Продолжая щебетать, она провела Кижа мимо караульных гвардейцев. Открыла незаметную дверку и по длинному коридору отвела в небольшую уютную комнатку. Диванчики, стол с самоваром, буфет и маленькая конторка с письменными принадлежностями.
— Это наше маленькое гнёздышко, где мы отдыхаем в свободные минутки, — болтала девушка, наливая чай. — Когда нам пожалуют звание фрейлин, то переберёмся в комнаты на втором этаже. А пока только исполняем мелкие поручения и каждый день слушаем наставления гофмейстерины.
Киж улыбался, слушал и кивал в нужных местах. Стараясь делать вид, что пьёт чай.
— Вы знаете, Дмитрий Иванович, я всего раз видела наследника. У него такой строгий вид! А взгляд, наоборот, очень добрый и…
Дзинь!
На стене, под самым потолком, противно звякнул маленький колокольчик.
— Ой, мне нужно срочно бежать! Это гофмейстерина вызывает. Дмитрий Иванович, я…
— Не беспокойтесь, принцесса. Я немедленно найду выход из дворца. Можете смело идти по вашим делам. Благодарю за чай и приятную беседу.
— Спасибо! Я вам очень признательна.
Она выпорхнула из комнаты, и по коридору раздалась частая дробь шагов. Киж оскалился и набросил на себя «плащ». Как и обещал девушке, он дошёл до выхода из дворца. Посмотрел на застывших по стойке смирно гвардейцев и отправился искать покои наследника.
Самое сложное выполнено: он попал во дворец. Осталась лишь малость — поговорить с Павлом и убедить его в дружбе Алеутского князя.
Стены Зимнего дворца были буквально пропитаны магией. Защитные Знаки на стенах, деланные Печати, какая-то волшба, нанесённая Талантами. Эфир во всём здании шёл рябью от напряжения. Так что Киж едва не столкнулся с двумя магами, что засекли его присутствие в прошлые попытки подобраться к Павлу. В этот раз они просто прошли мимо, разговаривая о чём-то своём. Мертвец даже подумывал удавить их тихонько, чтобы не мешались. Но, поразмыслив, решил не трогать. Незачем оставлять лишние следы, да и тела замучаешься потом прятать в незнакомом месте.
Киж легко отыскал покои наследника, но не спешил показываться Павлу на глаза. Вместо этого он покрутился среди его окружения, послушал разговоры и, к своему удивлению, узнал последнюю новость. Императрица собиралась женить Павла на европейской девице Августе Вильгельмине Луизе Гессен-Дармштадтской. На что Киж только недовольно поджал губы: князя Алеутского на свадьбу, уже назначенную, не пригласили.
Павел придерживался странного для придворной жизни распорядка. Вставал он рано, а в десять часов вечера уже ложился спать. У придворных, привыкших к балам за полночь, подобное поведение вызывало непонимание. А вот Кижу, наоборот, такая привычка оказалась более чем удобна. Он просочился в спальню к наследнику и устроился в углу, дожидаясь, пока тот останется один. А когда последние придворные вышли, а Павел улёгся в постель, уселся в кресло у окна и сбросил «плащ».
— Кто вы, сударь? И что здесь делаете?
Сухо щёлкнул взводимый курок. Наследник, сидя на кровати, недрогнувшей рукой целился в мертвеца.
— Добрый вечер, Павел Петрович. Вы не узнаёте меня?
Павел прищурился, разглядывая в полутьме лицо Кижа.
— Когда-то вы обещали сделать меня графом, чтобы я не расстраивался, проиграв вашей армии оловянных солдатиков.
— Вы… Ты… Дмитрий Иванович!
Выронив «громобой», Павел бросился к Кижу и обнял его.
Они разговаривали почти до самого утра. Павел оказался страшно одиноким человеком, у которого почти не было настоящих друзей. Были верные, были преданные, были лизоблюды и подхалимы, но душевной близости не возникало ни с кем. Одиночество на вершине, как сказал сам Павел, где место есть только для одного. А в лице Кижа он нашёл благодарного собеседника. Мертвец умел слушать и не стеснялся высказывать своё мнение, не льстя и не юля.
Но в конце концов разговор дошёл и до князя Алеутского.
— Он предал меня, — Павел набычился. — Спелся с матерью и…
— Это не так.
— Не выгораживай его!
— Разве ты забыл? Мёртвые не могут лгать.
Павел недовольно засопел, буравя Кижа хмурым взглядом.
— Тогда зачем он это сделал? Панин должен был вернуть мне престол. Я законный император!
Киж сухо, совершенно без эмоций, рассказал о мести за Сашку всей масонской братии.
— Всё равно! Он не должен был этого делать!
— Скажи, — Киж горько усмехнулся, — а кем бы ты стал, если бы Панин посадил тебя на престол?
— Императором, конечно!
— Или его послушной марионеткой?
— Что⁈ Я стал бы императором и…
— И все бы стали тебя слушаться, потому что ты надел корону? А на чьей стороне была бы гвардия?
— Гвардия подчиняется императору!
— Ой ли? Вспомни, как взошла на престол твоя мать. Подчинялась ли гвардия твоему отцу?
— А…
Павел поморщился. Хотел сказать что-то, задумался и закрыл рот. Он молчал несколько минут, напряжённо думая. Было видно, что собственные мысли ему не слишком-то и нравятся.
— И что мне делать?
