Слабые девичьи пальцы сжали мою ладонь железной хваткой. Я обернулся и заглянул в её глаза. Там стоял первородный ужас и пойманной птицей билась истерика. Пришлось спрятать Скудельницу и похлопать девицу по щеке, чтобы она пришла в себя.
— Возьмите меня с собой, пожалуйста, — она выпустила мою ладонь и обхватила себя руками за плечи, дрожа, как лист на ветру, — я не хочу умирать. Они не пощадят никого.
— Уже видела их?
Девица кивнула.
— Бабушка, когда вернулась, отобрала самых способных и стала учить их оборачиваться.
— Что?
— Это волколаки, оборотни. Они в таком виде никого не узнают и убивают без разбора. Пожалуйста, спасите меня!
Я кивнул и указал на дверь.
— Иди за мной и держись позади. Будешь подсказывать, как выйти из дома.
Как, однако, интересно получается: старуха Еропкина не была простой пешкой у Гекаты. И меня «искушала» осознанно, и личную стражу подготовила заранее из родственников. Это же надо — «замаскировать» одержимость под оборотничество! И не жалко ей было ими жертвовать? Всё-таки родная кровь. Скорее всего, ей обещали такую награду, что цена не имела особого значения.
Раздумывая на ходу, я вышел в коридор и повернул направо, к лестнице на первый этаж.
— А-а-а!
Глухой женский крик за одной из дверей вынудил остановиться, а девица опять вцепилась мне в руку.
— Это Ксения! Её голос!
Стряхнув пальцы девушки, я подошёл к двери и приоткрыл её. Для Ксении уже было поздно что-то делать: молодая женщина лежала на полу, раскинув руки, а над ней склонился псоголовый, чавкая и дёргая мордой, чтобы оторвать от тела куски.
Ни секунды не сомневаясь, я хлестнул тварь Скудельницей, разрубая хребет на две половины.
— Ксе… — девица за моей спиной захлебнулась плачем.
Я захлопнул дверь, не дожидаясь, пока псоголовый сдохнет. А где-то совсем рядом опять завыла стая, почуяв потерю.
— Идём, пока остальные не явились.
Пришлось чуть ли не тащить за собой молодую Еропкину, рыдающую и впадающую в истерику. Нет, однозначно, права была Хозяйка — Павшие должны быть уничтожены. В этом мире не место подобным ужасным тварям.
— Р-р-р-р-р!
За поворотом коридора нас уже ждали. Возле лестницы стояли трое псоголовых, с ненавистью глядя на меня. У ближайшего из них сохранились на морде седые бакенбарды, и я узнал его. Ещё вчера эту тварь звали Петром Ивановичем, и он улыбался мне за обеденным столом.
— Т-т-т-ты не пр-р-р-ро-йдёшь!
Пролаял он и оскалил длинные клыки.
Глава 40Беглецы
Псоголовые оскалились, глядя на меня как на добычу. И стали расходиться в стороны, чтобы не мешать друг другу атаковать. Жаль, что нельзя ударить по ним магией — «молот» обрушит деревянные перекрытия дома, а пожар от огненного всполоха убьёт вернее любых тварей. Что же, значит, буду бить их Скудельницей, хоть она и действует не так, как на обычных людей. Я не стал ждать, пока они бросятся на нас, и хлестнул седого псоголового. Прямо в голову, целясь по глазам.
Абсолютное оружие некромантов и на этот раз спасовало против пса Гекаты. Он извернулся всем телом, уклоняясь от удара, а затем выгнулся и поймал хлыст Скудельницы пастью.
От соприкосновения зубов твари и костяного бича во все стороны брызнули огненные искры, а отвратительную морду охватили языки пламени. Но слугу Гекаты такая «мелочь» не смутила. Рыча, он принялся тянуть бич на себя, пытаясь вырвать его у меня из рук. А его подельники в ту же секунду устремились по коридору ко мне.
— Беги! — крикнул я девице, одновременно поднимая руку для броска всполоха.
Но заклинание не успело сорваться с пальцев. Позади громыхнули выстрелы «огнебоев». Два пылающих магических снаряда прочертили пламенные линии и воткнулись в грудь псоголовых. Их опрокинуло на спину, и они покатились по полу с визгом.
Стрелки шагнули вперёд, становясь рядом со мной. Я скосил взгляд и улыбнулся.
— Рад тебя видеть, тёзка.
Справа стоял Костя Еропкин, тот, что привёл опричников в Петербург и неплохо прикрывал меня в битве с Гагариными. Второй стрелок оказался безусым подростком, чьего имени я не помнил.
— Рад снова воевать под вашим началом, Константин Платонович. Командуйте.
Лицо у парня было сосредоточенное и злое, а на псоголовых он смотрел с нескрываемой ненавистью. Те же пытались собраться для новой атаки: седой продолжал грызть Скудельницу, а подстреленные вновь поднимались на ноги. Кроме прожжённой одежды, выстрелы не оставили на них видимых повреждений. Вот же дрянь какая стойкая! Одно хорошо — обладая речью, они вели себя не слишком интеллектуально и двигались несколько скованно. Возникло чувство, что псы Гекаты вселились в не до конца подготовленные тела и управляли ими крайне неумело.
— Огонь по среднему!
Я наклонился, ослабляя костяной бич. Седой псоголовый с рычанием подался назад, мотая головой. В этот момент громыхнули выстрелы, ударив его в грудь, а я со всей силы дёрнул Скудельницу на себя. Под вой седого псоголового, лишившегося части зубов, я крутанул освобождённый бич перед собой.
