— Ах да, как я мог забыть.
Судя по тону, алхимические опыты крайне интересовали Панина, но Сен-Жермен не спешил делиться результатами с другими масонами.
— А вы в курсе его изысканий?
— Увы, алхимия не входит в круг моих интересов, другая специфика, знаете ли. Меня занимает время как феномен, связанный с жизнью и смертью, и в этом мы нашли с графом точки соприкосновения.
Панин несколько раз кивнул, как болванчик, и пожевал губами.
— Понятно. Что же, я рад, что у вас есть достойные собеседники для подобных бесед. Я, увы, далёк от таких высоких материй, но надеюсь, что вы и мне уделите несколько минут для разговора.
— С удовольствием, Никита Иванович. И на какую же тему?
Взгляд Панина стал жёстким и острым, будто клинок шпаги.
— Например, о том, кто должен занимать трон и какими достоинствами должен обладать.
— Какая интересная тема. С радостью послушаю ваши соображения, Никита Иванович.
— В первую очередь, я хотел узнать ваше мнение, Константин Платонович. Вы тёмная лошадка, о вас в Петербурге ходят самые невообразимые слухи. Победитель Фридриха, бакалавр, учившийся в Париже, — уже этого достаточно для всяческих фантастических предположений. А немилость к вам Елизаветы Петровны и ссылка в таком молодом возрасте так и вовсе окутывает вас флёром страшных тайн. Не каждому и в зрелом возрасте выпадает подобная биография.
В словах императорского воспитателя чувствовалась скрытая лесть. Да-да, сейчас раззявлю клювик и буду петь, как та ворона. Вот только на лису ты, дорогой наш, совершенно не похож.
— Господь с вами, Никита Иванович. Вся эта, как вы выразились, биография, всего лишь тень моего дяди, Василия Фёдоровича. И ссылка моя — это продолжение его ссылки. Дар некроманта тяжек, словно пудовая ноша, вот и несу по мере сил. А что до слухов, так то пустое: посудачат и перестанут. А вот вы, — я перешёл в контратаку и начал в ответ мазать Панина лестью, — воспитатель наследника, граф, действительный статский советник, масон, известный дипломат и человек, близкий к императору. Ваше мнение гораздо важнее мнения мелкого помещика из муромской глуши.
— Константин Платонович, давайте прекратим ходить кругами, — Панин поморщился, — мы так до утра будем нахваливать другу друга.
Я пожал плечами.
— Как пожелаете, Никита Иванович. Зачем вы хотели меня видеть?
— У меня есть для вас предложение. Сейчас мы с вами союзники, желающие одного — отречения Петра Фёдоровича.
— Предположим.
— Но что будет после? Кто сядет на российский престол?
— Претендентов не так уж и много, — я усмехнулся, — не запутаемся.
— Короноваться должен, — лицо Панина стало серьёзным, — Павел Петрович, как наследник и следующий в мужской линии.
— Он ещё ребёнок, Никита Иванович. Вам это известно лучше меня.
— Для таких случаев создаётся регентский совет, Константин Платонович. И вы, — он подступил ко мне на полшага и сбавил тон, — вы могли бы войти в него на правах того, кто возведёт Павла на царство.
— А как же Екатерина Алексеевна?
Панин пожал плечами.
— Никто не собирается отправлять её в монастырь. Она умная женщина, и в регентском совете для неё тоже найдётся место.
— Позвольте уточнить, Никита Иванович, вы сказали «никто не собирается». Полагаю, это не ваше личное мнение? — Теперь уже я подался вперёд, оказавшись с ним лицом к лицу, и шёпотом спросил: — Чью позицию вы выражаете, Никита Иванович? От чьего лица вы предлагаете мне место в регентском совете?
— От тех, кому не безразлична судьба России, Константин Платонович. Кто хочет привести государственное устройство в порядок и установить справедливое общество. Мы…
Послышались шаги, и Панин прервался. Обернулся на звук и увидел возвращающегося Орлова.
— Увы, мне пора бежать, судари. Простите, Григорий Григорьевич, но чай придётся отложить до следующего раза. — Он повернулся ко мне и чуть тише сказал: — Подумайте над моими словами, Константин Платонович. И обращайтесь в любое время.
Коротко попрощавшись, Панин порывистым шагом вышел.
— Что он хотел, Костя? — Орлов остался в некотором недоумении.
— Странного, Гриша, очень странного. Очень хитрый и скользкий сударь, этот твой Панин.
— Он не мой, — Орлов поморщился, — он Катин. Это он её больше всех подбивает Петра отстранить.
— Вот, значит, как. Ладно, с ним потом разберёмся. Кстати, а я бы выпил чаю, пока мы ждём остальных.
— Ну пойдём, стол уже накрыли.
Требовалась пауза, чтобы обдумать разговор с Паниным. Нет, но каков жук! Фактически хочет меня перекупить, предлагая кусок власти. Вот только подозреваю, что за ним стоят его товарищи-масоны, желающие не просто «привести государственное устройство в порядок», а переиначить его по собственному разумению. Учитывая предыдущий опыт, доверять этим сударям я бы категорически не стал.
Стоит согласиться войти в регентский совет, и меня сожрут в тот момент, как я стану им неугоден. Хотя может выйти и по-другому — или я всех их запугаю, так что они даже дышать в мою сторону будут бояться, или они слепят из меня образ жандарма и чудовища, которым станут угрожать всем несогласным. В любом случае ни один из этих вариантов не подходит.
