— Вот как? — Шереметев подался вперёд. — Знакомый Талант. Помнится, мы уже спорили с вашим дядей, и, как видите, я вполне себе жив и здоров.
— Дядя умер от старости в своей постели, а не на поединке с вами.
Я крутанул в пальцах вилку. Серебряный столовый прибор вполне годился, чтобы начертать первый атакующий Знак. Вдобавок, вилка наверняка расплавится от потока эфира и горячий металл полетит в моего противника. А я как раз успею выхватить small wand.
На груди растеклось тепло — Анубис напитывал защитную татуировку эфиром. Умничка какой!
— Вы — не Василий Фёдорович, — Шереметев ухмыльнулся, — опыта не хватит. Вы, мой дорогой, молокосос ещё.
В ответ я толкнул Анубиса, и над столом начал сгущаться эфир. Маленькое такое раскалённое облачко, готовое бабахнуть направленным взрывом прямо в лицо графу.
— Вы ничего не забыли, молодые люди?
Голос Марьи Алексевны звучал глухо, с хриплыми нотками. Я повернулся к ней и обомлел. Ёшки-матрёшки! Вот тебе и княгиня!
Её глаза светились голубоватым светом, а по коже пробегали короткие молнии. Будто из глубокой бездны на свет поднимался Талант — взбешённый левиафан в последний день мира. У меня даже волосы по всему телу встали дыбом от напряжённой ауры, которую он излучал.
Посуда на столе мелко зазвенела, вздрогнула и поднялась над скатертью, будто потеряв вес. Воздух загустел, точно янтарь, в котором еле двигали лапками две мушки — я и Шереметев. А нам улыбалась Марья Алексевна — попробуйте, мол, дёрнитесь, глупышки. Хотите узнать, что такое настоящая сила? Ап, и нет вас.
У меня перед глазами поплыло — ни дышать, ни шевелиться, ни пискнуть в присутствии этого было невозможно.
Дзинь! Словно лопнула струна, протянутая из земли в небо. И тут же всё кончилось. Давление спало, а сила ушла обратно в себя.
— Хр-р-р-р… — хрипя, Шереметев дрожащей рукой потянулся к бокалу и выпил, стуча по стеклу зубами.
А я просто дышал. Вдох, выдох, вдох, выдох. Анубис, поражённый такой демонстрацией, спрятался и делал вид, что очень занят. Хвост, наверное, разглядывает, или не знаю, чем ещё может заниматься Талант.
— Марья Алексевна, — подал голос Шереметев, — вы поразительная женщина. Простите, что забылся в вашем присутствии.
— Без него тоже не стоит, — княгиня усмехнулась.
— Простите, — повторил граф и изобразил поклон, — я погорячился.
— Я тоже, — мне пришлось напрячься, чтобы протянуть ему руку. — Давайте начнём с самого начала.
Шереметев смерил меня взглядом, на мгновение задумался, но руку пожал.
— Хорошо, забудем этот досадный инцидент.
Дверь с шорохом приоткрылась, и к нам заглянул ресторатор. Вид у него был несколько растрёпанный.
— Господа, — произнёс он сиплым голосом, — другие гости заведения спрашивают — им бежать в ужасе или всё обойдётся?
Граф расхохотался. Задорно и от души, тряся головой.
— Ох, шельмец, — он погрозил ресторатору пальцем, — умеешь задать правильный вопрос. Пусть сидят, ничего страшного не происходит. Всем шампанского за мой счёт.
— Сделаю, — ресторатор поклонился и в тот же миг исчез.
А Шереметев налил себе в бокал из бутылки и откинулся на спинку стула. Взгляд его был таким же тяжёлым, но уже без явной угрозы. Что же, попробуем поговорить ещё раз.
— Пётр Борисович, скажите, какие мои “заявления” вызвали у вас гнев?
Шереметев искоса зыркнул на меня и сложил руки на груди.
— Вы сами знаете.
— Представьте себе, Пётр Борисович, не знаю. Даже предположить не могу.
Граф поджал губы.
— Вы изволили заявить, что жаждите кровной мести по отношению к моей семье. И обещали поставить мою голову на каминную полку.
— Я?!
— Вы-с.
— Ничего подобного. Ваша семья мне абсолютно безразлична, как и ваша вражда с дядей — он не завещал мстить вам. А что касается вашего… ммм… сына, то я лишь защищался. Можете спросить Судью…
— Я имел с ним беседу, — Шереметев вперился в меня, будто собирался просверлить дырку. — Так вы не говорили про кровную месть?
— Нет.
— Поклянитесь.
— Вам мало моего слова? Хорошо, — я поднял руку и призвал Анубиса. — Пусть Талант будет свидетелем, я не требовал мести и не собирался вредить роду Шереметевых.
По комнате пронёсся вихрь эфира — Талант засвидетельствовал клятву.
— Вы довольны? Очень хорошо. Тогда и я в ответ спрошу, Пётр Борисович: за что вы меня невзлюбили? Я исполнял пожелание дяди, приняв его Талант. Не больше, но и не меньше. Вмешательство в волю покойного…
Шереметев выставил ладонь, прерывая меня:
— Погодите, Константин Платонович, не надо лишних слов.
Он опустил руку и пробарабанил пальцами по столу несколько тактов военного марша. На лице графа была смесь злости и раздумий.
— Я, — проговорил он медленно, — не отдавал сыну приказа убивать вас. В письме я просил его только поговорить. Выкупить ваше наследство или привлечь в семью. Формально, как наследник Василия Фёдоровича, вы имели на это право. Боюсь, мой покойный сын неправильно истолковал поручение или решил проявить ненужную инициативу.
