— Простите, Марья Алексевна, как-то не доводилось.
— Придётся заняться твоим просвещением, а то потеряешься. Смотри, всё крутится вокруг главного зала для танцев — молодёжь будет развлекаться именно там. Кто постарше, после первых обязательных танцев уйдёт в залы с закусками и столами для карт.
— По-крупному играют?
— А сам как думаешь? Со стариками даже не садись — вмиг разуют. Я покажу, с кем стоит сыграть: спустишь рублей двадцать-тридцать, чтобы не считали скрягой, и откланяешься. И не смотри так возмущённо, это называется политика.
— Понял, сделаю.
— Кроме того, есть отдельные “мужские комнаты” — курительная, рюмочная и для “отдыха”. Туда относят, — княгиня хмыкнула, — проигравших зелёному змию, чтобы не позорились на людях. Но ты у нас мальчик умный, не должен туда попасть.
— Уж постараюсь, — я улыбнулся, — а есть ещё “дамские” комнаты, верно?
— Есть конечно. Отдышаться от танцев, припудриться, обсудить мужчин.
Теперь понятно, что за сундуки: обычные женские “косметички”. Удобно придумано.
Стоило войти внутрь, как аскетичность здания оказалась обманом: на нас обрушилась показная пышность. Лепнина, золото, массивная хрустальная люстра на сотню магических свечей, мраморный пол, лестница с ковровой дорожкой, тоже вышитая золотом. Помпезность сочилась из всех щелей, обрушивалась на гостей водопадом и буквально кричала о богатстве местных дворян. На мой взгляд, очень безвкусном.
Возле парадной лестницы гостей встречала дородная дама — напудренная, напомаженная, в парике огромного размера. Рядом с ней, натянув вымученные улыбки, стояли три девушки — жгучая брюнетка и две блондинки, миловидные, но не красавицы.
— Елизавета Васильевна с дочерьми, — шепнула мне княгиня, — супруга предводителя дворянского собрания Дубасова. Кстати, он и ведёт Реестр, мы обязательно с ним поговорим.
Дама заметила нас, колыхнула монументальным бюстом и шагнула навстречу.
— Марья, милочка! — голос у неё оказался низкий и громкий, будто медная труба. — Как я рада тебя видеть!
— Здравствуй, душенька Елизавета! А я-то как рада!
Они чопорно расцеловались.
— Всё так же хороша! — голос Марьи Алексевны стал елейным. — С каждым днём всё краше. Пополнела, расцвела, будто цветок.
— Ах, ты мне льстишь, Марья! С этими заботами, балом да делами я прямо исхудала. Всё бегаю, суечусь, помогаю Николаю Васильевичу. Где уж тут хорошеть?
— Что ты! Не скромничай, выглядишь будто королева.
Дама заулыбалась и наигранно изобразила застенчивость.
— Разреши представить тебе Урусова Константина Платоновича.
Дубасова благосклонно кивнула и протянула руку для поцелуя. Я изобразил самое приветливое выражение лица, поклонился и чмокнул пухлые пальцы. Следом полагалось приложиться и к ручкам дочерей. Брюнетка улыбнулась мне уже теплее и даже попыталась стрельнуть глазками, а блондинки смотрели свысока и прохладно. Кстати, брюнетка совершенно не была похожа ни на мать, ни на сестёр.
— Его воспитанница Александра Добрятникова и Мария Диего Франсиско Бальбоа де Кастро-и-Тенорио, — представила княгиня остальных.
— А, та самая испанка? — Дубасова с интересом посмотрела на Диего. — Наслышана, наслышана. Надеюсь, вы развлечёте нас сегодня.
По лицу Диего было видно — никого она развлекать не собирается. Но она кивнула и попыталась изобразить вежливую улыбку. Получилось, если честно, так себе.
— Новая компаньонка? — дама показала подбородком на Таню, робко стоявшую за спиной княгини. — Из Лариных, что ли?
— Ты же знаешь, я питаю слабость к их семейству.
За спиной послышался шум — прибывали новые гости, и Дубасова приглашающим жестом указала на лестницу. Пока мы поднимались на второй этаж, где и должен был начаться бал, я тихонько спросил у княгини:
— Разве хозяйке полагается вот так встречать гостей?
— На частном балу нет, — усмехнулась Марья Алексевна, — но сегодня официальный приём дворянского собрания. Дубасов не слишком знатный и получил должность предводителя интригами, лестью и обещаниями. Так что приходится оказывать всевозможную честь, чтобы удержаться в кресле. Ничего, пройдёт лет пять, наберёт вес, и надобность заигрывать отпадёт.
Заметив, что я скептически хмыкнул, княгиня покачала головой:
— Ты не думай, он мужчина дельный, слово держит и в подлостях не замечен. Просто не всем так везёт, как тебе.
— Марья Алексевна, мне показалось или одна из дочерей на неё непохожа?
— Так это падчерица, от первого брака Дубасова. Он рано овдовел и женился на Елизавете, польстившись на приданое.
— А что за Ларины такие?
— Ой, это огромное семейство, человек сто, наверное. Чистокровные орки, но небогатые, и у них куча девиц на выданье, которых не знают, куда девать. Я им немного покровительствую и беру из них компаньонок. Уже троих девиц замуж удачно пристроила.
Лестница закончилась, и мы вошли в бальный зал.
