У меня аж брови полезли на лоб от такого заявления. Мы с Таней переглянулись — она тоже выглядела крайне удивлённой.
— Мы будем тебе должны, князь, — Папа Легба вздохнул, — и расплатимся чем хочешь.
— В пределах разумного и наших возможностей, — тут же добавила Эрзула. — Даже не вздумай просить меня возлечь с тобой!
Она расхохоталась нервным смехом, запрокинув голову и шлёпая ладонью по столу. Но сразу оборвала смех и посмотрела на Таню.
— Не обижайся, девочка, это шутка. В этой ситуации мы можем только хохотать и надеяться, что твой мужчина согласится нам помочь.
— Подумай, князь, — Папа Легба пододвинулся ко мне и доверительно понизил голос, — мы делаем хорошее предложение. И честно расплатимся с тобой, без обмана и торга.
— Дай догадаюсь, откуда такая щедрость. Вы боитесь, что без Самеди вы станете неугодны Хозяйке, и она отправит меня же разобраться с вами. Я прав?
Старик отвёл взгляд, ничего не ответив, и пожал плечами.
— Не надо говорить такие вещи вслух, — Эрзули осуждающе сдвинула брови. — Понял — молчи, сойдёшь за умного.
Я пробарабанил пальцами по столу, раздумывая над их предложением. Если лоа не лгут, то его стоит принять. Осталось только взять с них такое обещание, которое они не смогут нарушить.
— Так что, князь? Ты согласен? — Эрзули нетерпеливо дёргала себя за локон.
— Нам нужен свидетель, который удостоверит правдивость ваших слов и станет гарантом ваших обещаний.
Лоа переглянулись.
— Эээ… — Папа Легба развёл руками. — Даже не знаю. Я могу позвать одного из лоа…
— Не нужно. У меня есть кое-кто для такого дела.
Из темноты вышла высокая подтянутая фигура и опустилась на свободный стул рядом с Папой Легба. Усмехнулась и ощерила шакалью пасть.
— Разрешите вам представить моего друга Анубиса. Он с удовольствием станет нашим свидетелем.
Я давно привык к присутствию бывшего Таланта и не обращал внимания, как он искажает эфирное поле. И теперь с удовольствием разглядывал, насколько мощнее местных лоа выглядел Анубис. За прошедшие годы свободы он набирал силу и давно восстановился после боя с Сетом. Вот только расслабился последнее время и обленился.
— Они говор-рят пр-равду, — рявкнул он на притихших лоа. — Только кое-что умалчивают.
Я повернулся к Папе Легба и уставился на него тяжёлым взглядом. Тот вздохнул и выдал:
— Мы не можем указать, где искать Самеди. Но знаем, кто знает.
— И?
— Мамаша гневается и не хочет рассказывать, — буркнула Эрзули.
— Мамаша?
— Жена Самеди, — пояснил Папа Легба, — лоа Мамаша Бриджит. После пропажи мужа она спряталась и пьёт горькую, не желая ни с кем говорить. Но мы укажем, где её найти.
Глава 12Танцы и ром
Мы договорились. Лоа признали старшинство Анубиса и дали ему особую клятву, что исполнят все обязательства. Не только отработают за возвращение Барона Самеди, но и будут соблюдать «правила проживания» на моей территории. Достаточно строгие, но справедливые: лояльность мне и моим потомкам, никакого чёрного колдовства и не вовлекать в культ вуду русских. Но и я должен постараться: найти пропавшего лоа и покарать тех, кто его запер. В принципе, нормальный взаимовыгодный договор. А я так и вовсе выиграл больше всех: если бы не эта трагедия, мне в любом случае пришлось бы разбираться с этими лоа, только уже после возвращения из Парижа.
— И последнее. Где нам искать эту Мамашу?
— Мамашу Бриджит, — подсказала Эрзули. — При встрече называйте её полным именем, она бесится, когда его сокращают.
— Так где? — я обернулся к Папе Легба.
— Естественно, на кладбище, — усмехнулся старик. — Где ещё можно найти лоа, охраняющую могилы? Я провожу вас прямо к ней, чтобы вы не заплутали.
— Тогда я вам больше не нужна, — Эрзули ухмыльнулась. — Прощай, князь.
Повернувшись к Тане, она окинула её внимательным взглядом и сказала:
— У меня есть для тебя пророчество, девочка. Когда король потеряет голову, а королева научится летать, когда девять и один преступят запретную черту и всё будет потеряно, следуй за своим мужчиной, куда бы он ни шёл.
Таня удивлённо моргнула.
— Что это значит?
— Без понятия, — Эрзули расхохоталась. — Я изрекаю пророчества, а не толкую их. Найди какого-нибудь умника, чтобы он объяснил тебе.
И, продолжая смеяться, лоа растаяла в воздухе.
— Не обращайте внимания, — махнул рукой Папа Легба. — Она регулярно предсказывает всем непонятную бессмыслицу. Ей просто нравится наблюдать, как люди пытаются найти в ней тайный смысл.
— Тогда не будем задерживаться. Далеко ваше кладбище?
— Успеем, до утра ещё далеко. Ещё стаканчик рома, — лоа щёлкнул пальцами, подзывая официанта, — и можно ехать.
