Меня окружили друзья и близкие. Здесь были и Суворов с Агнес, и Ксения с Сантьяго и их дети, будущая надежда княжества. Бобров с близнецами, давно уже взрослыми. Кулибин, троица Лариных, Иван Черницын и его жена Настя, в девичестве Иванова. Камбов, успевший приехать из Ангельска быстрее меня, тоже был тут. В этой маленькой толпе мелькало синее лицо Смеющегося Медведя.
Поздравления затянулись на добрый час. Каждый хотел сказать мне хоть пару слов и пожелать всего самого лучшего. А затем началось большое застолье с тостами и здравицами в мою честь. Чёрт побери, было приятно услышать столько добрых слов о себе.
После кто-то из гостей сел за рояль, молодёжь пошла танцевать, а старшее поколение разбилось на небольшие компании для разговоров. Я переходил от одних к другим, болтал о разных пустяках, танцевал с Таней, и на душе у меня царили покой и тихое счастье.
— Князь, — ко мне подошёл Смеющийся Медведь, — поговорить с тобой хотел.
Шаман хоть и улыбался, но в глазах у него стояло нечто тяжёлое.
— Выйдем в сад, как раз хотел воздухом подышать.
На улице уже царили вечерние сумерки. Ветер шуршал листьями деревьев, шум голосов был почти не слышен, а на небе мерцали первые звёзды.
— Что-то случилось, дружище?
Смеющийся Медведь неопределённо покачал головой.
— Я общался с духами вчера. Они сказали, что ты уезжаешь. Далеко.
— Они тебя не обманули.
— Духи не ошибаются, я спрашивал их трижды. И пришёл с тобой попрощаться, князь. Духи говорят, что ты уедешь, и мы больше не увидимся.
— Кхм… Серьёзно?
Шаман кивнул.
— При всём уважении к твоим духам, но я не собираюсь умирать в ближайшие годы. Да и тебя, насколько я вижу, не ждёт смерть.
— Разве я говорил о смерти⁈ — шаман удивлённо поднял брови. — Духи сказали, что мы не увидимся, а для этого может найтись сотня причин. Я могу ослепнуть. Или духи отошлют меня в Алеутщину, на самый край льдов. Или ты, князь, обидишься на меня и не захочешь встречаться.
Он развёл руками и вздохнул.
— Я не знаю, князь, как исполнится предсказание. Но оно исполнится точно, духи уверены в нём.
— Мяу!
Из особняка вышел Мурзилка и величественно подошёл к нам. Фыркнул на шамана, демонстративно задрал хвост и начал тереться о моё колено.
— Духи велели тебе кланяться, — Смеющийся Медведь улыбнулся, — о Мурза, царь всех котов.
Мурзилка покосился на него и демонстративно ушёл в сад по своим кошачьим делам.
— И ещё, князь, — шаман почесал в затылке. — Мне явился странный дух, каких я не встречал раньше. У него было шесть крыльев белого ворона, и говорил он как имеющий власть. Он просил передать тебе слова: когда мёртвые закричат от ужаса, а живые заплачут от горя, вспомни, кто ты есть. Где всё началось, там всё и закончится.
— Эээ… Что это значит?
— Не знаю, я сам ничего не понял.
Я не стал мучить его расспросами. За годы нашего знакомства он уже много раз передавал мне «приветы» от своих духов. И в половине случаев их предсказания не сбывались или оказывались неточны. А когда я указывал на это шаману, он привычно разводил руками и отвечал, что духам виднее. В общем, нет смысла брать эти «прозрения» в расчёт. Всё равно они слишком туманные, и никакой реальной пользы из них не получишь.
— Я запомнил твои слова, друг, — я хлопнул шамана по плечу. — А пока мы не расстались с тобой навсегда, пойдём и съедим ещё по куску торта.
Он тут же заулыбался и кивнул. При всей своей заморочистости Смеющийся Медведь был страшный сладкоежка и не упускал шанса приложиться к десертам.
Празднование дня рождения затянулось далеко за полночь. Но я, как обычно, встал рано, позавтракал и отправился в дальний флигель, служивший мне личной лабораторией. Там меня ждало дело, которое я обязательно хотел закончить до отъезда.
Флигель я обустраивал лично, потратив на него пару месяцев. По сути, это был эдакий павильон без внутренних перегородок, но с очень толстыми стенами. А вся их поверхность была покрыта защитными Знаками, едва ли не сильнее, чем на Зимнем дворце в Петербурге. Но только они защищали флигель не от нападения снаружи, а от моих экспериментов внутри.
Едва я вошёл в лабораторию, как губы сами расплылись в улыбке. Посреди зала стоял большой диван. Потрёпанный, с потёртой кожаной обивкой, высокой неудобной спинкой и круглыми валиками-подлокотниками.
— Привет, старый знакомец! Наконец-то свиделись.
— Мяу! — подал голос Мурзилка, за компанию со мной заявившийся во флигель.
Он обнюхал диван, запрыгнул на него и развалился во всю длину.
— Тебе нравится?
— Мя!
Кот выгнулся и выставил рыжее пузико. Я не стал его сгонять, хотя и не был уверен, что диван «работает» правильно. Мурзилка пережил встречи с Павшими, так что старый артефакт ему точно ничего не сделает.