— Или ему помогли так истолковать.
Граф вскинулся, глядя на меня вопросительно.
— Тот, кто солгал вам обо мне и тех словах, что я не говорил.
В глазах Шереметева промелькнула чёрная тень.
— С этим я разберусь сам, — уголок рта графа дёрнулся, — это не ваша забота.
Он замолчал и как-то осунулся. Плечи опустились, вокруг глаз пролегли морщины. Стало заметно — граф уже не так молод, как хочет казаться. И наш разговор немного пошатнул его дух.
— У меня нет к вам ненависти и открытого счёта, Константин Платонович. Вадим мёртв по своей глупости, и я не буду требовать с вас ответа.
— Тогда считаем наши взаимные вопросы закрытыми.
Я встал, протянул ему открытую ладонь. После секундного колебания, Шереметев тоже поднялся и скрепил слова рукопожатием.
— Марья Алексевна, — граф поклонился, — вынужден покинуть вас. Дела ждать не могут, да и вы уже утомились моим обществом.
Он поцеловал руку княгине и вдруг обернулся:
— Ах да, чуть не забыл, — Шереметев вытащил свёрнутую вчетверо бумагу и протянул мне. — Это вексель на десять тысяч рублей. Я обещал Шарцбергу закрыть тяжбу с вами и выполняю его решение. Надеюсь, вы распорядитесь деньгами с умом.
Мы тоже не стали задерживаться — есть после такого напряжённого обмена мнениями не хотелось. Да и Марья Алексевна выглядела крайне усталой. Она тяжело опёрлась на мою руку и очень медленно пошла к экипажу.
— А ты думал, в моём возрасте Талант легко призвать? — криво усмехнулась княгиня. — Я такой фокус чаще, чем раз в месяц, сделать не могу.
— Как же так? Ведь у вас такая сила.
— Чем больше сила, тем сложнее позвать. Будешь в моих летах, сам увидишь.
Она с кряхтением забралась в карету, села и со вздохом откинулась на подушки.
— Я думала, вы ресторан разнесёте.
— Простите, не хотел до этого доводить.
— Пустое, Костя, пустое. Рада, что всё так хорошо закончилось. Хотя с какой стороны посмотреть.
— Есть плохая сторона?
— А ты разве не понял? — она подняла бровь. — Вас кто-то пытался стравить. Очень умно, между прочим, тонко и хитро.
— Это я заметил. Только неясно, ради чего. Я, вроде бы, не успел ещё врагов завести, чтобы ради меня затевать столь сложную интригу.
— Кто знает, — княгиня кивнула, — может, и враги Шереметева тебя использовали. Хотя они и у тебя могут быть.
— Откуда, Марья Алексевна? Я, по большому счёту, только приехал в Россию. И полугода не прошло. Сидел в имении, никуда не выезжал, ни с кем не виделся.
— А зачем тебе их лично заводить? Они тебе могли по наследству достаться от Василия Фёдоровича. Знаешь, скольким людям он жизнь попортил? Сколько крови ещё в прошлое царство из знатных родов выпил? Его в ссылку матушка-императрица не только за личную неприязнь отправила.
Такой вариант я не рассматривал. Наследственные враги? Хорошенькое дело. С учётом, что я не знаю, кто это может быть.
Княгиня будто прочитала мои мысли и подсказала:
— Поищи в бумагах Василия Фёдоровича. Вдруг там найдутся какие-нибудь подсказки.
Я кивнул в ответ и задумался. Очень сомневаюсь, что дядя оставил мне прямые указания на давних недругов. Так что придётся удвоить бдительность и стать осторожнее. А при случае ещё копнуть — какое отношение к этому имеет князь Голицын. Он ведь тоже участвовал, послав ко мне Боброва? Надо разбираться, где прячутся в этой истории концы и как их распутать.
Уехать домой не получилось и на следующий день. Во-первых, я обналичил вексель в банке. Деньги мне понадобятся, и желательно держать их при себе в виде золота. А во-вторых, ко мне приехал Белинский и попросил переговорить без свидетелей.
— Я был у Судьи, узнал все подробности дела и не хочу оставаться у вас в долгу, — заявил он и начал рассказывать без предисловий: — Этот человек, который хотел вас убить, приехал неделю назад. Сказал, что вы пригласили Вадима Шереметева для беседы и подло убили его в спину. А его отец не стал мстить, так как вы под защитой Голицыных. Он попросил друзей Вадима, и меня в том числе, встать на защиту его чести.
— И вы вызвали меня на дуэль.
Белинский кивнул.
— Кто он? Как представился?
— Он хотел сохранить инкогнито.
— И вы поверили незнакомцу?!
— С ним было письмо от моего знакомого из Петербурга, я не увидел повода не доверять.
— От кого было письмо?
Белинский вздохнул и протянул мне бумагу.
— Там есть подпись. А теперь разрешите откланяться.
— Спасибо, Василий Григорьевич.
— Не надо благодарить, — он сердито поморщился, — это был долг чести, не больше. Мы всё равно останемся врагами, Константин Платонович. Однажды я отплачу вам за “канделябры” сполна.
Белинский церемонно раскланялся и вышел. А я уважительно кивнул ему вслед. Люблю принципиальных людей! А ещё это мой первый личный враг, а не дядино наследство. Пожалуй, я даже расстроюсь, если его застрелят раньше, чем мы снова сойдёмся в поединке.