Некоторые говорят, что все кладбища похожи друг на друга, если не визуально, то духом безысходности. Не верьте им! Они ничего не понимают в загробном покое. Уходящие за грань накладывают отпечаток на место своего последнего пристанища. Праведники оставляют после себя светлую печаль и лёгкую грусть, дурные и злые — тоску и серость, весельчаки и добряки наполняют пространство вокруг своих могил неуловимым покоем, а вокруг усыпальниц философов тянет на размышления о смысле жизни. Не требуется быть некромантом, чтобы это почувствовать, нужно всего лишь остановиться и ощутить следы ушедших.
Кладбище, куда привёз нас Папа Легба, отличалось атмосферой от всех виденных мной раньше. Удивительно, но здесь царил дух бесшабашного веселья и разгула. Мне даже показалось, что над могилами плывёт еле слышная бодрая музыка.
— Нам сюда, — Папа Легба спрыгнул с пролётки, на которой мы приехали, и бодро двинулся к кладбищенским воротам. — Идите за мной и не отставайте.
Он указал на ближайшую могилу тросточкой.
— Обратите внимание на любопытный факт. Первая могила обязательно посвящается Барону Самеди, чтобы он взял кладбище под свою опеку. На ней же оставляют приношения ему: ром, сигары и жгучий перец. Здесь же в День Мёртвых устраивают празднество в его честь. Танцуют, поют и радуются жизни.
— Радуются? На кладбище? — переспросила Таня.
— Какая разница, где именно радоваться? Если ты живой, то можешь радоваться в любом месте. Это мёртвым уже всё равно, а пока не умер, будь добр, веселись, пока есть возможность.
Папа Легба развернулся и быстро пошёл между надгробных крестов. Он двигался без всякой системы, то неожиданно сворачивая, то выписывая между могилами петли. Пока в какой-то момент резко не остановился и указал рукой на большой каменный склеп.
— Вам прямо за него. Слышите шум? Мамаша там, вы ни за что не пропустите её. А я, уж простите, не хочу с ней связываться.
Он изобразил поклон и растворился в воздухе, будто его тут и не было. Мы с Таней переглянулись и пошли в указанном направлении.
Мы приблизились к склепу, и неясный шум превратился в музыку. Кто-то бренчал на гитарах, гремел маракасами и бил в барабанчики. И, не слишком попадая в такт мелодии, звучала песня.
— Ай, Мамаша грустит! — выкрикивал слова приятный баритон.
— Мамаша грустит! Мамаша грустит! — вторил ему хор.
— Грустит наша Мамаша Бриджит!
— Наша Бриджит! Наша Бриджит! — отзывался нестройный хор.
— Ай, давайте её веселить! Ром несите, несите скорей!
— Сигары и ром для Мамаши Бриджит! — дружно завопил хор, выбивая такт ногами.
Стоило обогнуть склеп, как перед нами открылась поразительная картина. На могильных плитах приплясывали скелеты, пара десятков, не меньше. Ещё штук восемь с музыкальными инструментами в руках сидели в сторонке и с жаром играли весёленькую мелодию. А перед ними стоял солист этого некро-музыкального коллектива в позе оперного певца и пел во всю мочь.
Посреди этого безумия в лунном свете танцевала женщина в чёрном платье — та самая Мамаша Бриджит. Лицо у неё было бледным, походящим на череп, но тем не менее миловидным. Перья, украшавшие чёрную шляпу, и фиолетовая шаль на плечах развевались, когда она кружилась и выкидывала коленца. Можно было принять танец за безудержное веселье, если бы на её щеках не блестели слёзы, а рот кривился, будто от плача.
— Неси…
Скелет-солист увидел нас и замолчал на полуслове. Следом за ним замерли музыканты, а затем и остальные скелеты. Мамаша Бриджит остановилась и недовольно рявкнула:
— Что такое, падаль? Я не закончила танцевать!
Затем резко обернулась и уставилась на нас рассерженным взглядом.
— Tabarnac! Смертные!
Она заковыристо выругалась на смеси французского, кельтского и какого-то африканского наречия. Пожалуй, так не выражалась даже Диего, известная любительница сквернословить.
— Как вы посмели явиться без приглашения⁈ Вы помешали мне, а значит, пришёл ваш час!
Её рука вытянулась в нашу сторону, и вокруг пальцев начала собираться тьма, заметная даже в ночной темноте. Что-то из смертных проклятий, фонящее в эфире могильным холодом и сырой землёй.
Я сделал шаг вперёд, загораживая Таню, и щёлкнул пальцами, резко обрушивая на Мамашу волну эфира. Отчего её заклятье слетело с руки и развеялось над могилами.
— Va chier, mange la merde!
Разозлённая Мамаша всплеснула руками, посылая в меня россыпь чёрных игл. Три раза ха! Отбить такое не сложнее обычного всполоха.
— Мадам, не стоит так нервничать, — я улыбнулся ей.
Скелеты, проявляя неожиданную прыть, разбежались в стороны и попрятались за могильными крестами. А Мамаша разошлась не на шутку, бранясь и швыряясь в меня чем-то вроде всполохов, только чёрными. При этом она ругалась как сапожник, упоминая мою родню до десятого колена. Да, она была лоа, бесспорно. Вот только сейчас она стала слишком материальной, слишком вещественной, а на этом поле ей было сложно тягаться со мной.
— Да пошёл ты! — она топнула ногой, обессиленная и разозлённая. — Что тебе надо, mon hostie de sandessein⁈ Я не звала тебя, не звала! Уйди, откуда пришёл! Уйди!
Мамаша плюхнулась на могилу, прижала ладони к лицу и разрыдалась, как самая обычная женщина. Шляпа с её головы упала на землю, а чёрные волосы разметались по плечам.