«Близнятами» я занимался на привалах. За пять или шесть вечеров я стёр все старые Печати, продул стволы и наложил собственные связки. Поставил Печати огня, Знаки-усилители и обернул каналы стволов спиралями Знаков-концентраторов. Скажу честно: работа получилась на загляденье. Двуствольный «огнебой» калибра четыре дюйма. И стреляет не банальными ядрами или картечью, а сгустками раскалённого концентрированного эфира! Практически один в один фантастический плазмомёт, как будут его рисовать через двести лет. Только у меня он настоящий и работает, хоть и выглядит архаично. Осталось только проверить его в деле.
Кстати, я обратил внимание, что все драгуны вооружены «огнебоями». Правда примитивными, стреляющими дай бог пару раз в минуту, но надёжными, как молоток. Таким даже подзарядка Печатей не требуется — двадцать лет прослужат, и хоть бы хны. Они отлично подходили для стрельбы верхом, а пешком драгуны сражаются не слишком часто.
Вопрос, что нагружено на ту самую лошадь, меня не отпускал. В один из привалов, уже ночью, я тихонько раскинул «ловчую сеть» и аккуратненько заглянул в кожаные сумки. Опаньки! Золото. Причём не российские монеты, а нидерландские дукаты, или, как их называют в России, «лобанчики». Всё интереснее и интереснее, однако. Суворов послан подкупить кого-то из окружения Фридриха? Не знаю, господа, не знаю. И спрашивать напрямую не буду — не хочется мне в такие секреты влазить, потом не отмоешься.
Мы пробирались всё дальше на запад малоезжеными дорогами, по лесам, сохранившимся здесь, избегая людных трактов. Да-да, конечно, разведка, хмыкал я в уме, но держал мнение при себе.
Сегодня отряд ехал по дороге через густой ельник, отдалённо походивший на леса под Муромом. Я держался рядом с Суворовым: в пути мы обсуждали кампанию прошлого года, сожалели о перемирии, заключённом с Фридрихом, и ругали союзников-австрияков за злокозненность и непоследовательность. В общем, вели светские беседы, приличные офицерам.
— Авангард возвращается? — Суворов привстал в стременах.
Где-то впереди, за поворотом, послышалось конское ржание. И тут же смолкло, будто его и не было. Мне вдруг почудился запах крови, будто рядом мясник разделывал коровью тушу.
Предчувствие не обмануло меня. Отряд свернул за поворот — лес впереди расступился, рассечённый неширокой рекой. Дорога вильнула к старому каменному мосту. Ничего необычного, если не считать чужой отряд всадников, одновременно с нами выехавший из леса на другой стороне реки. Авангард, мать етить его так, где наш авангард?!
Пруссаки. Да и не просто абы кто — усатые кирасиры, в чёрных стальных нагрудниках, треуголках с белым плюмажем, на массивных механических конях, правда не авалонских, а германской работы. Скажем честно: драгунам против тяжёлой кавалерии выстоять крайне тяжело. Один залп, затем начнётся рубка, и всадники в стальных кирасах разрежут строй драгун, как раскалённый нож масло.
— Halt!
Командир пруссаков поднял руку, останавливая движение колонны всадников. Сколько их? Пожалуй, полуэскадрон, шестьдесят или около того кирасир. Многовато для нас, ой, многовато! Даже если разделаем их, от нашего отряда останутся рожки да ножки. Я обернулся, нашёл взглядом Кижа и сделал ему знак готовить орудие. Он понятливо кивнул и исчез за спинами драгун.
Впрочем, Суворов тоже не впал в ступор — скомандовал драгунам развернуться широким фронтом, чтобы можно было дать залп, и вытащил пистолеты. На другой стороне реки обнажались кирасирские палаши и слышались щелчки взводимых пистолетов.
— Meine Herren, würden Sie gerne verhandeln? — закричал командир пруссаков и с белым платком в руке поехал к мосту.
— Переговоры просит, — Суворов повернулся ко мне и криво улыбнулся: — Уважим пруссака, Константин Платонович?
— Почему нет? Давайте поговорим, вдруг он желает нам сдаться.
Суворов рассмеялся:
— Не зря я вас позвал, Константин Платонович. Без ваших шуток было бы гораздо скучнее.
Мы тронули поводья и вместе поехали к мосту.
— Господа! — пруссак учтиво поклонился в седле. — Рад видеть фас в этот чудесный день.
Мы с Суворовым тоже поклонились.
— Да, чудесный день, господин оберст.
— И такая замечательная фстреча! Как хорошо, что я фас найти здесь.
— Действительно, отличная встреча, — я широко ему улыбнулся. — Жаль, что она будет скоротечна.
— Ах, что фы! Я надеюсь, что мы ещё не скоро простимся с фами.
— Нет-нет, — Суворов тоже включился в игру, — мы очень торопимся, господин оберст. Боюсь, мы не можем вас утруждать нашим обществом.
— Ничуть, господа! Мне достафит наслаждение общаться с фами. Прошу проехать со мной. Мой полк будет рад фидеть таких гостей.
— Увы, милейший, но мы никак не можем задерживаться. Спешим! В следующий раз…
— Я не приму фашего отказа, господа. Фы и фаши люди поедете со мной. — Пруссак осклабился, встопорщив рыжие усы, и стал похож на таракана. — Сегодня фы мой гость.
