Губы испанки скривились.
— Это подобие жизни, Констан, без радости и удовольствия. Но я благодарна за неё.
— Насчёт удовольствий спроси Дмитрия Ивановича. Он тебя научит, как брать от смерти всё.
— La mierda del toro[6], — буркнула Диего и отвернулась, не желая продолжать разговор.
Я не стал настаивать — ей только предстоит научиться жить в новой ипостаси. Уверен, она ещё найдёт положительные стороны в деятельном посмертии, как тот же Киж. В крайнем случае, я просто верну её после нашей миссии за грань и отпущу в посмертие.
Верхом на хороших механических лошадях мы могли примчаться в Данциг ещё до сумерек. Но этого и не потребовалось: нужная карета обнаружилась неподалёку от Эльбинга. Она стояла на обочине дороги со сломанной задней осью, а рядом суетились двое слуг, бестолково пытаясь починить её своими силами. Дядька со шрамом тоже был на месте — стоял рядом, сложив руки на груди, и покрикивал на нерадивых работничков. На двери кареты красовалась надпись на немецком с просьбой помыть несчастный экипаж.
Мы с Диего переглянулись, обменялись кивками и остановили лошадей.
— Судари! — я изобразил приветливое выражение лица. — Вам требуется помощь?
Дядька со шрамом обернулся, окинул меня цепким взглядом, а Диего удостоил лишь кратким мазком. Глаза у него были злые, а тонкие губы сжаты в ниточку. Судя по выправке и тому, как он сразу же опустил руку на эфес шпаги, в прошлом он немало послужил.
— Нъет, нъе требуется. — В голосе чувствовалось неприкрытое раздражение.
— Вы уверены? Застрять на ночь глядя далеко от жилья — не слишком приятное занятие.
— Мы обходиться без ваша помощь. Проезжать мимо!
Его прусский акцент напомнил времена войны с Фридрихом. Подозреваю, что мы с этим дядькой могли участвовать в одних и тех же битвах, только с разных сторон.
— Ах, сударь! Христианский долг требует, чтобы мы помогали ближнему.
Дверь кареты распахнулась, и появился ещё один цверг. Молодой, с холёным надменным лицом и активированным Талантом. Он презрительно зыркнул на меня и бросил через губу:
— Сударь, вам ше сказано — езшайте!
Я сделал вид, что не заметил его, повернулся к Диего и озабоченно сказал:
— Видимо, карету перегрузили чем-то тяжёлым, вот ось и сломалась. Надо сначала выгрузить всё лишнее, а потом уже чинить.
— Согласна, — она усмехнулась, подыгрывая мне, — так они до утра возиться будут.
— Я же сказать, — повысил голос дядька со шрамом, — вы должны уехать. Мы не желать вас видеть!
— Сударь, между прочим, это не ваша дорога. Может, мы остановились для отдыха? Так что не надо нам указывать, что делать.
Дядька насупился, а во взгляде появился неприкрытый гнев.
— Я бы на их месте, — продолжил я разговор с Диего, — облегчил карету и поставил ровно для начала. Чинить, когда она так перекошена, — пустая забава.
— Думаешь? — Диего цыкнула языком. — По-моему, проще бросить эту развалюху, чем ремонтировать. Я бы в такой ужасный экипаж никогда не села.
Дядька и молодой цверг о чём-то перешёптывались, кидая на нас сердитые взгляды.
— А вдруг они везут ценный груз? Не на себе же им тащить тяжёлые сундуки.
— Какие сундуки, Констан? Скорее уж книги, золотом там и не пахнет.
Диего поняла, что я их провоцирую, и специально упомянула книги. Но молодой цверг среагировал не на них.
— Это он! Он! — Палец дворянина указал на меня. — Кунерсдорфский мясник! Убийца Фридриха!
Глаза дядьки со шрамом округлились. Он выдернул шпагу из ножен и бросился к нам. А молодой дворянчик сложил руки перед собой, творя огненный всполох.
— Смерть убийце!
Дядька завопил, целясь шпагой мне в грудь. Но не успел пробежать и двух шагов, как грохнул выстрел — Диего спустила курок выхваченного из седельной кобуры «громобоя».
Он зарычал, будто не замечая раны, и прыгнул вперёд. Шпага протянулась ко мне, будто жало, но я не собирался подставляться под удар. Резко развернул лошадь на цверга и ударил пятками. Многопудовый механический конь снёс дядьку и чуть ли не втоптал его в землю.
Походя я отмахнулся от огненного всполоха, брошенного дворянчиком, и поскакал прямо на него. К чести мага, он не стал убегать, а попытался сотворить ещё одно заклятье. Но не успел. Моя шпага плашмя опустилась ему на темечко, заставив потерять сознание и рухнуть в дорожную пыль.
В карете действительно обнаружились двадцать томов энциклопедии, небрежно сваленные в сундук. А дворянчик на допросе, устроенным Диего, заявил, что был обязан её украсть, чтобы вернуть прусскому народу. Мол, война была бесчестной, а книги незаконный трофей. При этом себя он считал героем, а не вором. Идеалист и великовозрастный мальчишка!
Убивать его я не стал, как и сдавать властям. Решил наказать его по собственному методу. Во-первых, я взял с него клятву на Таланте больше никогда не появляться в пределах Российской империи. А во-вторых, обязал получить в Кёльнском университете степень бакалавра деланной магии, каждый месяц отправляя мне письма с докладом об успехах в учёбе. Его аж перекосило, когда он давал слово чести исполнить обещание.
