с Томми, видно, уже хватили по маленькой. — И мальчишки! Да, да, это я о вас. Все вы одинаковы.
— Почему же все?!
Она пропустила мой вопрос мимо ушей.
— Считается, что Томми ни от кого не зависит и ему все нипочем. Но стоит какому-то сэру Алеку пальчиком поманить, как он уже разоделся и побежал подлизываться.
— Но я же тут ни при чем.
— Кто сейчас говорит или думает о вас, глупый мальчик? Какое мне до вас дело?
— Ну, знаете, — обиженно начал я, — еще в понедельник кое-кто заверял, что мы непременно будем друзьями, а теперь…
— Какой вы надутый и скучный! Если будете продолжать в том же духе, то не надейтесь попасть в число моих друзей…
— У вас их, видно, очень много? — Это было подло с моей стороны, и я тут же пожалел о своих словах.
Но она не сорвалась. Она посмотрела на меня долгим, пристальным взглядом — я вновь увидел, какие у нее прекрасные глаза, — и сказала очень тихо:
— Возьмите свои слова назад, Дик, иначе, клянусь, я никогда не буду с вами разговаривать. Я не шучу.
— Извините меня, Джули. Я и сам не знаю, что говорю. Я хотел бы, чтобы мы были одни, без Сисси…
— Сейчас мы одни. А вот и Сисси, — добавила она поспешно. — И почему никто ей не скажет, что нельзя носить такие ужасные платья.
Кроме нас в столовой было трое пожилых мужчин, которые обсуждали какие-то свои дела и не обращали на нас никакого внимания. Я сидел между Джули и Сисси и боялся, что они начнут цапаться, но вместо этого они таинственным образом быстро нашли общий язык и, заключив на время ужина союз, обрушились на меня с двух сторон.
— Вам в поезде удалось побеседовать с вашей крошкой Нэнси? — начала Джули.
— Ах, я как раз хотела спросить об этом, мисс Блейн, — подхватила Сисси совсем как настоящая леди.
Будь они мои однолетки, я бы просто велел им отвязаться, но тут я ничего не мог поделать.
— Да, она представила меня своей сестре. Но разговор был недолгим. Барни помешал нам. А потом мы с Рикарло долго сидели в ресторане.
Но они не дали себя отвлечь при помощи Барни и Рикарло. Нэнси — вот мишень, в которую полетели стрелы и дротики.
— Знаете, мисс Мейпс, на днях крошка Нэнси сказала мне, что, будь ее воля, она завтра же бросила бы сцену. Как жаль, она очень мила и даже довольно талантлива.
— Я слыхала, что они рассчитывают попасть в пантомиму, — сказала Сисси. — Речь об этом шла давно, и сейчас, может быть, они уже договорились.
— Наверно. А Дику это, видимо, не очень понравится, правда, Дик? Ну-ну, не краснейте.
— Я не краснею, — ответил я, и уверен, что так оно и было. Сисси хихикнула, и я вскипел. — Послушайте, вы это бросьте, обе…
— Что бросить, дружок? — мягко спросила Джули.
— Ну хорошо, я вам все расскажу. На прошлой неделе я встретился с Нэнси Эллис в картинной галерее, а потом мы вместе пили чай и все время ссорились.
— И поэтому она представила вас своей сестрице?
— Мне не очень-то нравится ее сестра, а этого зануду Хадсона я просто не выношу. Амброз и Эсмонд куда приятнее.
— О, Дик! — воскликнула Сисси. — Будь осторожен. Не забывай, ты ведь очень хорошенький.
— По-своему, пожалуй, да, — согласилась Джули, разглядывая меня, словно впервые увидела. — Хотя, по правде сказать, мне это как-то в голову не приходило. Но наше мнение все равно не в счет. Важно, что об этом думает его крошка Нэнси.
— Бьюсь об заклад, мисс Блейн, она уже давно имеет на него виды.
— Вероятно. А ведь она с перчиком. Как вы считаете?
Тут мне на помощь пришел старый официант, он переменил тарелки и этим дал мне передышку.
— Бедняга Баррард до хрипоты распинался перед Барни и этой Кольмар… — начал я, как только официант отошел. Но их невозможно было отвлечь.
— Если ей не нравится сцена, то она, вероятно, хочет выйти замуж. Вы как полагаете, мисс Блейн?
— Конечно. И должно быть, за кого-нибудь из знакомых, а он и не подозревает, что она имеет на него виды. Он старше ее, и намного, и, безусловно, богат…
— Например, Джон Рокфеллер, — мягко сказал я. — Сначала вы говорили, что она имеет виды на меня. А теперь уже на кого-то другого. Вы сами не знаете, что несете. Давайте-ка переменим тему.
— Мел можем поговорить о тряпках, — сказала Джули, смерив меня взглядом. — Не о ваших, разумеется, а о своих.
— Кстати, мисс Блейн, я давно хотела спросить, где вы покупаете вещи, — с искренним жаром сказала Сисси.
Джули сразу смягчилась, и до конца ужина они серьезнейшим образом говорили о тряпках.
— Мне что-то не хочется больше сидеть. Тут так мрачно, — сказала Сисси. — Может, нам пойти прогуляться, Дик?
Видя, что я колеблюсь, Джули поспешно сказала:
— Конечно, идите, почему же нет. А я лягу в постель и почитаю. У вас есть что-нибудь?
У Сисси, разумеется, ничего не было, а я сказал, что у меня есть несколько книг.
— Вряд ли вы захотите читать о ранних английских акварелистах…
— Конечно нет.
— У меня есть еще карманное издание «Виллы роз» Мэйсона.
— Это уже лучше. Я читала ее года три назад и все перезабыла. Занесите мне ее, будьте ангелом… Мой номер — двенадцатый.
— Я пойду оденусь, Дик, — сказала Сисси. — Не знаете, на улице холодно?
Мы все направились наверх. Потом я оставил их, сбегал в свою холодную, как ледник, комнату, взял Мэйсона и постучал в дверь двенадцатого номера. Это была большая комната, освещенная одной-единственной лампой. Кругом все было разбросано, вещи Томми и Джули валялись вперемешку, и стоял сильный запах виски и сигарет. Я отдал ей книгу.
— Закройте дверь на минутку, только на одну минутку, — шепнула она. А когда я вернулся, тихонько прикрыв дверь, прибавила: — Идите сюда.
Мы стояли почти вплотную, и тут вдруг она улыбнулась и прошептала:
— Значит, я его мучаю. Мучаю славного серьезного мальчика, который этого терпеть не может. Что ж, мне очень жаль. Вы видите, как мне жаль.
Я обнял ее раньше, чем понял, что делаю, она тоже обняла меня и прильнула всем телом; потом мы начали целоваться; и ее язык, заостренный, твердый, подвижный, с силой прижался к моему. Я никогда не испытывал ничего подобного и не встречал такого волнения у других, но еще через мгновение она огромным, почти истерическим усилием вырвалась из моих объятий:
— Нет, нет, нет. Ради Бога, уходите, уходите. Скорее уходи… Иди же.
Когда ко мне спустилась Сисси в длинном пальто и огромной шляпе, в которой она выглядела на редкость нелепо, я все еще не мог справиться с волнением и прийти в себя. Мы молча вдыхали холодный ночной воздух, пропитанный запахом моря. Прохожих было мало, движения никакого, мы шли куда глаза глядят, бездумно проходили улицу за улицей, из резкого света фонарей вступали в длинные полосы тени; изредка слышались шаги и случайные звуки голосов. В своем наряде Сисси могла только мелко семенить и тяжело висла у меня на руке.