— Не пороть горячку и не поддаваться на чужие посулы. Собирать сторонников, взращивать собственную гвардию. Ту, которая будет верна только тебе. Не торопиться надевать на себя корону. И знать своих настоящих друзей, кто всегда придёт на помощь.
— Ты не можешь лгать, ведь так?
Киж кивнул.
— Ответь, тогда: Константин Платонович мне друг?
— Больше, чем ты думаешь. Он обещал тебя защищать и не отказывался от своего слова.
— Правда?
— Истинная. Князь Алеутский — самый верный твой союзник, защитник и друг.
— Мы ещё долго говорили о вас и других вещах, которые его волновали. Утром я покинул дворец, — Киж пригубил рябиновку и улыбнулся. — Через неделю уже был в Москве и активировал телепорт.
— Павел просил мне что-то передать?
Киж вытащил из кармана лист бумаги и протянул мне.
— Письмо, Константин Платонович, вместе с просьбой простить его необдуманные слова.
Пока я читал письмо, Киж пил свою рябиновку и гладил Мурзилку, запрыгнувшего к нему на колени.
— Отличная работа, Дмитрий Иванович. Я так понимаю, отдых тебе не требуется?
Мертвец улыбнулся во все тридцать два зуба.
— Нет, Константин Платонович. Я успел посетить в Москве и Петербурге несколько приёмов.
— Тогда принимай под командование летающий эскадрон. С завтрашнего дня ты назначаешься командующим Алеутского воздушного флота.
Глава 32Дела отцов
Осень пролетела стремительно, будто новый самолёт над достроенным авиазаводом. Собственно, там я и проводил почти всё время, доводя прототипы до серийных образцов. По результатам испытаний мы остановились на двух моделях: юрком биплане, вооружённом автоматической картечницей, и здоровенном триплане-бомбардировщике. И к концу ноября запустили линии по их производству.
А вот Ванька Черницын не удовлетворился таким «скудным» набором самолётов и заваливал меня новыми проектами. Огромный квадроплан с четырьмя крыльями, самолёт с тандемной компоновкой, когда за первыми тремя крыльями располагались ещё три штуки, и вовсе монструозный самолётище сразу с двумя десятками крыльев. Увы, но мне пришлось «зарезать» эти идеи сумрачного русского гения. Во-первых, с каждым добавленным крылом эффективность подъёмных Знаков падала, и эти здоровенные дуры жрали бы невероятное количество эфира. А во-вторых, я не видел практических вариантов, куда их можно применить.
Чтобы Ванька перестал маяться ерундой, я вызвал его к себе и вручил пакет с выкладками по ломолётам — эдаким дирижаблям, придуманных Ломоносовым.
— Держи, это теоретические наброски Михаила Васильевича по воздухоплаванию.
— Михаила Васильевича? — Ванька скептически хмыкнул.
— Ломоносова.
На лице изобретателя мелькнуло удивление, сменившееся благоговением.
— Его самого⁈
Будто прикасаясь к величайшей реликвии, он вынул первый лист и пробежался по нему взглядом.
— Откуда они у вас, Константин Платонович?
— В своё время мы обсуждали с Михаилом Васильевичем проблему воздухоплавания. И он завещал эти бумаги мне.
Ванька несколько раз моргнул, посмотрел на меня и заявил:
— Я… я немедленно брошу все силы, чтобы воплотить эти идеи в жизнь!
— Нет, сначала ты вдумчиво изучишь бумаги и разберёшься в принципах работы этой схемы. А потом мы вместе сядем и подумаем над конструкцией прототипа.
— Константин Платонович, да я…
— Нет нужды торопиться, Ваня. Ломолёт от нас не улетит, — я усмехнулся, — а вот его надёжность нужно проработать как можно лучше. Если сделать всё правильно, такой аппарат сможет долететь от нас до Петербурга.
— Да⁈ А кругосветное путешествие на нём можно будет сделать?
— Вполне может быть. Если ты не будешь торопиться и обстоятельно разберёшься.
На этом мы и разошлись. Ванька в свободное время разбирался с чертежами и зубодробительными формулами Ломоносова, и, судя по всему, ему этого хватит на ближайшие полгода.
Киж принимал самое деятельное участие в испытании всех моделей самолётов. И высказывал очень дельные мысли по их доработке и усовершенствованию. Уж не знаю, откуда у мертвеца такой талант к воздухоплаванию, но без него машины точно получились бы гораздо хуже. Тем более что как лётчик-испытатель он сохранил жизни не одному человеку: трижды он разбивался так, что от аппарата оставались одни ошмётки. А ему хоть бы хны, только силой подпитать — и он в полном порядке.
Ещё до того, как машины пошли в серию, Киж стал набирать опричников для двух воздушных эскадронов. Первый должен был состоять из двенадцати бипланов, разведчиков-штурмовиков. А второй — из восьми трипланов-бомбардировщиков. Для войны с испанцами этого достаточно, а после уже будем думать о расширении.
Пожалуй, летал Киж больше всех остальных пилотов, вместе взятых. С утра до вечера, а иногда даже устраивая ночные вылеты. Изобретая на ходу фигуры пилотажа, пробуя атаковать наземные мишени и тренируя навык разведки на полках Суворова. Он же первый сделал «петлю мертвеца», как он сам её с гордостью назвал. И первым испытал парашют, который мы с Настей Ивановой изготовили. Кстати, это был не просто кусок ткани, там применялась оригинальная связка Знаков для страховки и гарантированной мягкой посадки. Ведь жизнь пилотов гораздо важнее любой машины, какой бы дорогой она ни была.