— Ни в коем случае нельзя сразу платить, — объяснил он мне, — нужно обязательно поторговаться. Если достал деньги по первому требованию — значит, ты подозрительный человек, наверняка шпион и враг. А честный человек никогда добровольно со своими деньгами не расстанется.
Я мысленно усмехнулся: очень странное суждение, на мой вкус. Шпион, если его посылает государство, существо подневольное. Деньги ему выдаёт прижимистый чиновник, суточные небольшие, да ещё и отчитываться придётся, куда казённые деньги потратил. А дома семья потребовала привезти заграничные диковинки. Так что шпион расположен расставаться с деньгами ещё меньше, чем какой-нибудь купец.
Бенгази оказался маленьким пыльным городом, бедным и неухоженным. Глухой угол дальней османской провинции, где нет даже наместника, а только несколько чиновников, собирающих налоги, и десяток солдат, не утруждающих себя поддерживать даже видимость порядка. Впрочем, базар был действительно большой — сюда приходило немало караванов с юга, сбывая продовольствие и диковинки из Центральной Африки и закупая товары и рабов. Но, как сказал Роспильози, в Бенгази шли купцы победнее, кому не нашлось места в более богатых местах.
Медведь взял двоих моряков и скрылся на узкой боковой улочке. А я с остальными головорезами отправился бродить по базару. Ничего особенного я там не увидел: верблюды, рабы, ослы, рабыни, просо в мешках, лотки со всякой жареной снедью, водоносы с кувшинами, лавки с притираниями, цирюльники, заклинатель змей, танцующий дервиш, тощий канатоходец и толстый глотатель огня, жонглирующий факелами карлик, лавки с копчёной козлятиной, верблюды и снова рабы. И стоящий над этим всем несмолкаемый гул голосов, который перестаёшь замечать уже через несколько минут.
В ювелирной лавке у старика-продавца в жёлтой чалме я углядел на лотке необычные серебряные браслеты. Старые, почерневшие от времени, еле уловимо фонящие эфиром. Как перевёл мне один из матросов, старик утверждал, что эти вещи нашли где-то в пустыне, среди руин заброшенного города. Сорок минут криков, размахивания руками и ругани — и нам удалось сторговаться на две цены в серебряном весе. Но я ничуть не жалел денег — Таня обожает разбираться с необычной магией, а в браслетах были заложены примитивные деланные Знаки. Уверен, ей понравится такой подарок.
Роспильози появился так же неожиданно, как и исчез. Вынырнул из толпы с бледным лицом и висящей плетью левой рукой. Вместе с ним вернулся только один матрос, да и тот едва не падал и прижимал руки к животу, на котором расплывалось кровавое пятно.
— Уходим, — еле дыша, прошипел Медведь, — быстро!
Матросы тут же окружили своего патрона и начали двигаться в сторону выхода с базара.
— Вот они! Вот!
Я не знал языка, на котором это было сказано. Но смысл крика был ясен как божий день. Тем более что кричащий указывал на нашу компанию обнажённым мечом. И явно собирался пустить его в дело.
Глава 11Яма
— Ha ham! Huna!7
Мужик с мечом, продолжая кричать, кинулся в нашу сторону. При этом он выписывал клинком восьмёрки, состроив зверскую рожу. Ох, не на чай он хочет нас пригласить, не на чай!
Анубис среагировал мгновенно, сунув мне в ладонь знакомую рукоять. Я тоже не стал медлить и щёлкнул кончиком невидимого бича прямо по груди нервного крикуна. Меч выпал на землю из ослабевшей руки, а покойник по инерции пробежал ещё пару шагов и рухнул на прилавок с жареной саранчой.
— Вперёд! — приказал я матросам, беря командование на себя.
И мы ломанулись прочь, раздвигая аборигенов, как ледокол. Где-то позади слышались нервные крики и возгласы — погоня тоже ускорилась, отставая всего на сотню шагов.
Разнести весь базар целиком и ликвидировать преследователей было несложно, но мне такая идея не пришлась по душе. Вообще-то я собирался тихо отправиться отсюда в Каир, а не устраивать бойню. Поэтому уже покидая это негостеприимное место, я обернулся и прошептал:
— По моему хотению, по моему велению. Задержать!
Через секунду над толпой людей взлетел истошный женский визг. А следом за ним крики ужаса, уже мужские.
— Alshaytan! Alshaytan!8 — загремело у нас за спиной.
Базар вскипел, разрываясь воем и криком. Люди метались, ломая навесы и лавки, разбегаясь прочь и вопя как безумные. И я их отлично понимаю — Божедомский вертеп кого хочешь доведёт до паники.
Не глазами, а внутренним зрением я видел, что творят мёртвые руки. Вот мужская кисть бросается на женщину в чадре и хватает её за выступающие части, доводя до истошного визга. Вот женская ручка с накрашенными ногтями бегает по прилавку с украшениями и надевает себе на пальцы серебряные кольца, а толстый торговец, вереща как резаный, тем не менее пытается её ловить. Ещё пара рук набрасывается на цирюльника и старается сбрить ему окладистую бороду — к его чести, он отбивается, как лев, но силы оказываются неравны, и гордость брадобрея падает на землю. Кстати, ручки оказались очень умелыми и ни разу не порезали беднягу. А вот сразу несколько мёртвых кистей отвязывают верблюдов и отвешивают им пинка, заставляя реветь и бежать через толпу, усиливая смятение.
