Глава 10Либерея
Невозможно оценить искусство магодава, когда он целится в тебя самого. Совершенно, знаете ли, не до того, какие техники на тебе применяют. А посмотреть со стороны на его работу мало кому удаётся — всякий здравомыслящий колдун старается оказаться в это время подальше. Тем более что ощущения от его близких действий не самые приятные.
Но мне удалось взять себя в руки, перебороть тошноту и взглянуть на обратную сторону магии. Могу сказать точно — Шешковскому до фон Катте очень далеко. Пожалуй, сейчас он бы не смог меня заломать, даже напав неожиданно. Работал тайный экспедитор с диким напряжением, вены на лбу вздулись, а по лицу скатывались крупные капли пота. Он соорудил из эфира странные конструкции, которые я бы не взялся повторить. Не заклятия Таланта и не деланная магия, а нечто извращённое. Эдакое запутанное плетение, влияющее на движение эфирных потоков.
— Отойдите, — просипел Шешковский не оборачиваясь, — ваш Талант сбивает меня.
Я сделал пару шагов назад.
— Ещё дальше! — Даже спина тайного канцеляриста выражала крайнее возмущение. — Что вы за человек такой, Константин Платонович. Даже ворожба магодава вас не берёт.
— Ну, извините, какой есть. А вот это, что вы сейчас сделали, это же и есть ваш «градиент», верно?
Шешковский всё-таки обернулся и осуждающе посмотрел на меня.
— Побойтесь бога, Константин Платонович. Зачем вам секреты магодавов? Вы и так уже как архимагистр древности. Крушите армии, поднимаете мёртвых, разрушаете города. А горы не двигаете только потому, что рядом не нашлось подходящих.
— Никакие города я не разрушал, не надо наговаривать, Степан Иванович.
— Петербургская публика думает иначе, — Шешковский усмехнулся. — Ходят слухи, что только императрица уговорила вас не сносить город Петра до основания. Кстати, извольте взглянуть!
Почувствовав, что Шешковский закончил работать, вернулся Орлов. Втроём мы смогли вытрясти из служанки зацепку. Девушка видела «молодую барыню», которую вела «старая боярыня». Почему именно «боярыня», она объяснить не могла, хлопая глазами и повторяя: «Боярыня, в жемчугах вся, аки в сказках». Призрак? Вполне может быть, достаточно старый, времён царей до Петра Великого.
К счастью, служанка точно указала место, где это произошло. Коридор рядом с кухней, где практически не появляются дворяне.
— Иди, девочка. — Я сунул служанке серебряный рубль. — Ты нам очень помогла.
Пришлось опуститься на корточки, чтобы «унюхать» след загадочной боярыни.
— Следуйте за мной, — бросил я Шешковскому и Орлову, — только держитесь на расстоянии.
Едва уловимый «запах» эфира вёл меня вперёд. То и дело останавливаясь, чтобы не потерять «холодную» дорожку, я прошёл по коридору, свернул раз, другой и очутился в какой-то кладовке. Рассохшиеся шкафы, сваленные в кучу мешки, короба с крышками, тяжёлый сундук в углу. Я сложил пальцы щепотью и затеплил над ними магический огонь. Подсвечивая себе импровизированной свечой, принялся искать след среди завалов барахла.
— Константин Платонович, там ничего нет, — окликнул меня Орлов. — Или вы надеетесь найти княжну в сундуке?
Я не обратил внимания на его ехидное замечание. След явно вёл меня сюда. Ага, точно вот к этой неоштукатуренной стене из рыжих кирпичей. Глухой, без единой щёлочки и намёка на дверь. Эфирные нити входили в неё, будто никакого препятствия не было. А на полу перед стеной сидел Мурзилка, насмешливо глядя на меня.
— Да нет здесь ничего, — Орлов подошёл ко мне и хлопнул по плечу. — Признайся, что ошибся, и вернёмся к началу пути.
Шешковский тоже пробрался через хлам, остановился рядом, проследил мой взгляд и уставился на стену.
— Судари, может всё-таки займёмся поиском девушки?
— Погодите, — Шешковский шагнул вперёд и принялся шарить руками по кирпичам, — я вижу кое-что. Здесь должен быть проход!
Орлов мученически вздохнул.
— Нет здесь никакой двери. Приглядитесь, кладка очень старая.
Шешковский принялся простукивать стену костяшками пальцев, прикладывая ухо к кирпичам и пачкая камзол рыжими разводами.
— Проход заложили, там пустота. Константин Платонович, как думаете, если «молотом»?
Я покачал головой:
— Ни в коем случае, можем потерять след.
— Сейчас прикажу найти кувалду и слугу посильней.
— Только время потеряем, — Орлов скривился. — Отойдите, Степан Иванович.
Он отодвинул Шешковского, презрительно посмотрел на стену и врезал по ней кулаком. Силён, однако! Рука проломила кладку и погрузилась в дыру чуть ли не по локоть.
— Точно, проход. Ну-ка…
Ещё несколькими ударами Орлов расширил проход и первый пролез в него, подсвечивая себе магическим огнём. Следом нырнул Мурзилка, мяукнул и неспешно двинулся вперёд.
— За ним, судари, — я улыбнулся, — Мурза чует след лучше меня.
Кот на мгновение обернулся, оскалился и пошёл дальше. Короткий коридор привёл нас к узкой лестнице, круто уходящей вниз. Туда-то и вёл след, с каждым аршином становившийся всё чётче и чётче.