— Шаг назад! — крикнул я стрелкам, замахиваясь плетью.
Двое псоголовых рванули ко мне, чуть не растоптав седого.
Щёлк!
Скудельница превратилась в мерцающий полукруг и рубанула тварей по ногам. Попробуйте теперь укусить, гадёныши!
Вой ударил по ушам, на пол упали обрубки конечностей, а следом рухнули псоголовые, завывая и суча культями. А через секунду они умерли, и я видел, как из тел выпорхнули тёмные тени, похожие на прыгающих собак.
Седая тварь, оставшаяся в одиночестве, не стала бросаться в атаку. Подняв голову к потолку, она завыла жутким голосом.
— Чего ждёте? Огонь!
Выстрелы сбили её с ног, не причинив особого вреда. А следом и я ударил Скудельницей, стараясь перерубить её пополам. Но тварь перекатилась в сторону, изогнулась и невообразимым образом прыгнула на потолок.
Зацепившись там всеми четырьмя конечностями, будто громадное насекомое, она побежала в нашу сторону, рыча и разевая покалеченную пасть. А на лестнице уже показались пятеро псоголовых, призванных воем.
— Н-на! Собака сутулая!
Я влепил Скудельницей по потолку со всей злости, разозлённый настойчивостью твари. И несколько перестарался с силой.
Костяная плеть не стала разбирать, где живая плоть, а где мёртвая материя. И с визгом разрубила сначала псоголового, а затем и потолок от одной стены коридора до другой.
Две половинки твари упали с высоты на пол. А затем на них полетела штукатурка, деревянные балки и какой-то мусор. В расширяющийся провал начала валиться тяжёлая деревянная мебель, опутанные паутиной шкафы, стулья без ножек и всяческий другой хлам. Кажется, над нами оказался чердак, и теперь из него сыпалось старьё. За какую-то минуту коридор оказался перегорожен завалом, за которым в бессильной злобе выли псоголовые
— Константин Платонович, — послышался голос девицы Еропкиной, — там есть другая лестница, для слуг.
Мой тёзка кивнул и указал в обратную сторону, откуда мы недавно пришли.
— Показывай дорогу, — я смотал Скудельницу, чтобы не мешала при ходьбе, — надо скорее выбраться из дома.
Чтобы попасть на «чёрную» лестницу, пришлось пройти через всё левое крыло особняка. По пути наша компания постепенно увеличивалась: мы подобрали растерянного старичка, женщину в одной ночной рубашке, но с пистолетом в руке и двух детей лет пяти, мальчика и девочку. Бедняг, разбуженных шумом и не понимающих, что происходит, приходилось успокаивать и настойчиво просить идти с нами. Не оставлять же этих Еропкиных на растерзание другим Еропкиным, одержимых псами Гекаты!
— Я здесь, Константин Платонович!
Из бокового коридорчика вынырнул Киж. Растрёпанный, в камзоле с оторванным рукавом и палашом в руке. Его Еропкины поселили во флигеле, стоящем чуть в отдалении от особняка, и ему потребовалось время, чтобы прийти мне на помощь.
— На меня напали, — Киж дёрнул глазом. — Сидели, играли в карты, а они как кинутся! Натурально в горло хотели вцепиться, представляете? И было бы из-за чего, всего-то два рубля у них успел выиграть.
— Это одержимые, Дмитрий Иванович.
— То-то я смотрю, клинок их плохо берёт. Будто в деревянной колоде вязнет. Пришлось руками их, — Киж изобразил, словно выкручивает тряпку, — из-за этого и задержался.
— Иди последним, присмотри, чтобы никто не отстал.
Через десять минут Костя Еропкин указал на неприметную дверь.
— Вон там, Константин Платонович. Разрешите, я первый пойду?
— Помоги лучше, — я кивнул на старичка, едва стоящего на ногах, — сам может не дойти.
Я распахнул дверь и шагнул на узкую скрипящую лестницу. Но едва спустился на десяток ступеней, как впереди послышался шорох, а следом появился псоголовый.
Размахнуться Скудельницей было совершенно невозможно, бить серьёзной магией — гарантированно обрушить старую лестницу, а пистолета под рукой, увы, не нашлось. Зато имелся ещё один козырь, который я пока не выкладывал на стол.
— По моему хотению, по моему велению…
Из темноты со всех сторон на тварь прыгнули мёртвые руки. Она задёргалась, попыталась рвануть вниз по ступенькам, но Божедомский вертеп оказался сильнее. Когда псоголового прижали к стене и подняли над полом, чтобы сапоги не касались земли, рычание перешло в жалобный скулёж. В следующий момент он завыл, почувствовав, что его руки и ноги тянут в разные стороны.
— Вперёд! Быстро!
Я махнул рукой и двинулся вниз по лестнице. Больше никаких препятствий нам не встретилось. Мы прошли через людскую, затем кухню и вышли на задний двор усадьбы. В утренних сумерках пахло дождём, на земле расплескались мелкие лужицы, а где-то в отдалении начинали орать петухи.
— Конюшни, Константин Платонович! — Костя Еропкин догнал меня и указал на строение за кустами сирени. — Можем взять дормез и уехать…
Он сбился и поморщился, сообразив, что предложил бежать из родовой усадьбы, оставив её во власти одержимых.