— Константин Платонович, дайте моему папе… — он едва не всхлипнул, но сдержался, — умереть.
Екатерина смотрела на меня с мольбой и надеждой. А Павел принялся тереть кулаком глаза, размазывая слёзы.
Я подошёл к ним и опустился перед мальчиком на колено.
— Ты понимаешь, чего от меня хочешь?
Он кивнул, стараясь не смотреть мне в глаза.
— Так надо, — Павел зажмурился, — папа сам об этом просит.
Отвернувшись, он уткнулся в мать, сдерживая плач. Пусть она его не слишком любит, но сейчас мальчику требовалась любая поддержка.
Встав на ноги, я склонился перед императрицей. Она отлично всё рассчитала! Даже не дай я ранее согласие Петру, сейчас не удалось бы отказаться. После подобного подарка нельзя плюнуть в протянутую руку, да и просьба Павла имела немалый вес. Пожалуй, у Екатерины есть все шансы удержаться на троне и стать неплохим монархом — управлять людьми она умеет отлично.
— Сделаю всё, что в моих силах, Ваше Величество. Пётр Фёдорович уйдёт легко и достойно, как и полагается императору.
Ещё раз поклонившись, я пошёл к выходу.
— Когда?
Я обернулся. На лице императрицы было написано облегчение. А вот Павла сотрясали беззвучные рыдания. Что же, так даже лучше: пусть мальчик поплачет сейчас, но запомнит эти события. Чем через десяток лет ему расскажут выдумку и озлобят местью. А я постараюсь в будущем помочь ему не совершать отцовских ошибок.
Полночь мы встречали вчетвером. Я, Джурьефф, Киж и Пётр. Впрочем, последний был в беспамятстве и принимал участие в нашем «сабантуе» только в качестве объекта.
В отличие от Лукиана, прусский некромант проявил к Кижу живейший интерес.
— Вы только посмотрите!
Он принялся ходить вокруг мертвеца, цокая языком и рассматривая его со всех сторон. Киж под его взглядом смутился, как девица, которую незнакомый мужчина застал в бане голой.
— Сударь, что вы на меня так пялитесь?
— Да вы же просто чудеснейший экземпляр, дорогой мой! Вас в кунсткамере надо показывать и деньги за просмотр брать!
— Нет уж, извините, — Киж поджал губы и боком начал отодвигаться от Джурьеффа, стараясь прикрыться мной, — мне такой чести не надо.
— А как насчёт парочки экспериментов? Я давно разыскивал некродобровольца, чтобы проверить одну теорию.
— Увольте, сударь, не желаю никаких «экскрементов». На себе ставьте, если угодно.
А Джурьефф будто специально подзуживал Кижа и старался подкрасться поближе.
— Так ведь ничего страшного я вам не предлагаю. Ап — и всё!
— Никаких апов! Отойдите от меня!
— Да ладно вам, дорогой мой. Вам совершенно ничего не грозит.
— Нет, я сказал! Руки прочь от свободного поднятого! Не дам себя калечить!
— Да что вы за покойник такой! — Джурьефф искренне возмутился. — Я некромант с огромным стажем, у меня никто не калечится. Даже оздоравливаются, хе-хе, местами. Вы же фехтуете? Во-о-от! А если бы у вас была третья рука для ещё одной шпаги?
— Изыди! — Киж взвыл. — Никаких лишних рук! Мне моих довольно!
— Голубчик, это не больно!
Тут уже я не выдержал.
— Прекратить балаган, вы меня сбиваете.
Рисунок Знаков на бутылке всё не желал складываться в правильную связку, и споры начали раздражать.
— Молчу-молчу, — Джурьефф примирительно выставил ладони и отошёл в сторону.
Но тут же поманил пальцем Кижа. Тот демонстративно сделал вид, что ничего не видит. Вытащил из-за пазухи плоскую флягу, отвинтил крышку и сделал глоток.
Джурьефф принюхался и удивлённо вскинул брови.
— Сударь, а можно вас на минуточку?
— Я же сказал — нет.
— Забудьте, опыты отменяются. А что это у вас во фляге?
— То самое, — усмехнулся Киж, — пятилетней выдержки.
— Как интересно. И почему не трёх?
Мертвец высокомерно посмотрел на Джурьеффа.
— Букет не тот, знаете ли. Не хватает нот сандала и кожи.
— Вы их различаете⁈ — Джурьефф постучал себя по носу. — Никогда бы не подумал! Надо срочно это проверить. Идите сюда, мой дорогой. Да не бойтесь, не укушу.
Он тоже полез в карман и вытащил свою флягу, стаканчик и налил Кижу.
— Давайте, пробуйте. Какие основные запахи вы чувствуете?
Киж с сомнением посмотрел на рюмку, но всё-таки взял и неторопливо выпил.
— Что-то фруктовое. Ещё ваниль и немного кофий.
— Кофий? Погодите-ка.
Джурьефф отобрал стаканчик, снова налил и выпил сам.
— М-м-м… Да, пожалуй, вы правы, есть что-то кофийное. А давайте-ка попробуем ещё вот это. — На свет появилась новая фляга. — Что скажете?
Пока я заканчивал подготовку, рисуя small wand’ом Знаки, эти двое спелись на почве выпивки, уселись на походные стулья в углу и принялись дегустировать на двоих. Да и пусть, меньше меня отвлекают.
