— Не страшно, мне тоже требуется время для создания прототипа.
— Какой вы предусмотрительный, — Шешковский рассмеялся, — будто знали, что я к вам заеду. Признайтесь, вы даром предвидения не обладаете?
Я развёл руками, сделав наигранно простецкое лицо. Не знал, но заготовка была придумана заранее. Не подвернись Шешковский, она пошла бы в дело позже уже с другим участником. Благо через Марью Алексевну можно было подобрать подходящего влиятельного человека. Но Тайная канцелярия даже лучше, идеальный партнёр для телеграфа — деньгами не придётся делиться, вместо них отдавая информацию.
— Как ни приятно с вами беседовать, Константин Платонович, но вынужден откланяться. Мне действительно требуется попасть в имение, а в канцелярии отпустили на крайне малое время. Рад был увидеться с вами и вдвойне рад, что вы в полном здравии.
— Взаимно, Степан Иванович. Всегда рад вас видеть.
Проводив Шешковского, я вернулся в дом, стараясь выглядеть довольным и возбуждённым. Пришла пора разыграть провокацию против Икса.
— Костя, всё в порядке?
В гостиной собрались практически все мои домашние. Визит Шешковского обеспокоил их, и меня готовились засыпать кучей вопросов.
— Всё хорошо, Марья Алексевна. Всё просто чудесно. Вечером я уезжаю в Москву по срочным делам. А сейчас, прошу простить, мне нужно подготовиться к поездке. Если что, я буду в кабинете.
— Костя! — Марья Алексевна окликнула меня уже на пороге гостиной. — Что-то случилось?
— Нет, пока ничего. Но скоро случится, в хорошем смысле этого слова. Отольются одной кошке мышкины слёзы, уже очень-очень скоро.
Хищно улыбнувшись, я поклонился собравшимся и, не дожидаясь новых вопросов, пошёл на второй этаж. Намёк сделан ясный и однозначный. Если, как я думаю, Икс работает на Голицына, он должен обязательно отреагировать. А если нет, мне в любом случае требуется съездить в Москву и навестить сударыню Ягужинскую.
К поездке я не готовился ни минуты, а принялся разбираться с бумагами. За время моего отсутствия накопились какие-то письма от незнакомых мне людей, так что пришлось вчитываться и пытаться понять, чего от меня хотят. Но не успел я кинуть в мусорную корзину и пару штук, как в кабинет постучали.
— Константин Платонович, разрешите?
В дверях показался учитель-орк Апполинарий.
— Входите, уважаемый.
— Я хотел попросить вас взять меня с собой в Москву, если это вас не стеснит.
— Зачем?
— Хотел приобрести некоторые учебники, книги и кое-что из письменных принадлежностей. Деньги мне Лаврентий Палыч обещал выдать, а школа всё равно на ремонте, и занятий сейчас нет.
— Хорошо, возьму. Будьте готовы часам к шести.
Я снова взялся за письма, но меня опять прервали.
— Костя, не помешаю?
Бобров бочком просочился в кабинет, не дожидаясь разрешения.
— Ты не против, если я с тобой в Москву съезжу? Хочу развеяться после всех событий, проветрить голову. Ну и корреспонденцию забрать накопившуюся.
— Без проблем, Пётр. В шесть часов будь готов выезжать.
Он радостно кивнул и также боком вытек из комнаты.
Минут двадцать я занимался чтением и выбрасыванием писем. Одни пытались получить от меня денег на «учёбу в заграничном университете», мотивируя тем, что я сам учился и должен помочь другим. Вторые предлагали делать мне механических быков, осликов и слонов — мол, большая помощь будет России от этих изобретений. Третьи предлагали жениться на их дочерях, писанных красавицах и умницах, только волей случая оставшихся без приданого.
Единственное письмо, которое меня заинтересовало, было от Ивана Петровича К., мещанина из Нижнего Новгорода, учившегося часовому делу. Он обращался ко мне как к учёному и просил совета по устройству кое-каких механизмов, прилагая дельно выполненные чертежи. Я отложил конверт отдельно, собираясь позже ответить этому самородку обстоятельно и по делу.
— Констан, — в комнату без стука вошла Диего, — ты не занят?
— Что случилось?
Подойдя к столу, она наклонилась ко мне так, что в разрезе свободной белой блузы мелькнула смуглая грудь. То ли специально, то ли случайно, непонятно.
— Возьмёшь меня с собой в Москву?
Я вопросительно поднял бровь.
— Скучно стало?
— Мне требуется посетить некоторые женские магазины, — она ухмыльнулась, — надеюсь, ты не хочешь услышать, зачем именно.
— Почему бы и нет. Место есть, можешь составить мне компанию.
— Благодарю, Констан.
Она улыбнулась, а в глазах испанки мелькнула торжествующая искорка.
— Выезжаем в шесть, не опаздывай, пожалуйста.