— О, стучат! — Орлов вскочил. — Наконец-то!
И он убежал в прихожую открывать самолично. Через минуту оттуда послышался шум, а затем в комнату ввалилась толпа офицеров.
— Костя, разреши представить тебе моих друзей.
Их оказалось девять человек. Шесть гвардейцев из Преображенского полка: двое братьев Орлова, Иван и Алексей; Пётр Пассек, Сергей Бредихин, Евграф Чертков и Фёдор Барятинский. Гвардеец-семёновец, четвёртый брат Орлова Фёдор. И парочка офицеров из Измайловского полка Рославлев и Ласункский.
Собственно, на взаимном знакомстве содержательная часть вечера и закончилась. Офицеры принялись выставлять на стол принесённые с собой бутылки, собираясь пить и играть в карты. Никаким планированием они и не думали заниматься. Только Алексей Орлов, заметив моё разочарование, отозвал меня в сторонку для разговора.
— Константин Платонович, они самые обычные офицеры-гвардейцы, — пояснил он и поморщился. — Для них всё просто — по сигналу поднять полки и присягнуть Екатерине. Они берут пример с прошлого царствования, когда возвели на престол Елизавету Петровну.
— Боюсь, сейчас этого будет недостаточно, Алексей Григорьевич.
— Соглашусь, — он вздохнул. — Давайте на днях соберёмся втроём с моим братом и всё обсудим.
Мы обменялись рукопожатием и присоединились к остальным. Я не планировал уходить с импровизированного гульбища офицеров. Наоборот, рассчитывал присмотреться к участникам и понять, что от кого можно ожидать. На таких сборищах с горячительными напитками отлично видно, кто чем дышит и что у каждого на уме.
Утро началось мучительно. Голову будто ватой набили, во рту нагадила птица-перепел, а тело ощущалось неподъёмным, как дубовое полено. Даже глаза открывать не хотелось, настолько отвратительно было вокруг бытиё.
— Выпейте, Константин Платонович, — громыхнул в самое ухо голос Кижа, — сразу легче станет.
Я только промычал в ответ и попытался отмахнуться. Киж не отставал. Подхватил меня под плечи, помог сесть и сунул в руку холодную кружку.
— Пейте, Константин Платонович, пейте. Гарантирую — через минуту будете как огурчик. Я при жизни на этом деле собаку съел.
Не открывая глаз, я поднёс кружку ко рту и принюхался. Нет, алкоголем не пахло совершенно, скорее тянуло рассолом от квашеной капусты и ещё чем-то непонятным. Выбирая между похмельем и странным питьём, я решился на последнее. Холодная жидкость скатилась в желудок, и почти сразу стало полегче. Я наконец-то продрал глаза и обозрел свою комнату в конспиративной квартире. А рядом стоял Киж и лыбился во все тридцать два зуба.
— Сколько вас знаю, Константин Платонович, вы впервые провели вечер как настоящий офицер. С картами, шампанским и стрельбой по бутылкам.
Я потёр лицо ладонями. Голова с каждой секундой становилась всё яснее, и жить хотелось всё больше.
— И вот что я вам скажу — умеете вы кутить, Константин Платонович! В лучших традициях столичных гвардейцев.
— А ты как здесь оказался?
— Вы меня вчера вечером сами вызвали. Представили всей компании, заставили выпить штрафную и пообещали, что я обыграю любого в карты.
— Да? И как?
— Обижаете! Практически все деньги у них забрал. Только вы решили, что это нечестно и вернули обратно. Вас после этого гвардейцы качать начали, чуть на пол не уронили.
— Что ещё там творилось?
— Вы показывали, как стрелять от бедра. Расстреляли все бутылки, потом предложили выстрелом сбивать яблоко с головы.
— Никого не убил?
— Да там уже на ногах никто стоять не мог. Орлов…
— Какой из них?
Киж развёл руками.
— Честно говоря, не помню. Вы его к стенке поставили, чтобы он не шатался, и водрузили яблоко на макушку. А оно всё время скатывалось, да и сам Орлов на пол сползал. В общем, не вышло ничего — перепили вы гвардейцев, Константин Платонович.
Я окончательно пришёл в себя и встал с кровати.
— Позови Марфу, скажи, чтобы горячей воды принесла.
— Так уже всё есть, заранее распорядился.
Пока я приводил себя в порядок и брился, Киж под дверью заливался соловьём, нахваливая вчерашнюю гулянку.
— Вы меня обязательно в следующий раз с собой возьмите, Константин Платонович. Я такое удовольствие получил! Сто лет так не развлекался. Почему вы редко себе позволяете отдохнуть?
Не обращая внимания на его болтовню, я закончил умываться и прошёл в столовую, где уже был накрыт завтрак.
— Кстати, — Киж щёлкнул пальцами, — я зачем вас разбудил-то. Приходил Франц Карлович и оставил записку. Вы уж простите, я на всякий случай прочитал и решил вас поднять.
Я взял у него листок, сложенный вдвое, и пробежал глазами строки. Бывший дворецкий, как и договаривались, устроил мне свидание с Ягужинской. От моего имени передал ей послание и договорился, где и когда мы встретимся лично.