Она присела в реверансе, а я вежливо поклонился в ответ. Следом Агнес расцеловалась с Таней, при этом бросив на меня короткий, но жгучий взгляд. Я ответил ей учтивой, но холодной улыбкой. Нет, сударыня, вам, как и прежде, ничего не светит на этом поприще. Агнес дёрнула плечиком, круто изогнула бровь и отвернулась. Мол, не очень-то и хотелось, сударь, я вами совершенно не интересуюсь. Я едва удержался, чтобы не рассмеяться в голос, и шагнул навстречу ещё одному гостю.
— Здравствуйте, Пётр Петрович.
Добрятников раскрыл руки и поспешил ко мне.
— Константин Платонович! — он обнял меня и принялся хлопать по плечам. — Как же вас здесь не хватало. Честное слово, без вас уезд будто осиротел.
— Бросьте, не такая уж я важная птица.
— Вы не важная, а важнейшая птица, мой дорогой! После вашего ареста, едва о нём стало известно, муромское дворянство собралось писать в Петербург и просить вашего помилования.
— И как, написали?
— Увы, увы, Константин Платонович. Если трое наших дворян собираются вместе, то получается либо кутёж, либо дуэль. А чаще всего и то и другое вместе. Так и в тот раз вышло, — он ухмыльнулся, — когда вас обсуждали, аж три дуэли случилось.
— Кутили хоть с размахом?
— Обижаете! Почти два дня без остановки. Жаль у меня здоровье уже не то, не смог досидеть до конца.
Мы с ним посмеялись, обсуждая муромское дворянство, а после Добрятников попросил переговорить в приватной обстановке. Погода была чудесная, и в доме сидеть не хотелось, так что я повёл гостя гулять вокруг пруда.
— Ах, Константин Платонович, какой же вы поразительный человек! Сколько прошло, как вы приехали из-за границы нищим студентом? Два года, я не ошибаюсь? А вы уже генерал, получили Андрея Первозванного и стали известным промышленником. Боюсь даже представить, что будет ещё через пару лет.
— Не преувеличивайте, Пётр Петрович. Мне просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время.
Добрятников расхохотался.
— Скажите ещё, что с магодавом вы тоже справились случайно!
Я развёл руками и напустил на себя невинный вид.
— Именно так, Пётр Петрович. Чистая удача и только.
— Будет вам. — Мой собеседник стал серьёзен. — Не стоит преуменьшать свои заслуги. И я, и вы прекрасно знаем, что у вас дар разбираться со сложными ситуациями. Соседи до сих пор вспоминают, как ловко вы поставили на место самодура Троекурова. И ведь никто не знает, как именно!
— Передайте соседям, что я просто поговорил с ним по душам.
— Так, что он сбежал и даже слышать не хочет о возвращении? Какой у вас удивительный дар убеждения.
— В Сорбонне я изучал риторику, Пётр Петрович, очень полезный предмет для ведения переговоров. Кстати, о чём вы хотели со мной посекретничать?
Он вытащил из кармана красный в белый горошек платок, промокнул лысину и не торопясь стал рассказывать:
— Вы же знаете, Константин Платонович, что в молодости я состоял в масонской ложе. Откуда, к моему большому сожалению, был исключён из-за разногласий с магистрами.
Я кивнул: эту историю он озвучивал уже несколько раз. И в каждом случае называл различные причины своего изгнания. Только однажды, хорошо приняв на грудь рябиновки, он разоткровенничался и признался, что виноват был его раздолбайский характер и любовь к шуткам над окружающими. За это же его попёрли и со службы в коллегии, заставив вернуться в имение и жить на скромные доходы от него. Боюсь даже представить, что сотворил милейший Пётр Петрович, чтобы получить подобное взыскание.
— Несмотря на разрыв с ложей, — Добрятников вздохнул, — я сохранил дружеские отношения со многими её членами. Ну так, знаете, обмениваемся поздравлениями, приглашаем друг друга на именины, сплетничаем иногда. Как обычно бывает у хороших знакомых.
— То есть вы в курсе дел вашей бывшей ложи, — я не смог сдержать улыбку.
— Да, самую малость. Буквально в общих чертах.
— Я так и понял.
Добрятников усмехнулся и продолжил:
— Недавно мне пришли интереснейшие известия, причём сразу из нескольких источников. — Он сделал многозначительное лицо. — Из столичной масонской ложи прислали настоятельные рекомендации: ни в коем случае не иметь с вами никаких дел, Константин Платонович.
— Совсем никаких?
— Желательно вовсе с вами не встречаться. А если избежать этого невозможно, быть обходительным и не отказывать в мелких одолжениях. Но больше — ни-ни! И к вашим близким эта рекомендация тоже относится. То есть вас, Константин Платнович, будто и нет вовсе.
— Какая хорошая новость, Пётр Петрович. Вы меня несказанно обрадовали.
Внимательно на меня посмотрев, Добрятников спросил:
— Откровенность за откровенность, Константин Платонович. Как вы этого добились? Честное слово, я никому не скажу и буду нем как могила. Я уже два дня спать не могу, всё гадая, за что вас так «любят» петербургские ложи. Умоляю, расскажите!
— Даже не знаю, как вам сказать, Пётр Петрович.