Паника стала всеобщей — руки появлялись везде, наводя шорох, и тут же исчезали, чтобы возникнуть на новом месте. А под конец, когда базар превратился в настоящий хаос, Божедомский вертеп добрался до наших преследователей. Кому-то из них подставили подножку, бросая под ноги обезумевшей толпе. Других толкнули под копыта взбесившихся лошадей. Третьих под шумок просто придушили, пока никто не видел. Но до главаря, здоровенного детины с чёрной бородой, добраться не удалось. Он оказался неслабым колдуном и, почувствовав движение эфира, тут же закрылся щитами и рванул к выходу с базара. Да так ловко, что Божедомский вертеп не сумел его отследить. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.
До порта мы добрались без приключений. Медведь потерял сознание сразу после нашей встречи, и двое матросов просто тащили его, положив его руки себе на плечи. Раненого в живот товарища тоже не бросили, помогая ему идти.
— Может, мне вернуться, — уже на пристани спросил Киж, — и разобраться с теми сердитыми сударями?
— Всё уже сделано, Дмитрий Иванович. Лучше посмотри, что с морячком — что-то он всё бледнее и бледнее.
Киж, конечно, не врач, но отлично чует, если человек при смерти.
— Жить будет, — через пару минут доложил он, — мышцу рассекло, но требуху не задело. На корабле зашьют, и будет как новенький.
Мы погрузились в шлюпку, первым делом устроив раненых. В это время на пристани появился давешний чиновник с бородавкой и принялся что-то лопотать на своём языке.
— Чего он хочет? — спросил я матроса, кивнув на чиновника.
— Интересуется, почему мы так быстро уезжаем. И предупреждает, что если мы завтра опять захотим сойти на берег, то придётся снова заплатить въездную пошлину. Говорит, что рядом есть хороший караван-сарай, где можно переночевать, и он всего за три серебряных акче отведёт нас туда.
— Скажи этому жулику, что за три акче он может показать караван-сарай самому себе.
Шлюпка отвалила от пирса, и матросы налегли на вёсла. На полпути к кораблю Медведь пришёл в себя, нашёл меня взглядом и сделал знак наклониться.
— Прости, князь, неудачно вышло. Случайно наткнулся на старого «знакомого», — он поморщился, неловко пошевелившись. — Сволочь, заклинанием меня приложил, насилу ушёл от него.
Я жестом заставил Медведя замолчать, переключился на магическое зрение и осмотрел его.
— Ничего страшного у тебя нет, только голову растрясло. Полежишь пару суток и придёшь в норму.
— Спасибо, что моих людей вывел. За мной ещё один должок, брат.
— Ерунда, даже не думай. Что с туарегами, не успел встретиться?
— Позавчера их караван ушёл из города.
Да ёшки-матрёшки! Опять все планы Анубису под хвост! И что теперь делать прикажете?
— Ерунда, — усмехнулся Роспильози, видя выражение моего лица, — не переживай раньше времени. Они в Тобрук пошли, там мы их и перехватим. Если ветер не изменится, доберёмся туда завтра утром.
Шлюпка подошла к тартароне, и разговор пришлось прервать. Ругающегося сквозь зубы Медведя подхватили под руки, обвязали верёвкой и подняли на борт.
Ходить Медведь не мог — его шатало, будто он в одно лицо выпил целую бочку. Так что его просто отнесли в каюту, уложили и отдали в руки судового врача. Впрочем, он успел раздать распоряжения, и уже через четверть часа корабль снялся с якоря и взял курс на Тобрук.
А я пошёл в каюту к Тане и отдал сувенир — купленные на базаре браслеты. Как я и предполагал, красота браслетов оказалась сущей мелочью перед магией, мерцавшей в металле. Следующие несколько часов мы вместе разбирались, что за деланные связки туда вложил неизвестный мастер. Загадка оказалась достаточно сложной: Знаки мастер использовал необычные, какие-то упрощённые версии стандартных, да ещё и с непривычным начертанием. Пришлось выписывать их отдельно и проверять, что же это за «загогулины» такие.
Мы были на полпути к разгадке, когда с палубы донёсся тревожный бой судового колокола.
— Я с тобой, — решительно заявила Таня, — и даже не думай приказывать мне сидеть в каюте!
Едва выйдя на палубу, я понял — корабль готовится к бою. Матросы бегали как ошпаренные, убирая одни паруса и ставя другие, помощник капитана с подзорной трубой замер на капитанском мостике рядом с рулевым, а под палубой я ощутил возмущение эфира — пушки готовили к сражению, подпитывая эфиром оружейные Знаки.
— Да не трясите так! Осторожней несите!
Я обернулся на рык: четверо матросов тащили кресло с сидящим в нём Медведем. Он не смог остаться в стороне от боя и приказал отнести себя на капитанский мостик. Туда же направились и мы с Таней: узнать, что происходит, и принять посильное участие.