Всю следующую неделю я впахивал как проклятый. Полторы пушки в день — это вам не фунт изюма скушать! Впрочем, ел я тоже неплохо: утром меня кормила завтраком хозяйка дома, где мы остановились; обед приносил унтер Сидоров; а вот ужинал я исключительно в офицерском собрании.
По совету Серафима я «проставился» — выставил господам военным шампанского за мой счёт. И сразу как-то проще стало общаться, меня перестали сторониться, здоровались и звали сыграть на бильярде.
Забавно — лучше всех в армии ко мне относились солдаты с артиллерийской батареи. То ли из-за того, что я «вошёл» к ним в артель, то ли прониклись уважением, видя, как я корячусь над пушками. Но факт есть факт: орудия они прикатывали без лишнего напоминания, носили мне квас и чистили моего коня.
Мурзилка и вовсе стал героем батареи. Он передушил всех крыс в казарме, а в ответ солдаты кормили его от пуза, вычёсывали и чуть ли не на руках носили. Котяра стал ещё больше, шерсть лоснилась, а с морды не сходило царственное выражение.
С последней пушкой я закончил к обеду шестого дня. Вытер руки ветошью, проверил отзвук Печати и позвал унтера.
— Сидоров!
— Здесь, вашбродь!
— Откатывайте орудие на место. Последнее?
— Так точно, вашбродь! Вы все уже сделали.
— Отлично. Тогда тебе будет два задания.
Орк вытянулся во фрунт.
— Во-первых, доложи Ивану Герасимовичу, что я закончил и завтра жду его на приёмку орудий.
— Сделаю, вашбродь!
— Во-вторых, дай руку, — я вытащил несколько рублей и высыпал унтеру в ладонь, — поставь солдатикам по чарке, заслужили.
Сидоров шмыгнул носом, глядя на деньги, и кивнул.
— Только смотри, не переусердствуйте. Чтобы порядок не нарушали и не шатались по городу.
— Да как можно, вашбродь. Мы службу знаем, наливать тоже научены. Не извольте сомневаться, никто даже не заметит.
— Вот и славно. Веди моего коня, на сегодня всё.
Скакуна мне привёл один из солдат, а вот Мурзилку принёс лично Сидоров, не доверив никому такую честь.
— Вашбродь, а вы завтра Ивану Герасимовичу пушки сдадите, и всё, уедете от нас?
— Не знаю, Сидоров, не знаю, как начальство прикажет.
Унтер вздохнул.
— Вы знайте, Константин Платонович, ежели что, мы всегда помочь готовы.
Я похлопал его по плечу.
— Война долгая, ещё встретимся.
Из расположения батареи я выезжал с лёгким сожалением. Хорошие солдаты, не спорю. Пожалуй, я бы послужил в этом подразделении, если бы не их начальник.
Утро началось с того, что Васька стал трясти меня за плечо.
— Вашбродь! Вашбродь! Константин Платонович!
— Что случилось? — я открыл глаза и недовольно глянул на денщика.
— Стреляют, вашбродь! Пушки!
— Ёшки-матрёшки! Воды мне, быстро!
Я умылся, оделся и рванул к выходу. Пруссаки? Не стали ждать, пока кончится распутица, и пришли воевать русскую армию? Как неудачно-то получилось! Куда смотрела разведка, хотел бы я знать? Раздолбаи, лентяи и бездари!
Васька, не дожидаясь приказа, привёл из конюшни лошадь, и я помчался на батарею, ставшую практически родной. Выстрелов должно хватить и на целый день боя, а вот прикрыть от магических атак, боюсь, что будет некому. Что-то я сомневаюсь, что майор обладает сильным Талантом, если он у него вообще есть. Сильные маги идут в кавалерию, в крайнем случае в пехоту, но не к деланному волшебству пушек.
Часовой на воротах увидел меня издалека, узнал и заранее поднял шлагбаум. На всех парах я ворвался в расположение батареи, так что пришлось поднимать коня на дыбы, чтобы затормозить.
Бух! — на земляной флеше выстрелило орудие. Я соскочил с седла и бросился по пандусу вверх. Ну сейчас вы у меня попляшете, кто бы там ни был!
Глава 34— Пушки и разведка
Возле пушки суетилась орудийная прислуга, а чуть в стороне стоял майор Корсаков, сложив руки на груди.
— Доброго утра, Константин Платонович, — он кивнул мне и громко выкрикнул: — Следующее орудие! Заряжай! Наводка на цель в пятьсот аршин!
— И вам доброе, Иван Герасимович.
Я покрутил головой, оглядывая флеш, посмотрел в сторону моста и выдохнул. Нет, никакого неприятеля и в помине нет. Майор, похоже, решил проверить мою работу практическими стрельбами. А получше времени не нашёл? Обязательно начинать в такую рань?
В своём мнении я был не одинок. В расположение батареи влетел на коне пехотный полковник с гневным лицом.
— Герасимович, ты что творишь?! — заорал он. — Что за стрельба, я тебя спрашиваю? Совсем с ума сошёл от безделья!
Корсаков обернулся и помахал рукой полковнику.
— Приказ Фермора, Петрович. Учебные стрельбы по требованию штаба корпуса.
Полковник зло выругался, развернул коня и умчался обратно. Майор только хмыкнул и дал отмашку:
— Пли!
Орудие жахнуло. Майор, прищурившись, проследил полёт ядра и удовлетворённо кивнул.