— За это не беспокойся, — махнув рукой, Диего пошла к двери, — такую хорошую возможность я не упущу.
Снова оставшись в одиночестве, я откинулся на спинку стула и выдохнул. Всё интереснее и интереснее! Провокация сработала слишком уж хорошо — все подозреваемые резко захотели поехать в Первопрестольную. Что же, придётся проконтролировать в Москве всех троих. Сложно, без сомнения, но что-нибудь придумаю. Какой у нас расклад? Предположим, за Бобровым я прослежу сам. На Диего натравлю Кижа. А кто будет пасти Апполинария? Я потёр переносицу и щёлкнул пальцами — Васька! Мой денщик уже пришёл в себя, освоился в усадьбе и под руководством Настасьи Филипповны осваивал профессию моего камердинера. Он-то и проследит за учителем.
На стене у меня за спиной висел витой длинный шнур с пушистой кисточкой. Я дёрнул за него, и через полминуты в комнату вбежал орчонок Афонька.
— Позови ко мне Дмитрия Ивановича и Ваську.
Бывший денщик явился так быстро, будто стоял прямо за дверью. Я приказал ему собрать дорожный саквояж и быть готовым ехать вместе со мной. Начинающий камердинер по-военному сказал «так точно» и кинулся исполнять поручение.
Киж тоже не заставил долго ждать и через пять минут уже сидел в кресле напротив меня.
— Дмитрий Иванович, в шесть вечера я выезжаю в Москву.
— Слышал, — мертвец кивнул, — для меня будет особое задание?
— Угадал. Со мной едут Диего, Пётр и Апполинарий. Есть подозрение, что кто-то из них предатель и работает на Голицына.
Ноздри Кижа раздулись, а сам он подался вперёд.
— Поручите мне их пытать! Калечить не буду, они и так у меня заговорят.
— Остынь, Дмитрий Иванович. Никого пытать не требуется. Пока. Для начала удостоверимся, что мои предположения имеют под собой почву. До моего отъезда проследи за усадьбой, не пошлёт ли кто известие отсюда. Затем, выждав несколько часов, возьмёшь коня и поедешь следом за мной. Осторожно, как ты умеешь, найдёшь нас в Москве и проследишь за Диего. Куда она пойдёт, с кем встретится, что будет говорить.
— А остальные?
— За ними тоже пригляд будет, не волнуйся.
— Сделаю, Константин Платонович, в лучшем виде.
Я отослал Кижа и с головой погрузился в письма. До отъезда ещё есть время, и его надо провести с пользой, всё равно никто за меня эти бумажки не разберёт.
Короткая дорога на Владимир, мимо Добрятина и Гусь-Мальцевского, окончательно просохла после дождей, но не стала лучше. Вместо огромных луж теперь были ямы, колдобины и ухабы. На козлах дормеза тряслись Васька с Кузьмой, а я с Диего, Апполинарием и Бобровым «наслаждался» русскими горками внутри. Спать в таких условиях было невозможно, читать тоже, и мы скрашивали дорогу разговорами о всякой ерунде.
К моему удивлению, обычно надменная испанка шутила, смеялась и вела себя несколько развязно. На грудь она что ли перед дорогой приняла? Впрочем, лучше так, чем её лёгкое высокомерие и фырканье.
— Через пару часов нормальная дорога пойдёт. — Бобров, непривычно меланхоличный, тяжело вздохнул. — Терпеть не могу здесь ездить. Лучше уж через Муром крюк дать.
— Пару часов? — Диего вытащила круглые карманные часы, откинула крышку и посмотрела на циферблат. — Не так долго.
Она крутанула цепочку часов на пальце, кинула на меня взгляд и спросила:
— Констан, а ты почему без часов?
— Не привелось случая купить. Да и ненадёжные они, как говорят, ломаются часто, а часовщика в здешней глуши не найдёшь.
— Зря так считаешь. Мои Жаке Дро ни разу не ломались и заводить не надо. Вот, посмотри!
Диего бросила часы прямо мне в руки. Вещица оказалась интересной — серебряный корпус, гравировка и тикающий механизм внутри. Подушечки пальцев знакомо кольнуло — пружину часов приводили в движение крохотные Печати. Пожалуй, надо купить себе такую же штуку, разобрать и посмотреть устройство.
Я нажал на круглую металлическую кнопку и открыл крышку. Единственная часовая стрелка на циферблате дёрнулась и перескочила сразу на два деления. Механизм вздрогнул, и тут же серебряный корпус покрылся ледяным инеем.
— А…
Не успев сказать и слова, я застыл с открытым ртом. Всё тело пробрал лютый мороз, не давая пошевелить даже глазами. Прежде чем окончательно превратиться в ледышку и отключиться, я увидел, как Диего с размаху бьёт Боброва в висок.
Конец четвертой книги