— Рано об этом говорить. Сначала надо увидеть, что там успели сделать. Может, один острог стоит и корабли давно сгнили.
— Ерунда, твои люди должны были справиться. — Во взгляде Тани мелькнула злость. — Только обещай, что не простишь немку за подлость, что она учинила.
— Даже не подумаю. Всё, умерла так умерла. А сейчас, раз уж ты не спишь, давай подумаем вот над чем. В Злобино и в московском особняке нужно установить те связки для создания портала. На всякий случай, если придётся срочно там появляться. Давай подумаем, как туда прикрутить накопители и связки самозаряда.
До утра, пока поезд не подъехал к Рязани, мы просидели над бумагами, рисуя схемы Знаков и потоков эфира.
Рязань встретила нас утренними серыми сумерками и мелким противным дождём. Обещанный Шешковским дормез оказался далеко не новым, потрёпанным экипажем с нещадно скрипящими рессорами и неудобными сиденьями. А возница, шустрый малый с пристальным взглядом, без сомнения служил в Тайной экспедиции. Я не стал акцентироваться на этих мелочах и велел быстрее отправляться в путь.
Дорога, которая вела в Злобино, была знакома. По ней мы ездили в родительский дом Боброва и обратно, когда он собрался жениться на Сашке. Да, знатно мы тогда повеселились! А в итоге Пётр стал Бобровым-Урусовым, вошёл в мой род и женился на рыжей. Эх, какие же весёлые и беззаботные деньки были!
Мы сделали остановку в селе Клепиково на Касимовском тракте, чтобы пообедать и немного передохнуть от адской тряски дормеза. Еда была не слишком вкусной, чай жидким, а кофий здесь даже не видели. Так что особо мы не стали задерживаться. Но когда вышли из трактира, я увидел на дереве у дороги ворону.
Вроде обычная птица, ничем не примечательная. Вот только в магическом зрении она светилась как новогодняя ёлка. Да не простыми плетениями, а некромантическими. Я сделал знак остальным не ходить со мной, а сам подошёл к дереву.
— Привет, подруга! — Улыбка сама наползла на лицо, когда я вспомнил, как поднимал эту птичку. — Ты по своей воле прилетела или Лукиан послал?
— Кар-р-р-р!
Ворона сорвалась с ветки и спикировала на ладонь. Осмотрела меня чёрным глазом, будто удостоверивалась, что это действительно я. И вдруг быстро засеменила по руке, перебирая лапками. Как кошка, она потёрлась об меня и нежно каркнула.
— Я тоже по тебе скучал. — От моих поглаживаний ворона растопырила крылья и закрыла глаза. — Как там в Злобино? Все живы?
— Кар-р-р…
Нет, никакой связи с Лукианом в вороне я не обнаружил. Может, во мне и нет некромантского Таланта, зато я отлично вижу чужую магию. Кстати, чувствовалось, что монах во время моего отсутствия периодически подзаряжал птицу.
— Лети в Злобино. Передай, что я скоро буду.
Ворона посмотрела мне в глаза, дёрнула головой и взлетела. Сделала круг над дормезом, снизилась и пролетела над Мурзилкой, которого нёс Васька. При этом кот добродушно мявкнул, а птица в ответ ободряюще каркнула. И унеслась к лесу, в ту сторону, где находилось Злобино.
Киж, наблюдая за этой сценой, только качал головой. А потом заявил:
— Ни за что бы не поверил, что вы больше не действующий некромант. Чтобы поднятая ворона так себя вела с обычным человеком⁈ Это нонсенс!
— Она знает, кто её создал, а это не меньше, чем родитель. К тому же вряд ли меня можно назвать обычным человеком. Всё, поехали! Я хочу добраться домой до темноты.
За окном дормеза промелькнул поворот на Гусь-Мальцевский, а затем за деревьями я заметил крышу усадьбы Добрятино. Сюда я тоже загляну, но позже. А сейчас сердце билось в груди, словно собираясь выпрыгнуть и бежать впереди меня в Злобино.
Архангельская церковь всё так же тянулась к небу куполами. А вот Крукодиловка разрослась и больше не напоминала то убожество, какой я застал её в первый раз. Кирпичные аккуратные домики походили на крохотный городок цвергов. Следом мы проехали деревню Злобино — она стала в два раза больше и даже обзавелась на главной улице мощёной мостовой.
Знакомый до боли лесок — и дормез подъехал к усадьбе. Всё такой же, как и в первый раз, когда я приехал из Франции. В горле застыл комок от накативших чувств. А Таня схватила меня за руку и сжала что есть силы. У неё в глазах стояли слёзы, и она даже не думала их утирать. Показалось, что даже Киж расчувствовался и смотрел в окно с растерянной улыбкой. И только Диего хмурилась и была мрачнее обычного.
Экипаж остановился у парадного входа. Я распахнул дверцу и спрыгнул на землю. Подал руку Тане и помог ей спуститься.
— Костенька!
Я обернулся на крик. По ступеням бежала Марья Алексевна. Простоволосая, в домашнем платье, с восторгом в глазах и будто помолодевшая на двадцать лет.
— Костенька!
Я поймал её и обнял.
— Костенька, ты ли это⁈ Ты вернулся!
— Это я, Марья Алексевна, никакого сомнения. Я приехал домой.
— Танечка! — княгиня отпустила меня и, заливаясь слезами, стала расцеловывать Таню. — Милая моя! Вернулась!