— Как есть, говорите как есть.
— Во время… ммм… последних событий в Петербурге… — Добрятников понимающе кивнул. — У меня случилось недопонимание с некоторыми членами масонской ложи.
— И вы их всех убили?
— Господь с вами, Пётр Петрович. Зачем мне убивать этих достойных сударей? Мы немного повздорили, но они остались живы. В основном.
— Ага, — Добрятников вздохнул, — в основном. Я так и думал. И после этого…
Он выжидающе уставился на меня.
— После этого я дал этим сударям обещание. Если они тронут моих близких, больше масонов в России не будет. От слова совсем.
Пётр Петрович почти минуту разглядывал меня, то щурясь, то вздыхая.
— Эк вы, Константин Платонович, однако. Своеобразный у вас стиль ведения переговоров.
— Зато эффективный, как вы можете видеть. Даже до вас дошла новость, что меня не следует трогать.
— Ну да, ну да. Это вы верно подметили.
— Пётр Петрович, я вам рассказал как на духу, не откажите и вы мне в ответной любезности.
— Для вас, Константин Платонович, всё что угодно.
— Не могли бы вы объяснить мне смысл Великого Делания. А то все, кто обещал мне поведать о нём, так и не сдержали обещание.
Добрятников пожевал губами и тихонько цыкнул языком.
— Ну у вас и вопросы, я скажу. Нет, — он выставил ладонь, — я не отказываюсь, Константин Платонович. Но, если честно, мне самому неясен этот вопрос. В бытность посвящения в масоны я интересовался вопросами Талантов, а не алхимии, и тему не изучал.
— Жаль.
— Погодите. Если уж вы хотите разобраться, то я помогу вам. У меня есть несколько знакомых, кто может пояснить смысл Делания. Сегодня же сяду писать им письма и постараюсь выяснить всё, что возможно. Кстати, мне тоже будет интересно разобраться в этом алхимическом процессе.
Закидывая эту удочку, я не особенно надеялся на успех. Но вдруг Добрятников и правда узнает что-то интересное? Будет крайне любопытно, что ему расскажут действующие масоны и станут ли они лгать, зная, что Пётр Петрович общается со мной.
На следующий день, уже под вечер, в усадьбу въехал запылённый экипаж. Откуда появился Бобров собственной персоной. Немного усталый, но радостный и улыбающийся.
— Костя, я прямо счастлив к тебе вырваться. Ей-богу, за эти дни при дворе устал больше, чем за полгода в Павлово.
— Так всё плохо?
— Да нет, так, в общем, ничего, терпимо. Но уж больно там всё, — Бобров скрутил из пальцев обеих рук клубок, — сложно и запутанно. Сашка ещё настаивает, чтобы я служить пошёл, чин обещает мне у Екатерины попросить. А я не хочу, вот веришь? Как представлю, что мной высокородный дурень-начальник командовать будет, так с души воротит. А Сашка всё зудит, что мне в Петербурге надо при деле быть, вес в обществе приобретать.
— Делом, говоришь? Так и займись тем, что умеешь, — я подмигнул ему. — Ты же, если я правильно помню, помогал в решении деликатных ситуаций?
— Вроде того.
— Вот! Что тебе мешает подобное при дворе делать? Супруга намекнёт о твоих умениях, от заказов отбоя не будет.
— Да? А что, это мысль, — Бобров почесал в затылке, — надо попробовать. И благодарить за такое щедро будут, и начальника надо мной не поставят.
Идея Боброву так понравилась, что он тем же вечером написал Сашке письмо. Думаю, наша рыжая сумеет правильно оценить перспективы и шепнёт правильные слова в нужные уши. А пока шестерёнки закрутятся и Пётр понадобится в Петербурге, я съезжу с ним в Павлово и решу накопившиеся проблемы.
Глава 19Павлово
Затягивать поездку не стоило, и на следующее утро мы выехали в Павлово. В сопровождение Камбов выделил два десятка опричников под командованием Светлячка. В принципе, такая охрана мне не требовалась, но для демонстрации силы могла пригодиться.
— Рассказывай, что у тебя там с соседями вышло, — попросил я Боброва в дороге. — Только по порядку, чтобы я всю картину увидел.
Бобров поморщился и почесал в затылке.
— Да, понимаешь, какое дело, я сам долго разобраться не мог, что происходит. Как с тобой случилась «неприятность», так валом пошли всякие мелкие проблемы с соседями. Помещики, которые раньше улыбались и звали в гости, вдруг стали наглеть. То отправят крестьян косить наши луга, то лес, который тоже наш, начинают рубить, то уголь жгут на нашей земле. А у меня под рукой всего десяток опричников, пока заметят безобразие, пока направлю туда людей, а убыток уже есть.
— Почему не послал за подкреплением к Камбову?
— Так опричники в Злобино нужнее были, там всё имение у тебя хотели отобрать. Я и не стал никого дёргать, решил справиться своими силами. Но с каждым днём ситуация всё хуже и хуже становилась. Ещё и разбой приключился: крестьяне на ярмарку поехали, так их ограбить пытались. Повезло, что я в это время с опричниками рядом оказался.
— Поймал разбойников?
Бобров покачал головой.
— Ушли в лес, едва мы появились.
— Нападения на само Павлово не было?