Прежде чем уйти, Хозяйка подмигнула:
— Чуть не забыла о награде. Чего ты хочешь, мой некромант? Чёрного песка? Особый дар? Золото?
Не раздумывая ни секунды, я спросил:
— Я хотел бы узнать секрет телепортации с помощью деланной магии.
— Прости, но ты обратился не по адресу. Вы, люди, сами придумали эти смешные значки, и мне их тайны неподвластны. Выбери что-то другое.
— А можно, — я почесал в затылке, — уменьшить цену за использование Скудельницы? Слишком дорого обходится каждый её удар.
Хозяйка развела руками.
— У тебя сегодня день невозможных просьб. Это не цена, Костя, а честный обмен. Скудельница обменивает чужие годы на твои собственные, не больше. Таков её принцип, и никому его не изменить.
— Хорошо, тогда я хочу узнать, за что был наказан Василий Фёдорович. — Заметив недовольство Хозяйки, я поспешно добавил: — Чтобы не нарушить случайно запрет и не повторить его судьбу.
— Что же, пусть будет так. Я сама обещала тебе награду на выбор и не откажусь от своего слова. Слушай же: некроманты не дают жизнь, но только смерть. Твой дядя страстно жаждал нарушить этот запрет и обратился за помощью к Якову Брюсу. Вместе они создали особенное колдовство, смешав Талант некроманта с Талантом одного из Павших. Они оба были наказаны: Яков Брюс умер, а твоего дядю я лишила своего благоволения и отказала ему в наградах за службу. Надеюсь, я ответила на твой вопрос.
— А что именно? — выкрикнул я, видя, что Хозяйка закончила объяснять и собирается уйти. — Чего он хотел добиться своим колдовством?
— Чего? — Хозяйка удивилась, что я не знаю такой простой вещи. — Он хотел зачать наследника, жаждал ребёнка от любимой женщины. А у некромантов не может быть детей, это непреложный закон.
Она пропала так же внезапно, как и появилась, оставив меня в растерянности и некотором потрясении. Непреложный закон? Так какого чёрта никто даже не подумал о нём предупредить⁈
Этот же вопрос по приезде в Злобино я задал Лукиану. В несколько резкой форме, с парочкой загибов и на повышенных тонах.
— Мне и в голову не пришло, что ты можешь не знать, — он удивлённо развёл руками. — Об этом сразу рассказывают, когда ученика подбирают. Васька что, тебе и словом не обмолвился?
— Ни единым. Вы же прекрасно знаете, что он меня практически ничему не учил.
— Прости, отрок. Знал бы — давно бы тебе сказал. Тайны-то в этом никакой нет.
— Что ещё я не знаю «общеизвестного»?
Он ухмыльнулся и открыл рот, чтобы сказать что-то едкое. Но передумал острить, видимо, увидев выражение моего лица.
— Закон этот, — Лукиан задумчиво почесал подбородок, — действовать начинает не сразу. Пока некромант в полную силу не войдёт, шанс завести наследника у него есть. Вон, Васька, пока в учениках ходил, так ни одну юбку мимо не пропускал. А потом и вовсе женился на какой-то девице, кажется Сабуровой.
— И что? Были у него дети?
— Сын вроде бы. Как царь Борис, родич его, умер и Смута началась, он сына спрятал в Касимове у своего друга.
— Дайте угадаю, друга звали Урусов?
Лукиан кивнул.
— Верно. У огрских князей в обычае брать в род знатных мужчин, выдавая за них младших дочерей. Так сын Васьки и стал Урусовым, только без княжеского титула. Васька за своими потомками присматривал: гостил у них часто, деньгами помогал, их у него всегда много было, протекции давал на столичные должности. Подробностей я не знаю, так, слухи доходили, и от самого Васьки слышал.
Какая странная ироничная история! После смерти дяди я разбирал его бумаги и мельком видел дворянские бумаги с генеалогическим древом. Формально Василий Фёдорович был мне троюродным некровным дядей: его покойная жена Ирина Шереметева, умершая ещё при живом Петре Великом, была двоюродной сестрой моей матери, урождённой Голицыной. А по факту выходит, что он мой пра-пра-какой-то дед по прямой мужской линии. И во мне действительно течёт кровь Годуновых. Кстати, рассказанное Лукианом объясняет прохладное отношение ко мне князей Урусовых — для них я и не родственник практически.
Но кое-что ещё не давало покоя, и я решил выяснить всё до конца, пока Лукиана получилось разговорить.
— Дядя был наказан за нарушение запрета, верно?
Лукиан кивнул.
— То есть у него получилось? И от него родился ребёнок?
Пожевав губами, он пожал плечами.
— Мутная там история. Подробности только Яков Брюс, покойный, да Васька знали. Хозяйка очень злилась, но Васька сумел с ней заключить договор: дело некромантское продолжал делать и больше двадцати лет ещё протянул, хоть и умер в мучениях. А о сыне его не слышно ничего было: Васька со мной не обсуждал, а я и не спрашивал.
Взгляд Лукиана стал насмешливым и немного грустным.
— Если хочешь знать, ты не слишком похож на отца с матерью. Но очень напоминаешь Ваську в молодости, практически одно лицо. Только характер лучше и силы побольше. На твоём месте я спросил бы у Хозяйки…
Я отрицательно покачал головой.