Следом подбежала Настасья Филипповна. Старая ключница стояла в паре шагов от меня, плакала и смотрела совершенно счастливыми глазами. Я подошёл к ней и обнял.
— Здравствуйте, Настасья Филипповна. Как же я рад вас видеть!
На крыльце появилась монументальная фигура. Лукиан смотрел на меня тяжёлым взглядом, хмурился и недоверчиво качал головой. Подходить он не спешил, то ли стесняясь проявить чувства, то ли не желая мешать княгине.
На Диего княгиня только махнула рукой, а вот Кижу от неё достался поцелуй в лоб.
— Молодец, не бросил Костю! Так и знала, что на тебя можно положиться. — Марью Алексевну начал отпускать мандраж, она взяла себя в руки и принялась командовать. — Вы же голодные! Да и помыться с дороги нужно. Настя! Веди их в баню, а я пока распоряжусь, чтобы ужин подавали! Идёмте в дом, нечего на прохладе стоять.
Спорить с ней у меня не было ни сил, ни желания. Да и права она: все дела и новости завтра, а сейчас хотелось просто насладиться ощущением дома и покоя. Когда мы входили в особняк, Лукиан подошёл ко мне, пожал руку и тихо сказал:
— Прости, отрок, не предупредил о твоём приезде. Не поверил дуре-птице, когда с весточкой прилетела сегодня. Чуть не развоплотил от досады. А ты ж смотри, вернулся-таки!
Через час мы сидели в столовой, распаренные, расслабленные и, не переставая улыбаться, рассказывали о долгом путешествии. Почти всю правду, опустив только события в пирамиде и причины исчезновения проливов. Марья Алексевна и Настасья Филипповна наперебой подкладывали нам кусочки повкуснее и смотрели на нас как на чудо. Киж с Диего на другом конце стола пили рябиновку, смакуя каждую рюмку, и иногда вставляли ремарки к истории.
И только Лукиан сидел хмурый и глядел на меня исподлобья. В конце концов Марья Алексевна не выдержала и строго ему высказала:
— Что ты сидишь как бирюк? Не рад, что ли, Костиному возвращению?
Она так на него посмотрела, словно собиралась собственноручно придушить за постную рожу.
— Завидую, — мрачно буркнул Лукиан. — Правую руку бы отдал, чтобы «выйти за штат». Избавиться от всех обязательств и просто жить без Таланта некроманта.
— Как без Таланта? — Марья Алексевна обернулась на меня с испугом. — Ты…
— Потерял Талант, — я развёл руками. — Так получилось. Не переживайте, и без него проживу.
Княгиня хотела что-то сказать, но тут в столовую вошёл Лаврентий Палыч.
— Добрый вечер, Константин Платонович, — лже-лепрекон ничуть не удивился моему присутствию. — Что-то я давно вас не видел. На воды отдыхать ездили?
Я не выдержал и расхохотался в голос.
Глава 28Маска
По старой привычке я проснулся ещё до рассвета. И полчаса просто валялся в постели, улыбаясь от накатившего счастья. Как же хорошо дома! Открываешь глаза, а вокруг родная спальня, привычная и уютная. Вот так бы лежал и лежал, наслаждаясь покоем. Но внутри гудела натянутая струна — всего лишь месяц, чтобы уладить все дела, а затем придётся отправиться на Алеутщину.
Вчера, обдумав ситуацию ещё раз, я решил зафиксировать убытки и спокойно ехать в своё княжество. Был, конечно, соблазн не спускать императрице обиды и немедленно устроить разборки. Но в конце концов я спросил себя: а зачем?
Вернуть отнятую долю в эфирных дорогах и стоимость реквизированных кораблей? Выбить в качестве компенсации земли, титулы и деньги? Но сколько на это уйдёт времени, сил и нервов? К тому же я подставлю под удар своих домашних и Таню. Так стоит ли затевать всю опасную возню ради денег и морального удовлетворения?
При этом я опять пущу на самотёк дела в Алеутщине и неизвестно, когда туда доберусь. У меня было стойкое чувство, что, занявшись княжеством, я выиграю гораздо больше, чем смогу вытрясти из императрицы.
Был и другой аргумент за немедленный отъезд: требовалось разобраться с собственной магией. Укротить поток эфира, полученный от крови Сета, и научиться с ним работать без мучительных переключений. И пока этого не случится, хорошо бы поостеречься носителей Талантов.
В любом случае, даже уехав, я и не думал прощать императрице должок. И собирался рано или поздно его взыскать с процентами. А пока применю стратегическое отступление на заранее оборудованные позиции.
Первым, кого я встретил в сонном особняке, был Мурзилка. Вчера, едва оказавшись в усадьбе, хитрец заволновался и решил резко выздороветь. Разорвал бинты и, ни капельки не хромая, убыл на инспекцию кухни. Слопав, наверное, весь запас сметаны, он убежал во двор. Весь вечер через окно в спальне до меня доносились далёкие мявы и шипение — Мурзилка приводил к покорности местную кошачью братию.
Умаявшись за ночь, он развалился на диване в гостиной и дрых кверху пузом. Услышав шаги, он открыл один глаз и лениво посмотрел на меня. Довольно мурлыкнул и снова заснул, вытянув лапы. Я почесал его за ухом и пошёл в столовую.
Настасья Филипповна помнила, что я встаю рано, и на столе меня уже ждал «лёгкий» завтрак. Стопка горячих блинов, вазочки с вареньем, икра в хрустальной икорнице, тонко нарезанная ветчина, румяные пирожки, ватруш