Но один «механизм», найденный под горой хлама, оказался настоящей находкой. Когда его притащили в пустой цех, я едва удержался, чтобы не выругаться. На трёхногом станке покоилось орудие с дюжиной стволов «огнебоев» вокруг вращающегося вала. Всё лишнее с ружей Кулибин убрал, смонтировав в задней части орудия особое устройство для зарядки оружейных знаков от накопителя. Сбоку была приделана ручка по типу колодезного ворота.
Картечница, вот что это такое! А если называть по-французски, то митральеза. Примитивный пулемёт с блоком вращающихся стволов. Помнится, я сам и подкинул идею такого орудия Кулибину ещё до отъезда в Египет. Изобретатель её не забыл и на досуге смастерил на скорую руку прототип.
— Ну-ка, отправьте посыльного к опричникам, мне нужна Светлячок, — велел я рабочим, — а картечницу тащите на полигон.
За десять лет Светлячок заматерела, но не превратилась в бой-бабу. Стройная, подтянутая, она держала опричников в ежовых рукавицах, обеспечивая образцовую дисциплину. Но при этом заботилась о них как о собственных детях, заслужив прозвище Мать.
— Нет, — покачала она головой. — Иван Петрович мне это орудие не показывал, даже не говорил, что работает над ним. Но с него станется сделать, отложить в сторону и забыть. Будем пробовать?
— Обязательно. — Я склонился над картечницей, восстанавливая управляющий контур и заряжая накопитель. — Только мишени надо поставить.
Я сам встал за рукоятки картечницы, не собираясь никому уступать. А крутить ворот взялся Киж, тоже заинтересовавшийся необычной штукой. Прицела у орудия не было, но для первого раза он и не требовался.
— Дмитрий Иванович, не спеша, один оборот.
Дых! Дых! Дых!
Двенадцать выстрелов бахнули один за другим, пройдя мимо мишени.
— Ух ты! Какая бабахалка! Константин Платонович, давайте ещё!
— Давай три оборота в том же темпе.
Дых! Дых! Дых! Дых! Дых! Дых!
Я повёл стволом, перечеркнув очередью мишень. Фигура солдата, сколоченная из досок, переломилась пополам и упала на землю.
— Константин Платонович, дайте мне попробовать!
— Простите, Дмитрий Иванович, — попыталась отодвинуть его Светлячок. — Но орудие предназначено для моих людей. Нужно немедленно его пристрелять!
— Нет, уж извините, сударыня! Я ответственен за безопасность его светлости и должен знать оружие, которое…
— Может, вы ещё подерётесь? — хмыкнул я, проверяя нагрев стволов. — Сначала я отстреляюсь, потом вы попробуете по очереди. Заряда для всех хватит.
Часа два мы развлекались, порубив все мишени в капусту и подчистую срезав кусты на другом конце полигона.
— Пакуйте и грузите в оружейный вагон, — приказал я, зарядив под завязку накопитель.
Уж не знаю, почему Кулибин бросил картечницу, не доведя прототип до завершения. Поставить нормальный кожух, прицел, сделать не таким массивным станок — и вуаля! Мощь моих опричников многократно повысится. Первым же делом, как развернём завод на Алеутщине, сразу надо ставить производство картечниц на поток. Уверен, испанцы по достоинству их оценят.
За день до отъезда Марья Алексевна разбудила Бубликова. Должен заметить, что долгий отдых пошёл ему на пользу: чиновник по особым поручениям был свеж, бодр и лучился хорошим настроением. Я попросил его проверить, готовы ли дать свободный проезд пяти моим составам, и он тут же засел на телеграфе, переписываясь с работниками эфирной дороги.
Уже под вечер в Злобино приехал Шешковский. Невыспавшийся и мрачный как туча. Он первым делом переговорил с Бубликовым: из окна кабинета я видел, как начальник Тайной канцелярии устраивает весёлому толстяку разнос. Закончив с ним, Шешковский отправился ко мне, хмурясь и сжав губы.
— Приехали проводить меня, Степан Иванович? — я радушно улыбнулся ему и позвонил в колокольчик, вызывая слугу. — Судя по виду, вам не помешает крепкий кофий. Садитесь, в ногах правды нет.
Шешковский тяжело опустился в кресло и вздохнул. Он молчал, пока нам не принесли кофий и мы не выпили по чашечке.
— Скажите честно, Константин Платонович, вы это специально сделали, чтобы загнать меня в гроб? — начальник Тайной экспедиции на меня так посмотрел, будто хотел немедленно придушить. Но всё же ему удалось справиться с собой, и он кисло усмехнулся. — Весь Петербург стоит на ушах из-за вашей «выходки». Ей-богу, мне хотелось доложить императрице, кто за этим стоит, и получить указ о вашем аресте.
— Один раз такой указ уже подписывали.
— Я помню, Константин Платонович, лучше, чем хотелось бы. У меня отличная память, и она подсказала, чем закончилась прошлая попытка вас арестовать. Простите, но я не готов пережить ещё один переворот на своём веку. — Шешковский налил себе вторую чашку кофия, сделал глоток и спросил: — Ну зачем, скажите на милость, вам потребовалось убивать их сейчас?