— Зачем ворошить прошлое? Нет смысла копаться в старых тайнах. Я есть тот, кто я есть, вне зависимости от того, кто на самом деле мои родители. Если Василий Фёдорович не желал рассказывать, я буду уважать его волю. К тому же, — я улыбнулся, — всё это может оказаться лишь домыслами и никакой тайны не было.
— Пожалуй, ты прав, отрок. От знания древних секретов только сны дурные снятся и совесть мучает, — Лукиан вздохнул. — Я бы многое с удовольствием забыл, если бы мог. Вот толку оттого, что знаю, кто убил царевича Дмитрия? Ничего не изменишь, а червячок грызёт — мог бы спасти, Смуты бы не было…
Он махнул рукой и скривился, будто укусил горькую редьку.
— Последний вопрос, отец Лукиан. Я уже вошёл в силу как некромант? На меня распространяется запрет?
Он покатал желваки на скулах и кивнул.
— Давно уж. Как Жатву начал, так и стал полным некромантом.
Видя моё настроение, Лукиан встал и тихо вышел из комнаты.
Если Лукиан запамятовал рассказать о запрете для некромантов, то у меня напрочь вылетели из головы и Мышкин, и Злодейный приказ. Я совершенно забыл рассказать монаху о должности, на которую мы с Кижом его и сосватали. И чуть ли не по лбу себя стукнул, когда через неделю в Злобино приехал Шешковский с Чагиным.
Просьбу Шешковского возглавить осиротевший Злодейный приказ Лукиан выслушал молча, с безразличным выражением лица. Я был уверен, что он сразу же пошлёт тайного экспедитора куда подальше, но монах начал задавать вопросы:
— Чин какой императрица начальнику приказа жалует?
— Действительного тайного советника.
— Жалование какое положит?
— Две тысячи рублей в год.
Лукиан недовольно поджал губы.
— Маловато будет за подобные хлопоты.
— Обер-прокурор Злодейного приказа может оставлять для своих нужд десять процентов от собранной дани.
Хмыкнув, Лукиан поднялся и прошёлся туда-сюда по гостиной, где мы сидели. Встал у окна, долго смотрел на парк, а затем заявил:
— Воровство оставлю как есть, взятки всякие и прочее жульничество. Невелик грех, коли у богатых берут. А вот убивцев да разбойный люд, что на дорогах кровушку пускает, буду искоренять. Смерть сама знает, за кем приходить, ей такие помощники не нужны.
— Так вы согласны, Лукиан Лукьянович? — встрепенулся Шешковский.
— Согласен, коли указ Синода привезёшь, что с меня покаяние снимается, — Лукин грозно посмотрел на Шешковского. — И гляди, чтобы все подписи настоящие были!
Тайный экспедитор кивнул и что-то записал у себя в книжечке.
— Ещё одно, — продолжал Лукиан. — Переезжать я никуда не собираюсь, буду приказом из Злобино управлять. — Он коротко хохотнул. — Уж больно название для должности подходящее. Да и ученик у меня здесь, ещё сколько лет придётся его наставлять.
Я сдержал смешок. Ага, наставляет он меня, как же. Думаю, ему просто лень куда-то ехать да и не хотелось отказываться от рябиновки Настасьи Филипповны. Но мне это только на руку: начальник преступного мира рядом никогда не помешает.
Перед отъездом со мной попросился переговорить наедине Чагин. Мёртвый «мафиози» уже выглядел не ходячим трупом, а вполне себе бодрым сударем. Похоже, бытие поднятым мертвецом ему очень даже нравилось.
Отказавшись садиться, он встал передо мной навытяжку и многословно извинился за доставленные в Павлово неприятности. Мол, по скудоумности хотел выслужиться перед князем Мышкиным, но никаких недобрых чувств ко мне не испытывал. В своей смерти не винит и даже благодарит, что я поднял его в виде заложного мертвеца.
— Спасибо, Константин Платонович, вернули меня к жизни.
— Тоже мне жизнь, — я хмыкнул от такой формулировки.
— Не скажите, Константин Платонович. Впервые за тридцать лет у меня ничего не болит, голова ясная, могу хоть сутки напролёт в карты играть. Дохтура мне запрещали к шампанскому притрагиваться, а сейчас хоть весь подвал могу выпить.
— Ну, если нравится, — я пожал плечам, — наслаждайся, пока можешь. Только Кижа не вздумай в карты обыгрывать, когда он в Муром приезжает. Он за такое и зарубить может, а я покойников из кусков сшивать не умею.
— Благодарю за предупреждение, — Чагин поклонился, — постараюсь не становиться у Дмитрия Ивановича на пути.
— Это всё?
Чагин мотнул головой.
— Лев Николаевич, перед тем как ехать на встречу с вами, оставил инструкцию. После того, как вы меня поднимете, я должен вам кое-что отдать.
— Давайте, — я протянул руку.
— Груз прибудет сегодня вечером, — Чагин растянул губы в усмешке, — два миллиона рублей золотом.
— Мне не нужны преступные деньги.
— Это личные сбережения князя, Константин Платонович, доход от его имений за много лет. Он желал отблагодарить вас этим подарком. Полагаю, вы знаете, за что именно. Я дал клятву, что доставлю их вам во что бы то ни стало.
Отказываться я не стал. Во-первых, деньги мне действительно нужны на Алеутское княжество, ещё и мало будет. А во-вторых, посчитаю это компенсацией за охрану Мышкина от псов Гекаты. У меня до сих пор болели кисти и предплечья от укусов, полученных за гранью.