— Простите, сударь, но мы вынуждены отклонить ваше предложение. Но если вы настаиваете, мы можем пригласить в гости уже вас.
— Хах! — он рассмеялся, скрипуче и неприятно. — Фы смешите меня. Мои кирасиры гораздо лучше умеют фстречать таких гостей. Ап! И фы уже приглашены. Ну, или отдыхаете ф дерефянных коробочках под этими замечательными ёлками.
Анубис у меня в груди заворочался и начал подниматься. Почувствовав движение эфира пробудились Таланты Суворова и пруссака. Воздух между нами потёк будто раскалённый, а плюмаж на треуголке оберста распушился от наэлектризованности. Отчётливо запахло озоном, как перед грозой.
— Значит, — пруссак обвёл нас тяжёлым взглядом, — фы есть не хотите принять моё фежливое приглашение?
— Боюсь, вынуждены вас огорчить, любезнейший.
— Тогда, — он показал зубы, — фы огорчитесь фдфойне. До смерти огорчитесь.
— Дорогой оберст, как бы вы сами не расстроились до смерти от нашего отказа.
— Что же, — пруссак кивнул, — посмотрим. Через дфе минуты мы будем иметь честь атакофать фас.
Мы раскланялись и разъехались к своим войскам.
— Александр Васильевич, мне нужна ваша помощь, — почти шёпотом я попросил Суворова. — Дайте команду драгунам расступиться и пропустить пушку.
— Надеетесь сдержать их одним залпом?
Я пожал плечами.
— Как получится. Может быть, успею дать три выстрела.
Суворов посмотрел на меня недоверчиво и покачал головой. Ну да, обычное орудие перезарядить точно не получится. Но у меня в рукаве есть козырь, который ещё никому не показывал.
— Верьте мне, Александр Васильевич, — я улыбнулся, — обещаю, что не подведу.
За спиной послышался лязг и топот копыт. Даже оборачиваться не требовалось, чтобы понять — пруссаки строятся для атаки. Мы с Суворовым, не сговариваясь, ускорили лошадей.
— В две шеренги! К залпу по команде!
Суворов принялся выстраивать драгун. К счастью, он помнил мою просьбу и дал команду освободить проход. Я направил туда коня и через пару секунд спрыгнул возле пушки.
— Взяли! — я скомандовал Кижу и Ваське. — Выдвигаем!
Втроём мы выкатили орудие вперёд, за строй драгун. Времени уже не оставалось, кирасиры перешли мост и начали разбег. Блеск поднятых палашей, чёрные кирасы, топот копыт.
— Огонь! — я скомандовал сам себе и ударил ладонью по запальному Знаку.
Глава 36— Эльза
Выстрел оглушил меня. В полной тишине я наблюдал, как двойной выстрел жахнул навстречу пруссакам.
Магическую защиту то ли самого оберста, то ли одного из офицеров, прикрывавших строй, раскалённый эфир расколол, как яичную скорлупу. Дзинь, и нет никакого щита, поднятого Талантом. И горящие эфирные сгустки ударили в колонну атакующих кирасир.
Первые ряды всадников просто испарились. Эфир распылил их на атомы и развеял полупрозрачным дымом. Ёшки-матрёшки! Что за жуткое орудие я собрал?
Но двойной выстрел не распался, а влетел в следующие ряды пруссаков. Мощности испарить всадников уже не хватало, но механические лошади для заряда оказались будто пластилиновые.
Магические движители соприкосновения с раскалённым эфиром не выдержали. Бух! Бух! Бух! Накрывая всё вокруг стальными осколками, движители взорвались.
Из первой волны всадников не осталось никого. Одних разорвало, других посекло взрывами, третьих выбросило из сёдел. Атакуй они развёрнутым строем, огонь «близнят» не нанёс бы такого ущерба. Но на узкой дороге пруссаки сжались в колонну и получили сполна.
— Заряжай! — рявкнул я.
И сам же влил в Печати пушки эфир из Анубиса.
— Целься!
Стволы повернули, беря под прицел мост.
— Огонь!
Стрелы раскалённого эфира перечеркнули мост, снося всё на своём пути. В воздухе разлетелись в разные стороны куски механических лошадей, человеческие тела и стальные полоски оружия пруссаков.
Не знаю, может быть, они кричали, но я ничего не слышал, оглушённый «близнятами». Да и не хотел бы знать, как звучат предсмертные крики десятков людей. Враги, они и есть враги — если бы не я их, через минуту они бы растоптали меня.
— Заряжай! Целься! Огонь!
Третий выстрел снёс только троих всадников на другом берегу реки. Слишком неудобный угол был для стрельбы, да и я поторопился.
Ещё раз выстрелить? Нет, пожалуй, стволы «близнят» и так раскалились, грозя разрушить Печати.
Бум! Слух вернулся рывком, и тут же по ушам ударил слитный залп наших драгун.
— В атаку!
Выстрелив из «огнебоев», драгуны обнажили палаши и рванули добивать кирасир. Всадники преодолели мост и погналась за удиравшими пруссаками. Но уйти никто из них не успел. Двадцать минут, и всё было кончено.
— Здорово вы их, Константин Платонович. Не пушка, а настоящий бич божий.
Суворов, подъехав к орудию, покачал головой. Мурзилка, разлёгшийся на тёплых «близнятах», поднял голову и насмешливо мяукнул. Будто он лично руководил атакой и теперь милостиво принимал поздравления.