— Вы не завтракали, Константин Платонович? Тогда составьте мне компанию, раз уж приехали в такую рань.
Мы спустились с флеши и пошли в каменный дом, где обитал майор. Там уже был накрыт стол, а денщик Корсакова как раз ставил в центре жареного поросёнка. На мой вкус, и остальная снедь была не утренняя — пироги, сало, паштеты и заливное.
— Присаживайтесь, Константин Платонович. — Майор заметил мой скептический взгляд и улыбнулся. — Старая привычка, знаете ли, плотно завтракать. Никогда не знаешь, как пройдёт день и когда будет следующий привал.
— Для желудка вредно, Иван Герасимович.
— Может быть, — он рассмеялся, — вот выйду в отставку, женюсь, поселюсь в своём имении, тогда и буду обедать полезно.
Майор, впрочем, не торопился набрасываться на еду. Он кинул на меня долгий взгляд и вздохнул:
— Я должен извиниться перед вами, Константин Платонович. Отстрел показал: орудия в лучшем состоянии, чем когда бы то ни было.
— Рановато вы проверять начали, могли бы и меня дождаться.
— Так и собирался, — майор хмыкнул, — но Фермор решил, что утренняя учебная тревога будет не лишней. Немного суеты для поднятия бдительности — как раз то, что нужно перед летней кампанией.
Он пожевал губами, подбирая слова, и продолжил:
— Константин Платонович, я действительно был к вам несправедлив. Увы, все фейерверхмейстеры, с кем мне доводилось работать, отличались безалаберностью, ленью и непунктуальностью. Вы оказались их полной противоположностью — сделали за неделю то, на что у них уходило по два месяца. Прошу принять мои искренние извинения!
Что же, понятно, почему он так отнёсся ко мне поначалу. Будь я на его месте, пожалуй, тоже был бы пристрастен к фейерверхмейстерам.
С моей стороны вставать в позу и углублять конфликт не имело смысла. Наверняка ещё придётся работать с Корсаковым.
— Извинения приняты, Иван Герасимович.
Майор встал и протянул мне руку. Я поднялся навстречу и пожал крепкую мозолистую ладонь.
— Рад, что мы смогли объясниться, Константин Платонович. И ещё больше рад, что ошибся в вас. Очень, очень хорошая работа.
Корсаков сел на своё место и принялся за еду. Но уже через пару минут отложил вилку и спросил меня:
— Константин Платонович, какие у вас планы?
Я пожал плечами.
— Привести в порядок полковые орудия.
— А дальше?
— Не знаю, честно говоря. Что прикажет штаб корпуса, тем и займусь.
— Если я хоть что-то понимаю в людях, вы не собираетесь отсиживаться по тылам. Как вы отнесётесь к предложению стать моим заместителем в батарее? У меня давно открыта вакансия, да всё не попадался толковый офицер.
— Иван Герасимович, зависит не от моего желания. Мной распоряжается штаб корпуса.
— Если вы согласны, я сам улажу этот момент.
Неожиданное предложение, честное слово. Пойти под начало майора? Почему бы и нет, собственно говоря. Орудия я знаю, с нижними чинами знаком. Не в пехоту же идти, в самом деле! Тем более повлиять на исход войны проще как раз из артиллерийской батареи, если умеешь стрелять. Кстати, есть у меня одна мысль, подходящая к такому случаю.
— Иван Герасимович, я видел, что у батареи своя кузница. Вы разрешите мне привлечь кузнецов для моего личного проекта?
Майор с удивлением посмотрел на меня.
— Эмм… — он дёрнул щекой, но, видимо, решил, что цена моего назначения вполне подходящая. — Да, пожалуйста, используйте.
— Тогда я согласен. Готов пойти к вам заместителем.
Мы с ним ещё раз пожали друг другу руки и вернулись к завтраку. Договорится майор в штабе, значит, такая судьба. А нет значит нет.
После разговора с майором я отправился в штаб корпуса и нашёл Суворова. Доложил об окончании работ на батарее и получил короткую благодарность. А в нагрузку к ней Суворов выдал мне провожатого для поездки по полкам — прапорщика лет восемнадцати. Парнишка пытался изображать из себя бравого вояку, хмурился и делал мужественное лицо, но выглядел смешным и забавным.
Теперь каждое утро он заезжал ко мне на квартиру, чтобы сопроводить в очередной полк. Я усаживал смешного прапорщика с собой завтракать, отчего тот краснел, отнекивался, но каждый раз соглашался — кормила хозяйка дома вкусно, а поездки у нас были долгие. Теперь я прекрасно понимал Корсакова: в таком режиме завтрак — это главный приём пищи.
Потянулись разъезды: Псковский пехотный полк, Лифляндский пехотный полк, Тобольский пехотный полк, Ростовский гренадерский полк, Коломенский пехотный полк, Низовский пехотный полк, Вологодский, Апшеронский. И везде одна и та же картина — шесть лёгких орудий, запущенных донельзя.
Впрочем, лёгкие пушки — это вам не двенадцатифунтовки полевой артиллерии. С ними я разбирался всего за день: почистить, продуть, наложить Печать, и всё. Пока последняя продувается, первая уже готова к стрельбе. Ну а что? Ездить же в одно место несколько раз, никаких коней не хватит.
Кстати, в Тобольском пехотном полку я так и не увидел спорщика Ржевского. То ли он был где-то с поручением, то ли капитан решил не вспоминать про наше пари. Да и ладно, подарок его мне не нужен, но в следующий раз попеняю ему за забывчивость.