Бутылка, аж светящаяся от Знаков, была готова, как и пробка к ней в пару. Кроме того, под походной кроватью Петра я начертил двухметровую связку-насос. Его-то я и включил первым делом.
Эфир над Петром дрогнул и потёк вниз, увлекаемый Знаками. Медленно, не спеша, но широким мощным потоком. Подождав пару минут, я переключился на магическое зрение и улыбнулся. «Корешки», которыми проклятие пронизало тело императора, начали отрываться и тянулись вслед за эфирным ветром. Ага, получается!
Магический конструкт «Эльфийской проказы», хоть и был вершиной колдовского искусства, но интеллект имел на уровне таракана. Когда «корешки» начало выдёргивать, он принялся отращивать новые, чтобы не упустить жертву. Но и их сносило эфирным ветром, и тупое проклятие выбрасывало всё новые и новые нити.
Через десять минут под кровать было страшно заглядывать — будто тысячи тонких чёрных щупалец свисали к полу, шевелясь и вибрируя. А вот сам конструкт в груди Петра истончился и уже не выпускал новых отростков: резерва эфира у него не осталось.
— Пора! Дмитрий Иванович, иди сюда.
Киж вернул некроманту недопитую флягу и подскочил ко мне. Я вручил ему зачарованную бутылку и указал на висящие «корешки».
— Видишь эту дрянь? Твоя задача поймать её, когда она вывалится.
— А чем её пихать сюда? — Киж с сомнением посмотрел на узкое горлышко.
— Бутылка сама её втянет, твоё дело направить, а затем заткнуть пробкой.
— Понял, сделаю.
Джурьефф подходить к нам не стал, отсалютовав флягой.
— Встань там, Дмитрий Иванович, начинаем.
Я закрыл глаза, пробудил Анубиса и потянулся некромантским даром к императору. Тому, кто должен умереть, пришла пора уйти за грань.
Расчёт оказался верен. Ослабленное эфирным ветром проклятие не могло держать императора во всю силу. Я ухватил его и дёрнул с максимальным усилием — прочь, за черту!
Но я недооценил врага. Едва Пётр стал уходить, «Эльфийская проказа» взвизгнула и вцепилась в него, вереща, как банши.
Мы застыли в шатком равновесии между жизнью и смертью, между реальностью и полем в тумане. Я тянул в одну сторону, проклятие в другую, а Пётр завис между двух миров.
— Дрянь!
Дёрнув в очередной раз, я увидел, как император открыл глаза. Посмотрел на меня, на проклятие и скривился в усмешке.
— Фперёд! Шагом марш!
Гаркнул он командным голосом, приказывая сам себе. Вспыхнул изнутри, пылая силой. Отбросил мои руки и плети «Эльфийской проказы» и сам шагнул за грань. Чеканя шаг и держа равнение на невидимое знамя.
Проклятие взвизгнуло и исчезло, а я кинулся вслед за Петром. Не останавливать, не говорить бесполезные слова, а достойно проводить императора. Слабого правителя, но настоящего воина, победившего непобедимое и ушедшего с честью.
Глава 40На веслах
Единственный, с кем я разговаривал о смерти императора, был Павел. Мальчик имел право знать, как умер его отец, и гордиться им. Магических подробностей я не упоминал, конечно, но о мужестве Петра рассказал.
— Он ушёл как настоящий рыцарь, с отвагой, без тени страха. Я горжусь, что проводил Петра Фёдоровича в последний путь.
Естественно, Павел был расстроен и сильно переживал. Но держался достойно и не стал плакать.
— Константин Платонович, вы, — мальчик запнулся на мгновение, — вы можете отомстить тому, кто сделал это с папой?
— Выпустивший проклятье уже получил своё. А тому, кто отдал приказ, — я кивнул, — постараюсь вернуть долг сполна.
Запечатанная бутылка с проклятьем лежала у меня в багаже. Надеюсь, её содержимое «порадует» второго Гагарина, когда мы встретимся.
— Спасибо, — мальчик шмыгнул носом и украдкой вытер глаза, — я не забуду вашей помощи.
Надеюсь, он действительно запомнит, как было дело. Жизнь некроманта долгая, и я ещё увижу, как этот мальчик взойдёт на престол. Не хотелось бы, чтобы у будущего императора была ко мне неприязнь из-за случившегося.
Тем же утром в шатре императрицы состоялся военный совет. Миних с остальными офицерами настаивал, что нужно идти на Петербург и атаковать мятежников. Никаких отсрочек, только немедленная атака! Нескольких скептиков, предлагавших дать гвардии день-другой на подготовку, просто задавили большинством.
В принципе, фельдмаршал был прав. Да, гвардия после сражения с тобольцами слегка не в форме. Да, опричники лучше натренированы и свежее. Но на стороне гвардии большинство, насколько я могу судить. И самое главное, нельзя давать мятежникам время. Пока они не нашли новых союзников, пока не подошли резервы, надо добивать гадов!
Впрочем, я со своим мнением не лез. Командовать предстоит Миниху, а не мне, да и я больше по артиллерии, а не по стратегии. Но под конец совета Екатерина бросила на меня вопросительный взгляд. Я молча кивнул, и императрица приказала начать наступление.
— Благодарю вас, судари! Делайте что должно и помогай вам бог!
Офицеры потянулись к выходу, а следом и я.
— Константин Платонович, — не дал мне уйти голос императрицы, — а вас я попрошу остаться.
Она дождалась, пока мы останемся одни и укорила меня:
— Вы не сказали ни слова во время совета.