— Что-то ползание по кремлёвским подземельям становится у меня привычкой, — буркнул я, не слишком обольщаясь перспективами. Наверняка там сидит древняя пакость, уже позавтракавшая княжной и с удовольствием пообедающая нами.
— И часто вы бываете в здешних подвалах? — тут же отреагировал Шешковский, услышавший моё ворчание. У него даже лицо стало настороженным, как у гончей, почуявшей зайца.
— Степан Иванович, если вы будете смотреть с таким подозрением, я передумаю и соглашусь возглавить Тайную экспедицию. И первым же приказом запрещу вам искать измену в любой фразе.
— Простите, — Шешковский смутился, — отпечаток профессии.
— Лучше внимательно осматривайтесь по сторонам, вы неплохо замечаете деформации эфира.
Лестница уводила нас всё глубже и глубже, этажа на три, не меньше. Затем был лабиринт из коридоров — я взял камень и чертил на стенах стрелочки, отмечая путь. Кто знает, как мы будем возвращаться?
Пришлось спуститься ещё ниже по другой лестнице, где нас ждал длинный широкий проход с кирпичным сводчатым потолком. А в конце — массивные запертые двери. Из толстых досок, потемневших от времени, с позеленевшими бронзовыми кольцами вместо ручек.
— «Молотом»? — Орлов размял пальцы и отошёл назад, собираясь швырнуть заклятие.
— Зачем? Можно проще.
Вытащив из кобуры small wand, я нарисовал на ржавых железных петлях связку Знаков: Воды, Праха и Концентрации. Линии эфира засветились, и старый металл под ними стал крошиться и рассыпаться, на глазах превращаясь в ржавчину.
— Назад!
Я едва успел схватить Шешковского и дёрнуть в сторону, как двери накренились и с глухим стуком рухнули на пол. Подняв воздушную волну, обсыпавшую нас с ног до головы пылью и каменной крошкой. Когда мне удалось протереть глаза, Орлов и Шешковский изумлённо смотрели на открывшийся зал.
Факелы на стенах горели эфирным пламенем, освещая бледным светом высокий купол и багряный каменный пол. На котором золотой краской, или даже настоящим золотом, не разобрать, была нарисованная восьмилучевая звезда — октаграмма. В центре лежала Анна Голицына с закрытыми глазами, недвижимая и очень бледная.
Вокруг колдовской октаграммы бродила женщина. Уже не молодая, ростом ниже среднего, с властным лицом и холёными руками, на которых каждый палец был унизан перстнями. Та самая «боярыня»? Я бы сказал, что она похожа на царицу, жившую пару столетий назад. Она что-то беззвучно шептала и водила перед собой рукой, намечая в воздухе контуры странных рисунков.
Призрак! Я с ужасом понял, что женщина давно мертва, и фигура её больше соткана из эфира, чем из тварной материи. Но больше всего поразило то, что призрак создавал деланные фигуры. Незнакомые мне, но, без сомнения, настоящие Знаки и Печати!
— Кхм, — Орлов шагнул к женщине, — именем Её Императорского Величества я требую пре…
Слова застряли у него в горле. Григорий закашлялся, схватился руками за шею и рухнул на колени. А «боярыня» обернулась и посмотрела на нас с Шешковским таким взглядом, будто перед ней были не дворяне, а крепостные.
Тайный экспедитор захрипел и выгнулся дугой. Взмахнул руками, пытаясь заблокировать течение эфира, но не смог ничего сделать и рухнул на колени, мелко трясясь и вращая глазами.
Мне тоже пришлось не слишком сладко. Воздух в лёгких стал раскалённым, словно я вдохнул жар из печи. Ноги сами подкосились, вынуждая упасть на четвереньки. Но Анубис был рядом и тут же кинулся гасить пламя в груди — облачка раскалённого эфира с кашлем вылетали изо рта, марая багряный пол чёрными пятнами.
— Вот так-то лучше.
Голос «боярыни», неожиданно сильный и низкий, звучал властно и спокойно.
— Смотрю, за время моего отсутствия дворня стала слишком наглой и самовольной. Забыли, как государыне кланяться, холопы?
В меня ударила волна эфира, ледяного и колючего, заставляя ткнуться лбом в пол. Вот же дрянь такая!
— Ничего, — «боярыня» засмеялась, — вспомните ещё. Недолго мне томиться здесь осталось.
Смех перешёл в громовые раскаты.
— Бойтесь! Возвращается царевна царьградская в мир живых!
Царевна? Царьградская⁈ Меня озарила догадка — Зоя Палеолог, вот это кто! Племянница последнего императора Византии, выданная замуж за Ивана Третьего, бабка Ивана Грозного. Господи, а она-то из какой преисподни вылезла? Два с половиной века прошло же!
— Царство моё грядёт, как завещано! — торжественно объявила мёртвая государыня. — Порфировая либерéя да исполнит обещанное!
Либерéя? Библиотека? Та самая, привезённая Зоей в качестве приданного и спрятанная Иваном Грозным? Да нет, при чём здесь книги-то? Скорее, от латинского «libertas», свобода. Вот эти вот багряные плиты с нарисованной октаграммой, они и есть какой-то магический артефакт непонятного назначения.
Внимание покойницы ослабло. Она отвернулась, снова принявшись за свои Знаки. Тонкие линии в воздухе наполнялись эфиром, переставали дрожать и натягивались тугими струнами. Стоит дёрнуть их — и зазвучит музыка, грозная и величественная. Вот только, боюсь, никому из живых она не понравится.