Ничего, пусть выучится и поймёт, что именно он собирался украсть. А то ведь дворянчик считал, что энциклопедия всего лишь «ценный раритет», а не собрание знаний. Заодно пусть узнает, что думают о Талантах студенты факультета деланной магии. Я даже не скрывал улыбку, представляя его среди бесталанных студентов.
Глава 13Кэрмурхенштайн
Обратно в Кёнигсберг мы вернулись только под утро. Кижу с Диего я велел отнести перемётные сумки с книгами в снятые комнаты, а сам вместе с Таней направился завтракать.
— Дмитрий Иванович, — приказал я после, — отправляйся в Альбертину и поговори с ректором. Мол, князь Урусов желает поспособствовать возвращению украденных книг. И университет мог бы в благодарность прислать ему копию двадцатитомника.
— Сделаю, Константин Платонович. Может, ещё договориться, чтобы они вас почётным профессором сделали?
— Зачем? — я пожал плечами. — Мне званий и без этого хватает.
После бессонной ночи я прилёг вздремнуть на пару часов, а когда проснулся, застал Таню, сидящую над книгами.
— Костя, почему ты не рассказывал про Флорентийскую Печать?
— Эээ… Покажи, где ты её нашла.
Она перелистнула несколько страниц назад и пальцем постучала по рисунку.
— Дай-ка посмотрю, — я пробежался глазами по абзацам описания и вздохнул. — Точно, есть такая.
— Ты забыл про неё?
— Ага, — я кивнул. — У меня же не энциклопедия в голове, все редкие фигуры невозможно помнить.
— Нам обязательно нужны эти книги, — решительно заявила Таня. — Если ректор откажется делать копию, сами наймём переписчиков, а потом вернём оригинал в библиотеку.
Я неопределённо покачал головой. Задерживаться в Кёнигсберге было не с руки: Хозяйка однозначно потребует быстрее ехать в Рим. Да и заняться в городе просто нечем, кроме как играть в карты с офицерами гарнизона да кутить ночи напролёт. В принципе, можно оставить здесь Кижа, чтобы он проследил за снятием копии, а потом догнал нас.
Ситуация разрешилась самым неожиданным образом. Киж вернулся из Альбертины в полном недоумении и доложил:
— Не будет вам копии, Константин Платонович. Ректор заявил, что никто из библиотеки ничего не крал, потому и вашего участия не требуется. Чуть ли не мошенником меня выставил!
— Надо самому ехать и поговорить с ним.
Киж покачал головой.
— У вас тоже ничего не выйдет, Константин Платонович. Зашёл я в библиотеку, а там все витрины целые, и книги лежат на месте, будто ничего и не было.
— Та-а-ак. Ну-ка, Дмитрий Иванович, поехали туда, я сам посмотреть должен.
Двадцатитомник и правда вернулся под стекло и лежал там как ни в чём не бывало. Даже на мой дилетантский взгляд было видно, что это копия — сделанная не так давно, на свежей бумаге с яркими чернилами. Интересно выходит: официально копии не снимают и не продают, но дубликат всё же нашёлся. Наверняка в этом замешан главный библиотекарь, устроивший себе из этого кормушку. Но проводить дознание и выводить жуликов на чистую воду не было ни времени, ни желания. Я вернулся в гостиницу и объявил:
— Раз их устраивает копия, то мы оставим оригинал себе. Дмитрий Иванович, найди, с кем можно переправить книги в Злобино.
На следующий день энциклопедия деланной магии отправилась моим «деланным инженерам», а мы поехали в прямо противоположную сторону.
Тук-тук-тук. В окно настойчиво постучали. Нежданному визитёру было плевать, что гостиничный номер расположен на третьем этаже, а на дворе стоит третий час ночи. Тук-тук-тук! Гость не собирался сдаваться и продолжал проситься внутрь.
Разбуженный таким наглым способом, я соскочил с кровати и, чертыхаясь, подошёл к окну. Опасности, как и живого существа, там не чувствовалось, но в ладони у меня тлел огненный всполох, готовый сорваться в любую минуту.
Я отдёрнул тяжёлую штору, и на меня через стекло уставилась нахохлившаяся ворона. Раза в два крупнее, чем обычная птица, да к тому же ещё и мёртвая.
— Кар-р-р-р!
Она нетерпеливо стукнула клювом по стеклу и подмигнула багрово-красным глазом. Кажется, я догадываюсь, чья это птичка заглянула в гости.
— Добрая ночка, Глеб Андреевич, — я распахнул окно.
— Добр-р-рая, — голосом Джурьеффа ответила птица, вскакивая на подоконник. — Р-р-рад видеть в добр-р-р-ром здр-р-равии, Константин Платонович.
Ворона изобразила поклон и шаркнула лапой.
— Пр-р-ростите, что р-разбудил вас в столь неур-рочный час. Но я обязан пр-ригласить вас ко мне в замок.
— Вынужден отказаться, Глеб Андреевич. У меня не развлекательная поездка, а скорее наоборот, и времени на частные визиты нет. Я планировал ехать через Вену, а ваш замок совсем не по пути. Быть может, на обратном пути смогу навестить вас.