— Пётр! — позвал я Боброва. — Можно тебя на минуточку?
Уговаривали мы его почти до самого Ангельскогорска.
— У меня дети! — возмущался он.
— Я ничего не понимаю, городами никогда не управлял! — махал он руками.
Но в конце концов не выдержал и согласился взять на себя эту роль. На один год, исключительно чтобы помочь мне в трудную минуту. Я же не сомневался — он даже не вспомнит о конце срока и продолжит работать. А самое главное, под грузом забот отвлечётся и выползет из меланхолии.
Едва мы въехали в город, нам навстречу примчался опричник и отдал Камбову сложенную вчетверо бумагу.
— Константин Платонович, — Камбов прочитал её, нахмурился и передал мне, — на Орегонщине беда. Перебито племя индейцев, пропал отряд опричников. Еропкины просят прислать в помощь боевого мага.
Я пробежал взглядом по строчкам телеграммы. Подробностей там не было, но в скупых словах чувствовалась настоящая паника. И выбора, кого послать, у меня не имелось — сильный боевой маг здесь имелся только один.
— Семён Иванович, готовь поезд и собери свободных опричников. Я лично поеду, разберусь, что там происходит. И передай Кулибину, что ему пока придётся работать без меня.
Глава 17Йе наалдлуши
Тридцать опричников, старший над ними Харитон Хухай, Киж, Смеющийся Медведь, механические лошади на всю компанию, новая картечница, модернизированная Кулибиным, и я сам. Вот, собственно, и весь отряд «быстрого реагирования», отправившийся на Орегонщину. Ну и Последний довод с Нервным принцем: первый — разобранный, в специальном чехле для ношения за спиной, а второй — в кобуре на поясе рядом со шпагой, готовый к немедленному действию.
От Ангельскогорска до острога Розового, почти полторы тысячи вёрст, наш поезд домчался всего за сутки. По меркам любой страны — фантастика, но всю дорогу меня терзало чувство, что я катастрофически опаздываю. Хоть я и не обладаю даром предвидения, но интуиция просто орала в голос о надвигающейся опасности. Словно невидимая игла колола в сердце, предупреждая о чём-то страшном и жутком. Даже показалось, что в этом ощущении есть нотки от бывшего меня-некроманта.
Но что бы мне ни чудилось, я не мог бросить своих людей и не ехать. Так что пришлось зажать все предчувствия в кулак, стиснуть зубы и мчаться на Орегонщину.
К полудню следующего дня мой поезд подъехал к вокзалу острога Розовый и, басовито гудя, стал тормозить. На платформе нас уже ждали: несколько вооружённых опричников, два хмурых индейца и Константин Еропкин с мрачным почерневшим лицом.
— Выгружаемся, — скомандовал я. — Дмитрий Иванович, проследи за картечницей, пожалуйста.
Подхватив «огнебой» и чехол с grand wand’ом, я двинулся к выходу из вагона. Игла снова кольнула сердце, но я отмахнулся от неё, будто от назойливой мухи. К чёрту предчувствия! Делай что должно — и будет так, как нужно.
— Константин Платонович! — Еропкин подскочил ко мне, взволнованный и обрадованный. — Как хорошо, что вы приехали! Я и не надеялся, что вы сами прибудете к нам на помощь.
Мне показалось, что я услышал, как с сердца Еропкина свалился огромный камень. Приехал князь, и он может переложить на него проблему, с которой не смог справиться.
— Добрый день, Константин Осипович, — я пожал ему руку. — Мне нужны подробности, что у вас случилось. Где мы могли бы переговорить без шума?
— В здании вокзала, я думаю. Иван Петрович уступит нам свой кабинет на время.
Мужчина в форме служащего эфирной дороги, топтавшийся за спиной Еропкина, тут же несколько раз кивнул и повёл нас к одноэтажному вокзалу.
Зал ожидания был забит народом, а возле кассы толкалась длинная очередь. Люди, орки-поселенцы, женщины с узлами, дети, держащиеся за их юбки. Мелькали даже индейцы в русских армяках и картузах. Все они встревоженно гудели и нервничали, стремясь побыстрее уехать отсюда.
Наша компания прошла через эту толпу, как раскалённый нож сквозь масло. Люди расступались, затихали, а затем начинали перешёптываться.
— Князь! Это князь приехал! — раздался чей-то голос.
И тут же толпа снова зашумела, но теперь уже в другой тональности. В гуле я смог разобрать отдельные выкрики и невольно улыбнулся.
— Константин Платонович разберётся!
— Уж князь им покажет!
— Сам приехал!
— А я говорил, что князюшка нас не оставит!
— Он, знаешь, какой? Ух, всем супостатам по сусалам надаёт!
— Так чо, остаёмся, да?
Начальник станции Иван Петрович впустил нашу компанию через служебный вход и провёл в свой кабинет. Небольшую комнатку с письменным столом, запертым шкафом и картой эфирной дороги на стене. Впрочем, мы там отлично поместились: я, Еропкин с двумя своими людьми, Киж, Харитон Хухай и Смеющийся Медведь. Его никто не звал, он сам незаметно просочился и сразу же юркнул в угол за шкаф, прикидываясь ветошью.
— Вот, Константин Платонович, посмотрите.
Еропкин взял у своего помощника карту, развернул на столе и прижал дальний край листа бронзовой чернильницей.
