Новый Орлеан
Вылет прошёл буднично, без торжественных проводов и долгих прощаний. Поездка намечалась недолгая, а к моим частым разъездам по княжеству давно все привыкли. Таня тоже не в первый раз летела со мной, чтобы развеяться. Так что провожали нас только Сашка и Камбов.
— Пригляди за Александром, — шепнул я опричнику, — чтобы не увлекался.
— Конечно, Константин Платонович, — улыбнулся он. — Не сомневайтесь, мы справимся.
И протянул мне толстый бумажный пакет.
— По Новому Орлеану, справка по местным персоналиям и нашим людям.
— Спасибо, Семён Иванович. Постараюсь привести там всех в чувство.
Таня в это время что-то говорила Сашке, отчего у него покраснели уши.
— Ну, мам! Да знаю я всё!
— Ещё раз послушаешь, — Таня строго посмотрела на Сашку и поправила ему ворот камзола. — Лишним не будет.
Я подошёл к ним и похлопал сына по плечу.
— Спокойствие, Саш, только спокойствие. Мама не может тебя оставить просто так, без наставлений. Вот мы улетим — будешь делать что хочешь.
— Ага, как же, — он вздохнул. — Там столько дел, столько бумаг, что поспать времени не будет.
— Я же как-то справляюсь, и ты разберёшься.
— Так то ты, пап. Ты каждую собаку в княжестве знаешь.
Время вылета уже подходило. Я пожал руку опричнику и обнял Сашку. Взял Таню под руку, и мы поднялись по трапу на борт дирижабля.
— Что-то я волнуюсь за него, — Таня обернулась и помахала Сашке рукой. — Как он здесь без нас целый месяц?
— Успокойся, он уже взрослый мальчик. Да и присмотреть за ним есть кому.
Едва мы вошли в нашу каюту, как увидели неожиданного пассажира. На диванчике возле иллюминатора лежал Мурзилка, выгнувшись буквой «зю» и раскинув во все стороны лапы.
— А ты что здесь делаешь?
Кот лениво открыл один глаз, сонно посмотрел на нас и снова закрыл. Пробираться на дирижабль «зайцем» ему было не впервой. Он не единожды сопровождал меня в поездках, выбирая путешествия по какой-то странной логике. Полёты на остров Пасхи он игнорировал, как и вояжи на границу. Зато с удовольствием присоединялся ко мне во время инспекционных поездок по княжеству и особенно любил ездить зимой на Алеутщину. А теперь решил прокатиться с нами во Францию — то ли продегустировать парижских мышей, то ли посмотреть на настоящего короля.
До Нового Орлеана мы долетели за сутки. Я прочитал документы, полученные от Камбова, и хоть немного разобрался в местном раскладе сил.
Формально, Луизианщиной и городом управлял французский губернатор. Какой-то там маркиз, назначенный королём. Но последние пару лет он безвылазно сидел в Париже, даже и не думая приезжать в Америку. И только отправлял приказы, сводящиеся к одному: шлите больше денег.
По факту же, на Луизианщине правили три человека. Обширными территориями Луизианщины, индейцами и колонистами занимался полковник Оливье де Фер. Миссисипи была вотчиной барона Бонифация де Брасье, командовавшего речным флотом и таможней. Третьим был Рене де Ванн, интендант Нового Орлеана, ключевого города для всей французской колонии.
Как сообщал Камбов, эта троица уживалась весьма дружно, разделив сферы влияния и поддерживая друг друга. В метрополию вместо денег они слали бесконечные жалобы: на индейцев, на авалонские колонии, на мексиканцев, на меня, на неурожаи, саранчу, непогоду, ураганы и местные болезни. При этом собственные карманы они наполняли вполне успешно.
В самом городе, кроме, собственно, французов, было полно испанцев. В основном тех, кто не ужился с новой властью в Мексике, но решил не возвращаться в метрополию. Также имелась внушительная прослойка свободных негров, эдаких мещан, мастеровых, парикмахеров, прислуги, поваров и прочих. Живущих небедно и имеющих определённое влияние. А вот чёрных рабов старались в городе не держать, чтобы не провоцировать бунты.
Алеутское посольство Камбов организовал в Новом Орлеане лет десять назад. Купил особняк на краю города и отправил туда десяток опричников во главе с Кузнецовым, который неплохо справлялся, налаживая контакты с местными, вербуя агентов и за взятки продвигая интересы княжества. Несколько дней назад он отправился на встречу и пропал. Опричники принялись искать начальника, но ничего не добились.
Я планировал разобраться с этой пропажей и подготовить почву для покупки Луизианщины. Встретиться с местными воротилами и обозначить правила игры: если напоследок они решат мне подгадить, то не спасутся даже во Франции. А вот те, кто поможет взять в руки нити управления, могут рассчитывать на приятное вознаграждение.
На всё это я планировал потратить дней десять. Всё равно Киж пока согласовывает документы о продаже колонии и пытается договориться о дате моей встречи с королём. В Париже, увы, такие вещи требуют очень много времени и ещё больше взяток, чтобы чиновники хоть как-то шевелились.
Встречал нас заместитель Кузнецова рыжий опричник Иван Кожемяка. Здоровенный, выше меня на голову, с голубыми наивными глазами.