Первым делом Марья Алексевна подозвала лакея, что-то шепнула и сунула в руку записку.
— Сын Дубасова мой крестник, чай не откажет побеседовать. Идём, представлю тебя обществу.
Поручив Александру и Диего заботам каких-то знакомых, она потянула меня зигзагами по залу. За нами хвостиком следовала Таня, улыбаясь и с восторгом смотря по сторонам.
Если бы княгиня хотела меня представить всем дворянам Мурома, то канитель растянулась бы до утра. Но Марья Алексевна выбирала только самые важные и влиятельные семьи: Гвоздевых, Вагановых, Замыцких и Яблочковых. Дамы смотрели на меня сквозь лорнеты, главы семейств сдержанно кивали: вроде бы с симпатией, но слегка высокомерно. Провинциальный гонор во всей красе — они не считали меня ровней ни по богатству, ни по родовитости. Да и ладно, не очень-то и хотелось.
Бурно отреагировала на меня только одна из дочек Яблочковых. Забила в ладоши и восторженно уставилась, тряся светлыми кудряшками.
— Maman, это же тот дворянин! Который дрался недавно на канделябрах!
— Зизи! — Её родительница от возмущения чуть не грохнулась в обморок. — Немедленно прекрати, это неприлично.
Княгиня хихикнула, прикрывшись веером, мы раскланялись и удалились.
— Видишь, Костя, ты пользуешься популярностью у девиц на выданье.
— А можно взять эту популярность деньгами?
— Фу, как вульгарно! — княгиня усмехнулась. — Приличные молодые люди берут с таких барышень совсем другим.
— Тогда я буду неприличным. Мне эти девицы и даром не нужны.
— Их родители тоже так считают, — Марья Алексевна махнула веером. — Для них ты слишком плохая партия, как они думают.
— И слава богу.
— А вот остальные, — она обвела веером зал, — семьи победней, готовы ухватить тебя с потрохами. Будь осмотрительнее, Костя, скажешь неосторожное слово и не успеешь оглянуться, как охомутают. Это не милые рыжие Добрятниковы, а зубастые крокодилы.
— Учту, Марья Алексевна, спасибо.
Наше фланирование по залу прервал подбежавший лакей.
— Ваше Сиятельство, — он низко поклонился княгине, — Николай Васильевич просит вас пройти для беседы.
Марья Алексевна подмигнула мне:
— Как я и говорила.
И мы пошли за лакеем в кабинет предводителя муромского дворянства.
— Марья Алексевна!
Навстречу княгине поднялся крупный мужчина, похожий на медведя. Огромный, с породистым лицом и широченными плечами.
— Рад видеть, голубушка. Давно не баловали своим присутствием. А я скучал, честное слово, скучал. Без вас, знаете ли, веселье совсем не то.
— Ах, Коленька, дела всё, заботы. Да и здоровье уже не то, чтобы на балах до утра гулять.
О как! Предводитель дворянского собрания для неё “Коленька”. Полагаю, с такой протекцией проблем с Реестром у меня не будет. А записаться туда я хотел, даже очень. Как меня просветил Бобров, это не просто список магов-дворян. По указу Анны Иоанновны “О вольностях Талантов” колдуна из Реестра могла судить только императрица, он имел право на всяческие привилегии, а главное — налоговые послабления. А мне для продажи механических лошадей они были ох как нужны!
— Ой, Марья Алексевна, вам ли жаловаться! — Дубасов приложился к ручке княгине. — Вы ещё всех нас переживёте.
— Глупости, — княгиня махнула рукой, — я вот тебе человека привела, Коленька.
Предводитель мазнул взглядом по Тане, скромно стоявшей позади, и повернулся ко мне.
— Как же, наслышан, — Дубасов протянул мне руку.
Рукопожатие у него было сильное, будто он собирался раздавить мне ладонь всмятку. Но так и я не пальцем деланный — small wand требует железной хватки. Секунд двадцать мы давили друг другу руки, пока предводитель не кивнул, довольно улыбнувшись.
— Рад знакомству. Чем я могу помочь?
— Коленька, надо бы его в Реестр вписать.
— Да? — Дубасов искренне удивился. — А что, его не внесли при совершеннолетии?
— Так ведь какое дело... — Марья Алексевна замялась. — Талант он от Василия Фёдоровича получил, совсем недавно.
Дубасов посмотрел на меня с некоторой опаской.
— Тот самый? Который… мертвяцкий?
Княгиня кивнула.
— Кхм… — Дубасов поджал губы. — Записать я запишу. Для вас, Марья Алексевна, всё что угодно, вы знаете. Но только…
— Что такое, Коленька?
— Экзаменацию положено сдать.
Экзаменация? Это ещё что такое? Почему не знаю, почему не говорил никто?
— Ох, а ведь и правда, забыла совсем.
— Только через главу комиссии, ежели он изволит принять.
— А кто у нас глава? Сумароков? — вздохнула княгиня.
— Он, Марья Алексевна, — предводитель развёл руками.
Княгиня и Дубасов сменили тему, обсудили какие-то свои дела, ещё раз обменялись любезностями, и мы пошли обратно в бальный зал.
— Марья Алексевна, с этим Сумароковым будут сложности?
— В ссоре я с ним, — княгиня поморщилась. — Поругались лет пять назад и теперь даже не здороваемся.
— Жаль, очень жаль.
В принципе, обойдусь и без Реестра.