Прежде чем браться за осмотр и починку, я взял сопроводительное письмо, присланное с диваном.
Поиском старинного артефакта я озаботился уже давно, вспомнив о нём через несколько лет после событий в Петербурге. Самому искать его было не с руки, так что я попросил Шешковского сделать мне одолжение. Даже выделял ему на это дело определённые суммы, дабы он не считал, что я пользуюсь своим положением. Как докладывал мне Баширов, начальник Тайной экспедиции отнёсся к просьбе со всей серьёзностью: диван фигурировал в списке разыскиваемых ценностей, а все столичные сотрудники по очереди брались за невыполнимую задачку по его поиску. У них даже соревнование возникло — кто проверит наиболее безумную идею, в чьих руках может находиться загадочный диван. Но, увы, даже следа пропажи не смогли обнаружить. И вот они вдруг нашли его!
Шешковский в сопроводительном письме расписывал удивительную историю. Месяц назад в Петербурге удалось взять короля подпольного мира Якова Мориартева по прозвищу «Леденец». Этот тип многие годы опутывал столицу сетями своих тайных делишек, поднимая руку даже на дворянские фамилии. Неоднократно брали его подручных, но сам он каждый раз ловко скрывался от правосудия. Буквально издеваясь над Тайной экспедицией и доводя Шешковского до белого каления. Кстати, прозвище «Леденец» он получил от любимого способа разделываться с недругами — выставить человека голым на мороз и обливать холодной водой, пока тот не превратится в ледяную статую.
Уж не знаю, чего это стоило Шешковскому, но он смог обложить «Леденца» со всех сторон и арестовать в тайном логове, практически в центре Петербурга. Причём взяли гения преступного мира именно на диване, по описанию как раз таком, как я разыскивал. А после допроса выяснилось, откуда он у него взялся.
Больше тридцати лет назад, молодой вор Мориартев залез с подельником в квартиру Ильи Ильича. Денег и ценностей они там не нашли и собирались уже покинуть небогатое жилище. Недовольный Мориартев присел на диван, в раздумьях, не распороть ли его, чтобы сделать хозяину гадость. И в этот момент его озарило, что он занимается глупой ерундой. А может он гораздо, гораздо больше! Но едва он встал, как умные мысли тотчас выветрились из бедовой головы.
Может, от природы Мориартев и не был умён, зато имел природную хитрость и сметливость. Он сразу сообразил, что ему делать, и сумел убедить подельника помочь утащить злосчастный диван. Так и началась карьера тайного кардинала столичной преступности.
Меня эта история немало рассмешила. Надо же, как тасуется колода судьбы! Древний артефакт сначала дал толчок Илье Ильичу, который сделал блестящую карьеру дипломата, а потом превратил захудалого воришку в злого гения. Смешнее всего, что не начни Знаки в диване разряжаться, то Шешковский так и не смог бы поймать Мориартева.
— Так и знал, что у тебя здесь что-то интересное!
Сашка бесшумно вошёл во флигель и с интересом разглядывал диван.
— Сам пришёл, — я состроил зверскую рожу, — значит, будешь помогать. Вон там в шкафу лежат подпорки, давай их сюда. Только дверь закрой, чтобы ещё кто-нибудь не заглянул к нам на огонёк.
Афишировать наличие такого артефакта я не собирался. История с Мориартевым показала, что случайных людей на этот диван допускать нельзя.
Мы с Сашкой подняли диван, установили на подпорках и залезли под днище. А затем до самого вечера, сделав перерыв только на обед, разбирались в запутанных схемах Знаков и приводили их в порядок. Всё это время Мурзилка дрых на диване, то ли подзаряжаясь от него мудростью, то ли, наоборот, делясь своей, кошачьей.
С удивлением я обнаружил, что за эти годы стал понимать в деланной магии гораздо больше. Когда я «чинил» диван в первый раз, то часть хитрых связок просто не понял, а сейчас щёлкал их как семечки. Но ещё радостней было узнать, что Сашка их тоже «читал» без моих подсказок.
— Пап, а ты куда этот диван поставить хочешь? — В голосе Сашки послышались хитрые интонации.
— Ещё не думал. А тебе зачем?
— Ты уедешь, — он улыбнулся, — я на нём иногда лежать буду. Для вдохновения.
— Э нет, — я покачал перед ним пальцем, — так не пойдёт.
— Ну, пап! Это же для пользы дела.
— Считай, что мой отъезд — это твой экзамен на роль князя. Пользуйся своими мозгами, советуйся с кем угодно, но никаких заёмных сил. Сам, всё сам.
— А если очень надо будет?
— Чтобы не вводить тебя в искушение, я диван заберу с собой. Поставлю на дирижабле в своей каюте и буду думать на нём о судьбах мира.
— А своими силами? — Сашка ехидно усмехнулся.
— Против авалонцев не зазорно и диваном воспользоваться. Сам знаешь, какая это зараза.
— Если против авалонцев, тогда да, — согласился Сашка, — без дивана никак. В крайнем случае можно Знаки посильней зарядить и им на головы скинуть, чтобы рвануло.
Мы посмеялись, но своё решение я менять не стал. Этим же вечером диван под охраной опричников отвезли в аэропорт и загрузили в дирижабль, приставив к артефакту пост охраны. На всякий случай, а то в Ангельске только нового Мориартева не хватало.