— Добрый день, ваша светлость!
Поклон в его исполнении выглядел как падение заводской трубы. Так и казалось, будто он рухнет сейчас на тебя и придавит всем своим весом.
— По имени-отчеству, Иван. Ты же не первый год меня знаешь.
Он смутился и резко кивнул.
— Ваня, — улыбнулась ему Таня, — как твоя матушка?
— Спасибо, Татьяна Алексеевна! После вашего лечения — словно бабка отшептала. Говорит, как молодая себя чувствует.
— Будешь ей писать, напомни, чтобы раз в полгода в больницу ходила на обследование.
— Обязательно отпишу, Татьяна Алексеевна! Прошу сюда, мы для вас комнаты приготовили.
Оставив Таню приводить себя в порядок после дороги, я переговорил с Кожемякой о неотложных делах.
— Мне нужны подробности по Кузнецову, детали его исчезновения.
Взгляд у рыжего гиганта стал деловой, он подобрался и доложил:
— Он собирался встретиться с одним из своих агентов. С кем именно, мы не знаем — Кузнецов не раскрывал деталей операции во избежание утечки. Мы организовали поиски, попытались отследить его маршрут, но никаких следов не обнаружили. Он как в воду канул, ни единой зацепки.
— В картотеке агентуры он не делал записи?
— Нет, ваша св… Константин Платонович. Обычно Кузнецов делал записи после проведённых встреч.
— Хорошо. Он жил здесь, в особняке? Мне нужно осмотреть его вещи.
Не задавая лишних вопросов, Кожемяка отвёл меня в комнаты, где обитал Кузнецов. Глава резидентуры не чурался некоторой роскоши и устроил своё жилище со вкусом. Изысканная мебель, фарфоровые вазы, шёлковые обои на стенах. Но ничего предосудительного я в этом не видел — Кузнецов на отлично отрабатывал возложенные на него задачи. Я прошёлся по комнатам, разглядывая обстановку, и попросил Кожемяку оставить меня одного. Едва дверь за ним закрылась, я громко позвал:
— Анубис! Мне нужна твоя помощь.
Через несколько секунд из шкафа в углу послышались шорохи, а затем оттуда вылез шакалоголовый. Все эти годы бывший Талант не особо утруждался работой и не рвался обратно на службу к Хозяйке. Так, по необходимости, отправлял за грань застрявшие души, а остальное время проводил в ничегонеделании на гасиенде в образе чёрного шакала. Мне кажется, он впервые за тысячи лет узнал, что такое отпуск, и вовсю им наслаждался.
— Р-р-р-р? — Анубис вопросительно на меня посмотрел.
— Здесь жил человек, — я обвёл рукой вокруг себя. — Мне нужно, чтобы ты нашёл его.
Шакалоголовый недовольно дёрнул щекой, показав белоснежные клыки, но перечить не стал. Кивнул и полез обратно в шкаф, шурша развешенными там камзолами.
— Иван!
Кожемяка заглянул в дверь.
— Да, Константин Платонович.
— Будь добр, пошли своих людей в город. Пусть прогуляются и поделятся с местными, что прилетел князь.
Не прошло и двух часов, как в посольство привезли письма от каждого из трёх соправителей Луизианщины. Рассыпаясь в цветистых выражениях, они просили меня о встрече. Барон де Брасье был готов примчаться в посольство, а два других приглашали меня навестить их, обещая встретить по-королевски. И вся троица будто списывала друг у друга, заверяла меня в своих искренних дружеских чувствах. Однако, судари быстро подсуетились!
— Скажи-ка, Иван, — я показал письма Кожемяке, — из этой компании самым трусливым и недалёким считается барон?
— В общем-то да, Константин Платонович.
Я заметил сомнение на его лице.
— Ты не согласен с такой характеристикой?
— Это моё личное мнение, — он поднял ладони. — Просто ощущения, Константин Платонович.
— Выкладывай.
— Мне кажется, барон только изображает недалёкого толстяка. Он сидит на своей должности уже пятнадцать лет, пережив трёх губернаторов и десяток коллег-управляющих. При этом все контрабандисты хвастаются, как ловко они обманывают таможенников под его началом. Но таможня всё равно приносит в казну неплохие деньги, так что сковырнуть с должности барона никто не может.
— Интересненько.
— Весь город знает, — продолжал Кожемяка, — что барон любит пышность и роскошь. И все смеются, что они у него фальшивые: дорогое шитьё на ливреях слуг обманка, перстни он носит не золотые, а позолоченные, а в его особняке денег хватило только на парадный зал, в остальных же комнатах облупившаяся краска и старая мебель. Даже среди простых людей ходят байки, что два вора, забравшиеся к нему в особняк, сумели добыть всего лишь кусок окорока и два позолоченных канделябра. А когда хотели завернуть добычу в занавеску с окна, то обнаружили, что она рвётся от ветхости.
— Думаешь, это ловкая ширма?
Кожемяка кивнул.
— Да, Константин Платонович. Все знают, что он пускает пыль в глаза, показывая богатство, которого нет. А значит, и подозревать, что он действительно богат, никто не будет. А ведь таможня наверняка золотое дно, даже несмотря на контрабандистов.