— Мы здесь, в остроге Розовом, — ткнул он пальцем, чтобы я мог сориентироваться. — Вот тут, на берегу реки Колумжи. А выше по течению — Колумжинское плато.
— Ага, вижу.
— Неделю назад где-то в этом районе, — Еропкин обвёл область на карте в северной части плато, — трое моих людей наткнулись на пустую стоянку индейцев-якама.
Он поморщился и непроизвольно отдёрнул руку.
— Вернее, там не было живых. А мёртвые…
Киж засопел и придвинулся ближе, боясь пропустить хоть слово.
— Мёртвые были собраны в центре стоянки. Убийцы выложили из них что-то странное, фигуру в виде… — Еропкин несколько раз щёлкнул пальцами, подбирая слово. — В виде, ну, водоворота, что ли.
— Спирали, — подсказал Киж.
— Точно, спираль! Вроде жуткого солнца с закрученными лучами.
Еропкин пожевал губами.
— Мои люди не трусы, Константин Платонович. Но там была какая-то магия, страшная и непонятная.
— Как они почувствовали? У них есть Таланты?
— Только у одного из них. Он предупредил старшего, и они не стали даже прикасаться к мертвецам. А сразу же помчались сюда, чтобы сообщить о случившемся. Но едва опустились сумерки, на них напали.
— Кто?
— Единственный выживший не знает. Говорит, будто лесные тени ожили и схватили двух других охотников. А ему огромные когти распороли бок, прежде чем он успел прыгнуть в реку.
— Он сумел до вас добраться?
— Его подобрал отряд опричников на следующее утро. Командир велел двум своим бойцам доставить его сюда, а сам с остальными людьми двинулся к стоянке якама.
Киж неодобрительно хмыкнул, но не стал ничего говорить.
— Когда раненого привезли, я не поверил в эту историю. У него был жар, он бредил и страшно кричал, что на него напали лесные тени. Но на всякий случай отправил туда десяток своих людей и несколько индейцев-следопытов, чтобы они всё проверили. С якамами у меня хорошие отношения, и если их убили, то нужно было обязательно найти виновных.
У Еропкина запершило в горле, он взял со стола графин с водой и отпил прямо из горлышка.
— Простите, Константин Платонович.
— Ваши люди нашли стоянку?
— Нет, они не дошли туда. На полпути они встретили отряд опричников, вернее то, что от них осталось.
Еропкин поднял взгляд и посмотрел мне в глаза.
— Их убили, Константин Платонович, сняли кожу, а трупы развесили на деревьях вниз головами. Ни один не выжил. А вокруг была разлита магия смерти.
Мы с Кижом переглянулись.
— Вы уверены, Константин Осипович? Именно магия смерти?
— Так мне сказал старший отряда, Кузнецов. У него слабый Талант, он мог и ошибиться.
— Йе наалдлуши, — проскрипел хриплый голос.
— Что? — я обернулся к Смеющемуся Медведю.
— Это йе наалдлуши, «то, что ходит на четвереньках». Другие называют её кожеходильцем.
— Её?
— Когда шаман поддаётся темноте, он становится ведьмой, которая надевает чужую кожу и развешивает мёртвых на ветвях. Плохое, очень плохое существо. Оно никогда не может утолить голод, и будет убивать живых бесконечно.
— Примерно так и сказали шаманы индейцев, — мрачно вздохнул Еропкин. — Что на эту землю пришла тьма и здесь все умрут. Одни племена решили уходить на восток, за Скалистые горы. Другие — на юг в Калифорщину. Пошли слухи среди наших поселенцев, и началась паника. Вы сами видели, что на вокзале происходит. Никакие уговоры не действуют, люди боятся и бегут в страхе.
— Этого кожеходильца, — я посмотрел на алеутского шамана, — можно убить?
— Не знаю, — Смеющийся Медведь развёл руками, — на моём веку он не появлялся ни разу. Мой дед рассказывал, что последний раз кожеходилец сам ушёл куда-то на юг, вырезав два племени.
— Любого можно убить, — заявил Киж, рубанув ребром ладони по столу, — даже мёртвого. Даже всяких божков, — он со значением посмотрел на меня. — А значит, и этого кожеброда, всего лишь сбрендившего шамана, можно поймать и порубить на куски. Правильно я говорю, Константин Платонович?
Я молча кивнул и перевёл взгляд на карту, раздумывая над положением. Остальные тоже не спешили высказываться, и только шаман возился в углу, тихонько гремя костяными амулетами.
— Где та стоянка индейцев и место гибели отряда?
Еропкин нашёл на столе карандаш и отметил крестики на карте.
— Ещё вот здесь, здесь и здесь случилось что-то подобное, — он поставил ещё россыпь отметок. — Мне сообщили индейцы, из тех, что не захотели бросать насиженные места. Я отметил цифрами, в каком примерно порядке происходили… э-э-э…. инциденты.
Я провёл по значкам пальцами. Судя по всему, кожеходилец приближался к острогу, вырезая всех на своём пути.
— Благодарю, Константин Осипович. Полагаю, нам понадобятся припасы на случай, если экспедиция затянется.
— В любом количестве, Константин Платонович! Я немедленно распоряжусь, чтобы их доставили сюда.
— И ещё нужен проводник, знающий это плато, достаточно смелый, чтобы идти по следу кожеходильца.