— Ни за что не поверю, что вы не знаете, Степан Иванович. Смерть Александры Бобровой привела меня в сильное расстройство чувств, особенно когда я узнал, кто за этим стоит. Если бы вы провели расследование и наказали виновных, я бы не поехал в столицу.
— Вы же понимаете, что я человек подневольный. Политическая ситуация не позволяла…
— Ваша ситуация меня не касается. Вы не сделали свою работу, и мне пришлось делать её за вас. Скажите спасибо, что время не позволило мне пройтись по всей цепочке. Представляете, как тихо и спокойно стало бы в столице?
Шешковский поджал губы и промолчал.
— Кроме того, Степан Иванович, я хотел напомнить о себе.
— В каком смысле? — он бросил на меня сердитый взгляд.
— За десять лет в Петербурге забыли, кто я такой и каким прозвищем меня наградили. Хочу заметить, что Алеутское княжество хоть и находится на краю света, но моя эфирная дорога существенно сократила время путешествий.
— Вы угрожаете, Константин Платонович?
— Ни в коем случае, — я улыбнулся и поднял открытые ладони. — Как я могу угрожать начальнику Тайной экспедиции? Скорее, выражаю надежду, что меня не будут отвлекать от управления моей вотчиной. Вы же знаете, сколько там предстоит сделать! И если придётся срываться из-за какой-нибудь ерунды, ехать в такую даль, то я буду очень опечален. С другой стороны, дела столицы меня больше не интересуют. Что бы там ни случилось, если мои интересы не задеты, я не буду вмешиваться.
Почти минуту Шешковский молчал, обдумывая сказанное.
— Вы обещаете, Константин Платонович?
— Даю слово князя.
— Приложу все усилия донести до императрицы ваши слова. Со своей стороны я постараюсь, чтобы вас ничем не отвлекали от дел княжества.
Я улыбнулся, уже искренне, и налил в две рюмки рябиновку.
— Предлагаю выпить за это, Степан Иванович. Полагаю, это всё, что вы хотели со мной обсудить?
Начальник Тайной канцелярии выпил рябиновку залпом. Откинулся в кресле, заметно расслабился и покачал головой.
— Я привёз вам и кое-что хорошее. Не всё же мне приносить дурные новости. Вот, возьмите.
И он протянул мне лист бумаги.
Глава 38Дорога
— Вексель на полмиллиона рублей?
Шешковский кивнул.
— Всё верно, Константин Платонович, это компенсация за долю в эфирных дорогах, изъятую в пользу казны. Её должны были выплатить сразу же, но, к несчастью, она затерялась в канцелярии Сената. Виновные в небрежении уже наказаны.
Я чуть не расхохотался в голос. Ты смотри, как забегали! Стоило правильно напомнить о себе, как закрутились невидимые шестерёнки страха и от меня решили откупиться. Ну что же, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
— Императрица надеется, что эти средства помогут вам обустроиться в Алеутском княжестве.
— Передайте Екатерине Алексеевне, — я постарался сдержать улыбку, — мою благодарность. Князь Алеутский по-прежнему её верный союзник и вассал.
— Обязательно передам, ваша светлость. Но это ещё не всё, — Шешковский подал мне вторую бумагу. — Императрица пожелала возвести младшего члена вашего рода Петра Боброва-Урусова и всё его нисходящее потомство в графское достоинство. Полагаю, вам будет приятно самому сообщить ему эту новость.
Такой ход Екатерины оказался для меня неожиданным. По сути, это было извинение за смерть Сашки и попытка успокоить мой гнев. И я, после короткого размышления, согласился на такой вариант. Убийцы мертвы, а графский титул Бобровым не помешает.
— С удовольствием это сделаю, Степан Иванович.
— Кроме того, Константин Платонович, императрица желает оказать вам помощь. Она хочет передать под ваше командование пехотный полк и батарею полевой артиллерии. Полагаю, они пригодятся вам на южных рубежах княжества.
А эта «милость» меня насторожила. Да, прямой намёк на трения с испанцами прозвучал, и полк будет совсем не лишний в борьбе с ними. С другой стороны, это будут императорские войска, и приказы им смогу отдавать не только я. В любой момент полк могут направить уже против меня, если в Петербурге возникнет сомнение в моей лояльности или кто-то решит, что княжеский титул мне жмёт. Нет уж, спасибо!
— Не думаю, Степан Иванович, что это хорошая идея. Война с турками ещё не закончена, да и на западных границах не слишком спокойно. Не стоит отрывать ради меня опытные войска. К тому же участие полка в пограничных стычках с испанцами может стать причиной неприятного дипломатического инцидента. Не думаю, что война с Испанией стоит того. Тем более что я полностью уверен в своих опричниках.
— Ну, как хотите, Константин Платонович. — По лицу Шешковского скользнуло едва заметное разочарование.
— Кстати, чуть не забыл. Павел Петрович ничего не передавал мне? Быть может, на словах?
Шешковский отрицательно покачал головой.
— Я не виделся с ним перед отъездом.
— Жаль, мне было бы приятно получить весточку от своего ученика. Если несложно, скажите его императорскому высочеству, что двери Злобино открыты для него даже в моё отсутствие. Он может полностью располагать усадьбой, если ему захочется отдохнуть в тишине от суеты столицы.